На глаза повязку черную, за руки ведут из горницы.
Эх, вы, души окаянные, ну чего ж так беспокоится?
Я и сам шагать умею-то, сапоги блестят с подковами,
а мне жарко дышат в шею и в затылок бестолково,
тычут толи сталь нагана, толи рукоять обреза....
Что ж творится-то на свете ? Мне ж обратно не воскреснуть-
я ж не бог, не сын евойный, мне ж житье дано одно!!!!!
Бесполезно … А конвойный постучался вдруг в окно.
Слышу, просит у мамаши толи спирту, толи водки.
-За здоровье пить не будем,- отвечает, больно, горько,-
А за у покой души-то надо выпить- как годится!
Я стою, дышать не смею, знать настал мой час простится
с этим домом, со станицей, с милой Глашкой Воронцовой.
Сердце начало тут биться слишком быстро- на крыльцо
повалился я, немели руки, ноги. Вот беда!
Что случилось? В чем тут дело? Не был трусом никогда!
Я подняться попытался, конвоиру говорю:-
"Подсобика, слышишь, братец, на ногах я не стою.
Коль, расстреливать собрались- не позорьте при народе,
у нас мирное село-то и расстрелы тут не в моде..."
По плечу меня похлопав и убрав повязгу с глаз,
Конвоиры отвечают: - "Пошутили в этот раз.
Мы брательники у Глашки – ты с сестрицей не штукуй,
Коль сказал вчера женится, так изволь и не балуй!".
Я и обмер, вот так диво, не бывало раньше так,
Чтоб сперва стрелять хотели, а потом в законный брак...
Рассмеялся я и обнял крепко крепко двух сватов,
И распили литру водки, как положено, потом.
23.10.2007