Город кашлял птицами в ажурную
Корзину неба, всю в радиоволнах
Эйфелева башня старалась перекричать
Сорок веков тишины
Что так уютно пьют чай
За круглыми столами моих зрачков
Тысячи маленьких шестёрок треф
На червовые тузы баррикад
Река-кокетка стыдливо краснела
От пролитой крови
А может быть
Красной краски
Узким гортаням улиц
Захлебнувшимся бешеным вином
Не выговорить свистящими пулями
*******************************
Шут-ветер
Сидит на вершине
Tour Eiffel
Спрыгивает с клёнов
Хватает за руку лист
Нежными и холодными пальцами
Подбирает газету, в которой
Писали о чём-то,
Но я не знаю, о чём...
Головы клали
На трепещущие
Деревянные колени
Самой нежной девушки -
Гильотины
Под ласку лезвий
И все они падали в небо
Видишь?
У ребёнка вместо воздушных шариков
Головы Верлена и Рембо
И картечью моих стихов
Свинцовой метлой моего языка
Как расскажу о полёте
Листка в объятиях ветра?
Общий язык
Находят только влюблённые
Да и то
В довольно-таки тесном, закрытом мире
Ротовых полостей, из которых
Так хорошо кашлять птицами, которые
Напоминают по форме самолёт, который
На крыле приносит зарю
Самолёт рождается маленькой
Металлической и трещащей птицей
Долго растёт - великий затворник
(Муэдзины уходят в небо)
И по ангарам
Бегает эхо - вертлявый шут
От стены к стене
Самолёт - мечта о легчайшем полёте
Весом в сотни тонн
Тот же лист
В холодной ласке
Сильных пальцев ветра
Самолёт взмолился
Отрубите руки пилоту
Я не выдержу
Этой ласки больше
Я слишком долго
Был в стратосфере
И отморозил своё
Простое, но чуткое сердце
Шут в темноте
Свет выключили
Одень перчатки цвета Парижской ночи
Фехтуй с тысячерукой мглой
Будь честен с собой, mon ami,
Зрители вышли из залы
Их никогда не было
Будь честен с собой, mon ami,
у ночи нет ни рук, ни рапир...
Кто же выпьет вино моих глаз...
Насадите меня, как бабочку,
На Tour Eiffel...