День выдался на диво ясным.
Деревьям руки вверх подняв,
Дружище-ветер бликов красных
На листья нежно набросал.
Вставать с постели не хотелось,
Хотелось сладко в ней тонуть,
Мечтать о завтраке несмело,
Ну и об ужине—чуть-чуть.
И рисовать в воображеньи—
То бутерброд, то колбасу…
То чашку супа, то варенье…
А то—пикник в большом в лесу,
Укрытом осени туманом
И запакованном в печаль…
Так было сладко утром ранним
Мечту набросить как вуаль…
Но время шло—я встал с постели
И вышел в бархатном пальто…
Рассвет светился еле-еле…
Навстречу кот мне—моветон:
Нешесанный, блохастый, винный,
В немодных брюках—стыд сказать—
Что оставалось мне—в судьбине
Его участие принять.
Ведь я болею красотою,
Как кто-то корью или свинкой!
И я от Евсика не скрою—
Кота я превратил в картинку.
Прошлись мы с ним по магазинам
И бутикам—сплошь ультрамодным.
Я—с миссией своей незримой—
Развить чтоб вкус в коте народном.
А кот—без миссии—с блохами,
Ну и с желанием покушать.
Ах! Эти низшие созданья—
Ах! Эти низменные души!
Не вспомнят Пушкина ни строчки!
И лица называют рожей…
А мог бы ведь сказать он кошке:
Я вас любил… Любовь быть может…
Так нет—одно на ум—напиться
Пришло: коты—народец темный.
Весь день жилеткой—был я… Литься
Кошачьи слезы лавой томной
Не прекращали… В ресторане
Он изливал весь день мне душу
Мечтал тайком я о диване,
Млекопитающее слущал
Сие… Потом в пустынном сквере
Он мне твердил о судьбах кошек
Ночь напролет… К утру я верил:
Он из народа—но хороший.