Мамочка!
С тобой мой первый разговор.
О тебе, Родимая, отдельный сказ. Как ты там одна, без родимого тополька неугомонного? Мыслями мы, дети твои, с тобой, живём тобой и любим тебя! Прости, что пока не одарили тебя всем тем, что желала ты| в жизни нам. Слепые мы ещё котята: тыкаемся по жизни, бежим на красивое, сладкое, зовущее пустыми красочными картинками, не понимая, что за ними нет ничего, кроме временного удовлетворения. Только теперь я понимаю, как Вы, мамочка моя, добры к нам, если до сих пор сумели сохранить в чистоте и таинстве плотское зачатие наше, и повседневно мыслями своими чистыми открываете нам Любовь свою с папой.
Не сидел, увы, я с вами вместе с моими ребятами и с женушкой любимой за одним новогодним столом, встречая новый век, ибо у братишки Вы моего гостили. Спасибо Вам, мама, что поддержали Вы его лаской своей и любовью. Трудно ему, хоть и хорохорится.
|Привет тебе, брат ты мой Николенька. Дорог ты мне таким, какой ты есть, ершистый и неугомонный по жизни. И будет у тебя Счастье, так она желала, твоя Любимая, Олюшка ненаглядная! Всю свою Любовь она отдала тебе, братишка, и сгорела вся, без остатка. Но осталась в наших Душах Светлым Лучиком, Красавицей Северной, и с мыслями о ней нам жить легче. И ещё. Прими, мой брат, слова некролога, ей посвященного, любя!
Оленьке посвящается!
Мне не передать печаль словами -
Душа твоя ведь не со мной;
Ушла от нас в небес ли дали,
Обретя блаженство и покой.
Дней суетных, порою бестолковых,
Для тебя исчезла суета.
Впечатлений там, на небе, новых
Познает трепетно душа.
Мы знаем: тело в этом мире бренно.
Придёт пора - и на покой,
Лишь только было бы не ленно
В мирских трудах, в согласии с душой.
Короток ль век, лам отведённый, -
То ведомо Судьбе и Богу, он в тебе
Частицей мыслей сокровенных
Являлся мысленно ль тебе.
А может, в видении ли явном,
Сказал, сколь жить осталось на Земле,|
Когда в осознании ты явном
Нам посвящала о Судьбе.
Где смешком, а где серьёзно
Ты всем поведала друзьям?
Теперь понятно, что не ложно, -
Судьба шагала по пятам.
Ты нас прости, что чтим в печали.
Ведь в жизни тленной нет тебя.
Ушла Душа в небес ли дали –
Ты вроде здесь, и нет тебя.
Там, наверно, тихий праздник,
А здесь, увы, печаль в друзьях.
Стоим грустим, и нам в праздник
Последний путь твой, а в глазах
Слезы ль боли набежали,
Немой ли к Боженьке вопрос:
«Вот так внезапно и забрали!
Что за неведомый покос!?»
1 июля 1999 г
Ещё раз спасибо, Мама. Счастья Вам, Любви нашей и людской, чтоб при встрече с Вами кланялись они вам, простые люди русские, в благо-дарность, что сумели в нелегкую годину сохранить в нас, Ваших детях, Душу и Любовь. Ибо взращенное Вами от души и с мыслями о нас лечит лучше всех лекарств импортных, заморских и технологий изуверских.
Ну кто так добро и ласково позовёт меня:
«Димка! Иди чай пить! Я самовар-то уже поставила! Отдохни чуток! Попей, родимый, с устатку!».
Кто так незлобиво и любя отругает меня за грехи мои жизненные, да так, что на душе легче становится. Вам, моя милая Мама, стихи мои. Извините, что мало пока.
Маме
Здравствуйте, милая мама!
Скоро уже Рождество.
Под Вашим окном на дорожках
Снега ужель намело?
А может, на улице слякоть,
И пёс не выходит на двор,
Грызя от ярости лапоть,
Сохранившийся с давних пор.
Но Вам нипочем непогода,
В доме сегодня тепло.
Гостей ожидается много,
Жаль только — мне не дано.
Не дано пораньше проснуться,
Помочь сгоношить самовар,
С утра в суету окунуться,
Прикупить в магазине «товар».
А попутно, в цветочной ли лавке,
Ты поверь, присмотрел уж давно,
В весёлой базарной давке
Отхватить хризантем ведро.
А в придачу платок оренбургский,
А может, роскошную шаль,
Да ту, где горели б все краски,
Теплом обдавая, но жаль.
Жаль, что есть расстояния,
От Вологды всё ж далеко,,
К щеке родимой прижаться
Сквозь него совсем не легко.
Не легко прошептать: «Здравствуй, мама!
Ты выглядишь хорошо!
В день рождения от сердца желаю,
Чтоб было всё у тебя хорошо!»
1 декабря 1999 г
Маме
Здравствуй вечно, мама. Но как Вы далеки!
Прощальным взмахом рук застыли у реки.
Чуть слышно меж камней колышется вода.
Свинцовей, холодней, становится она.
Вот так бегут года,
и осень холодна,
Весной вода хмельна,
под осень тяжела.
Где юности пора?
Ведь была ты молода.
Прошли, как сон, года,
а для меня ты молода.
Я помню ласку, мама, и нежные слова,
Когда болезнь ломала, и жар не отпускал,
А ты меж нас металась, встревожено, моля.
За всё, что можно, бралась, чтоб ушла беда.
4 марта 1999
Письмо маме
Как давно я не писал Вам, мама!
В строках письма по душам не говорил.
Мысль о Вас — незаживающая рана:
«Живой, здоровой будь!» — иконке говорил.
Ведь Вы же на руках меня носили.
Как Мать Мария — Христа, всё берегли.
Вы грудью, молоком своим кормили
И Заступницу молили, чтоб беды обошли.
Хоть рос я, порою дерзкий и упрямый,
Большей частью вдалеке от Вас —
Все ж сохранил тот чудный запах пряный,
Что в час кормления исходил от Вас.
Я помню Ваше милое ворчанье,
Когда случайно что-то делал невпопад
И исчезало детства милого отчаянье
От ласки рук — ведь всё пошло на лад.
Пускай Вы многому по жизни не учили,
Все ж большей частью был вдалеке от Вас,
Меня по-своему как первенца любили,
И луч Любви той исходил от Вас.
Он светом был в час тягостных раздумий,
В разлуку, поверь мне, согревал;
А если наступало время горя и безумий —
На встречу с Вами непременно звал.
И я летел к Вам, пусть не птицей, а обычно —
В том Бог свидетель и вокзальный гвалт.
Гудок прощальный раздавался зычно,
Когда от перрона отходил состав.
За окном вагона знакомо проползли
Строений питерских стройные кварталы.
«Ход набирай, состав, черепахой не ползи!
Вези быстрее к ней, разменивая вёрсты!»
20 октября — 30 ноября 1999