Я взяла на себя смелость разместить на сайте рассказы Игоря Сутягина, отбывающего 15-летний срок заключения в колонии г. Архангельска по ложному обвинению в шпионаже. Ранее эти рассказы были опубликованы на сайтах: http://ej.ru - 29 октября 2007 года и http://politzeki.mypeople.ru - 31 октября 2007 года.
Рассказы Игоря Сутягина совершенно не нуждаются в снисхождении по поводу того, что их автор находится в тяжелых, чтобы не сказать хуже, условиях, но вы, помимо рецензий, можете оставить для него и его родных слова ободрения и поддержки.
Об Игоре Сутягине можно прочитать, в частности, здесь: http://sutyagin.ru/igor.html
а письмо его родным написать здесь: http://sutyagin.ru/qa.html#add
Родителей Игоря Сутягина зовут Светлана Ефимовна и Вячеслав Андреевич.
Нина Романова
------------------------------
Удмуртская колибри
Говорят, что в жизни человека через каждые семь лет могут повторяться – пусть только отдельными кусочками или в чуть измененном виде – когда-то уже случавшиеся места и события. Конечно, серьёзные, солидные люди рассуждают о подобных, с позволения сказать «Гипотезах» - покровительственно-скептически и недоверчиво. Но знаете, жизнь, эта великая выдумщица, относится к нашему скептическому неверию в чудо и неподвластные нам законы с великолепной ироничной невнимательностью – и подбрасывает порой – то изредка, а то и щедрой россыпью – такие штуки (или – шутки?), что хочешь – не хочешь, а рассмеёшься над собой – и станешь по-детски непосредственно, с широко распахнутыми навстречу миру глазами верить в бесхитростные чудеса каждого дня. Мне, к примеру, жизнь такую шутку – подбросила. Дело в том, что жаркие, на мой взгляд среднерусского жителя так просто расплавляюще-жаркие июль и август 91-го года я провёл в Северной Калифорнии, в Силиконовой долине, лежащей километрах в тридцати от городской границы Сан-Франциско. А жаркие июль и август 2005-го я проводил в Южной Удмуртии, на Старцевой горе в Сарапуле, стоящем километрах в тридцати от границы с Татарией. И вот при всей несхожести двух этих стран и земель через дважды по семь лет Калифорния вопреки здравому смыслу и назло моему скептицизму и правда повторилась, каким-то непостижимым образом просочившись в Удмуртию необъяснимо, но совершенно неоспоримо узнаваемыми своими признаками.
То в жарко-душный полдень, когда плавятся даже мысли и кажется, что солнце твердо решило испечь на асфальтовой сковороде нашей «зоны» жаркое из неба и пространства, с бескрайнего леса за Камой вдруг прилетает густой разогретый хвойный запах. И хотя абсолютно ясно, что там, за рекой, вперемешку с липами стоят только ели и пихты, но запах этот безошибочно такой же, как за четырнадцать лет до того в затопленной солнцем душно-горячей эвкалиптовой роще в Стэнфорде, где среди будто до белой пыли гладко ошкуренных высоченных светлых стволов по голой бестравной жёлто-серой земле шныряли между своими земляными норками серо-жёлтые калифорнийские белки-сквиреллы. Что за чудо – в Удмуртии пахнет эвкалиптами!
Вот совершенно по-калифорнийски Удмуртия, с утра безоблачная, к середине жаркого дня накопила влаги на серьёзную, солидную тучу, разложила её чёрно-синим жёлобом через полнеба, дала чуть отстояться, чтобы вода собралась к одному краю – да и вылила её после обеда себе на плечи одним недолгим, мощным ливнем, густым и тёмным, как еловый лес. А вот, застыв в который раз перед спокойно-дружелюбным величием безмерно высокого удмуртского неба, я вдруг потом, вдогонку вспоминаю, что и в Калифорнии жил в городке, не случайно, наверное, названном Пало-Альто, Palo Alto, «высокое небо» по-испански.
Как-то в Калифорнии мне удалось очень близко рассмотреть колибри. Она была очень занята, доставая своим длинным, как у цапли (в масштабе, конечно!) клювиком нектар из какого-то похожего на граммофонную трубу экзотического цветка, и этой калифорнийской красотке решительно не было дела до того, что в двух шагах стоит и ошалело-восхищённо пялится на неё какой-то там русский. Маленькое (размером поменьше даже удмуртского шершня, каких-нибудь два с половиной - три сантиметра) овальное тельце, тонюсенький длинный чуть изогнутый клюв – и тонкий, прямой, как линеечка хвост раза в два длиннее тельца. Как маленький вертолетик, она неподвижно висела в воздухе, трепеща двухсантиметровыми крылышками, тельце и хвост вертикально вниз, клювик почти горизонтально, чуть книзу, и в цветке – и главное впечатление именно это: овальное тельце и длиннее его, в три вытянутых тонких пера хвост линеечкой.
Колибри в Калифорнии много. Не так, конечно, много, как воробьёв в Обнинске или Малоярославце, а как… - ну, скажем, как сорок в Удмуртии. Это у нас в Подмосковье считается, что сорока – птица осторожная, потаённо–лесная. В Прикамье сороки запросто и во множестве летают по удмуртским городам – и первой же птицей, которую я после долгого периода глухо зарешёченных окон московских камер увидел в Ижевске, был не воробей или голубь, а как раз преспокойно сидящая на заборе в середине города сорока.
А сегодня утром смотрел я по своему обыкновению с высокой Старцевой горы на Каму, на лес за Камой на небо над ней… и вдруг промелькнула озорная мысль: а ведь есть что-то, что прямо роднит Удмуртию и Калифорнию! Это не только то, что и тут, и там делают новейшие баллистические ракеты: там – «Трайденты» в Санниуэйле, здесь в Воткинске – «Тополя». Но общее ещё и в том, что и там, и тут живут схожие птицы. Колибри. Там – маленькая цветная птичка, а здесь - сорока. Вы взгляните на неё в полете, поднявшись вровень с ней (у меня с горы – получилось): то же овальное чуть вытянутое тело, тот же хвост раза в два длиннее тела, тот же проскальзывающий в общих чертах, неуловимо-узнаваемый характерный силуэт колибри! Сорока – удмуртская колибри! Но так как делают все в России поосновательнее, чего мельчить – то и вышла она чуть покрупнее заморской птички. Да и нос свой нечего куда попало совать – вот и его тоже укоротили. На расцветку – не надо нам бестолковой этой пестроты! - пустили только две краски: чёрную и белую. Простенько, но зато строго и с достоинством. И теперь я частенько любуюсь утром, как высоко над Камой, а со мной, стоящим на крутой горе, вровень со взглядом, проплывает в небе, летит куда-то по делам, несёт за собой длинный вытянутый в линеечку хвост, удмуртская колибри –чёрно-белая наша российская сорока.
Вот такой вот щедрый подарок сделали мне выдумщица-жизнь и Удмуртия. Теперь сорока станет для меня тем же, чем была одинокая звёздочка над пустыней для одного французского летчика. Увидев или даже только вспомнив сорочий полет, я сразу же вспомню Каму, лес за Камой, Удмуртию... Мою, нашу Россию. А значит, как бы ни старались равнодушные холодноглазые люди, у них не получится отгородить от меня колючей проволокой Родину. Не получится, потому что это почти так же невозможно, как отобрать у меня сороку и превратить удмуртскую колибри – в колибри калифорнийскую.