Уходя тропою, хворост собирать,
Печку натопить, чтоб тепло отдать,
Наказала; строго, строго дочке мать,
Ни кому дверей окромя ее не отворять.
Затворила дверь, в лес густой ушла,
Холодит мороз, режет льдом глаза,
Темнотою стеллит, вечереет ночь,
Тихо в доме дремлет, засыпает дочь.
Только вдруг шаги, снега слышен хруст,
Шевельнулся за окном, неподвижный куст,
Стук в дверях звучит, шепчет голос, как плеть,
Отвори замок скорей, не дай околеть,
Нет, я не могу - отвечала дочь,
Запретила мать пускать чужих мне в дом,
Я ведь не чужой, я из леса сам,
Просто холод заставил постучаться к вам,
Я тот серый волк, которого ты видела летом,
Я замерз, отвари, и закончим на этом!
Не могу, подожди, скоро будет мать,
И она решит, можно ли тебя пускать,
Я не в силе ждать, я не чувствую лап,
Отвари, не бойся, мы найдем с тобой лад,
Ладно, жалко мне тебя, отварился засов,
Я впускаю тебя,
Лишь обмолвилась дочь, серый волк вбежал,
Но тот лютый мороз, на зубах не скрежетал,
Ухватил звериной пастью тело малого дитя,
И рысцою в лес подался, волосами шелестя.
Долго детский плачь, звучал, чем дальше в лес,
Волк удалялся, тем меньше, плавно угасал.
Что-то мелькнуло в материнском сердце,
Дорогой долгою, назад пришла,
Глядит, открыты настежь двери,
Потухла печь, и нету дочери следа,
Кромешный холод, только ветер свищет,
Ослушалась, себя не сберегла,
Тихонько побросала хворост,
Присела медленно, у краюшка стола,
Слезами разразилась вскоре,
И обращались слезы, те во льда.
Причитала мать, горько плакала,
Ой, дитя мое, неразумное,
Где же ты сейчас, несмышленое,
Кто тебе будет песни петь,
Сказки старые, перед сном читать,
Пеленать тебя, в золота шелка,
Слезы, вытирая, приговаривала,
Ох, зачем же ты, меня ослушалась,
И пустила в дом, горюшко свое.
Говорила ведь, правду чуяла,
Ох, зачем же ты меня осушалась,
Унесли тебя, ветры зимние,
В жертву взять свою, в снега бескрайние,
Что бы стала ты, холодной дочерью,
Для Мораны стала вечно подданной,
Чтобы править всегда злобным холодом,
И весной не греть рощи розовые.
Так будьте же вы прокляты, слуги серые,
Звери, сбившиеся с пути верного,
Говорила она все понимающе,
Не вернуть назад, родну доченьку.
И ушла она, ночью каменной,
В страшный холод, полураздетая,
Может смерть моя станет-станется,
Искуплением для моей доченьки.