Балахон сокрыл лицо мое,
Его не видно для сторонних глаз.
Уши не открыты для чужих,
Страстных и порочных тленных фраз.
Чувственную радость позабыв,
Возношусь умом я к небесам.
И, отрекшись от мирских утех,
Я внимаю Божьим словесам.
В храме Божием я ночи провожу,
Знаю, что для веры нет преград.
И в душе молитвы возношу
За любимых много лет назад.
В своей келии лампаду затеплю,
Погружусь в молитвенный экстаз,
Но покоя не доставит мне
Вопль к небу воспаленных глаз.
Мир стал чужд мне много лет назад,
Я не радуюсь житейской суете.
Фолианты пыльные листать
Доставляет наслажденье мне.
В сферы недоступные вникать,
В науках древних разум изощря,
Тайны мирозданья познавать
Я стремлюсь, запреты обойдя.
Шел из храма поздно я к себе
И тебя случайно повстречал.
На твои прекрасные глаза
Глаз моих уставших взгляд упал.
Огненные волосы твои
В завитках манящих заплелись...
Запах ощутить их... Но, увы!
У меня совсем другая жизнь...
Думал, что забуду о тебе,
Да не тут-то было!.. И опять
В том же переулке поутру
Выпало тебя мне повстречать.
Жизни ход размеренный исчез
После этой встречи роковой.
За собою стал я замечать,
Что хочу поближе быть с тобой...
Взять твою красивую ладонь,
Ощутить тепло твоей руки,
Золотые волосы ласкать,
И смотреть в глаза твоей души.
Не в силах наважденье побороть,
Стал тебя я чаще замечать
В том же переулочке глухом,
Где смог тебя впервые повстречать.
Прошло немного времени, и вот
Какое наблюденье сделал я:
Ты стала чаще в церковь заходить
И смотреть украдкой на меня.
Первым я решил заговорить,
Взгляд твой был красноречивей слов,
И с того момента понял я,
Что меж нами пролегла Любовь...
Но тебя коснуться я не смел
И обеты продолжал хранить...
И к тому же, преступив предел,
Я тебе мог сильно навредить.
Полгода таким образом прошло,
И мне уже казалось, что милей
Никого на свете нет тебя,
Ближе и прекрасней, и родней.
Утро осветило город наш,
Но спокойствия, увы, не принесло -
Реки возбужденных горожан
К площади по улицам несло.
Слившись по пути с одной из них,
Я услышал новость для меня.
Говорили, что костер готов,
И прекрасна жертва для огня.
Инквизиции пожар давно горит:
Ежедневно новые огни
Вспыхивают снова тут и там,
Чтобы души к небу вознести.
Черный люд идет густой толпой
Упоиться видами суда,
Ведь ему не нужно ничего
Кроме хлеба, зрелищ... и блуда.
Чуждо мне желание сжигать,
Предавая пламени тела,
Говоря, что так освобождать
Нужно дух от вечного огня.
Но поток кровавый не унять,
Ведь охоту объявил на ведьм
Тот, кто на апостольский престол
В Вечном городе дерзнул воссесть.
На центральной площади слились
Все ручьи клокочущей толпы.
И, - о, ужас! - на вязанках дров
Привязанной к столбу стояла ты!
Я в отчаяньи стал раздвигать толпу,
Но народ, почуяв кровь, не пропускал.
Палач сквозь прорези пустых глазниц
Смотрел на жертву и приказа ждал.
Твой взгляд был и спокоен, и суров,
Весь облик твой светился чистотой.
Но инквизитор был невозмутим,
Читая приговор перед толпой.
И я взмолился весь: "О, Боже мой!
Неуж-то ей погибнуть суждено
От рук бездушных папских псов,
И нам встречаться боле не дано?"
Твой взгляд нашел меня, и я хотел,
Прорвавшись сквозь толпу, сказать тебе,
Что я готов взойти на эшафот
И принять очищение в огне.
Но вот взмахнул платок в руке судьи,
И пламя руки к небу вознесло.
А я, как завороженный стоял,
Всё вторя имя милое твое.