Дочь Дракона.
I.
Странник.
- Я плыл по озерам, чьи бездонные черные пасти заволокла бледная пелена туманов, я видел серые холодные леса, над которыми с криком тоски парили совы с глазами-лунами, я жил в ущельях гор, чьи жемчужные пики укутаны кружевами легких облаков, я полз по желтому бархату дюн и смотрел на безжалостное медноокое солнце пустыни. Я- странник, я устал, мои одежды стары и изорваны, а посох увенчан неувядающим египетским лотосом. Что я могу сделать для тебя?
Юный поэт кротко взглянул на старца и сказал:
- О великий и видевший многое, мудрейший из смертных! Лишь одна просьба будет у меня. Прошу, скажи, в каком краю живет та, что зовется Дочерью Дракона?
Странник нахмурился и сурово ответил:
- Зачем она тебе, неразумный! Зачем ты хочешь видеть ту, что прокляли боги! Отвечай!
Юноша побледнел и, дрожа, прошептал:
- Я всего лишь поэт… Однажды в тихую летнюю ночь она видением предстала предо мной. Я сидел у себя в комнате и дописывал свою поэму, но мне никак не удавался ее конец. И вдруг чья-то легкая тень мелькнула по стенам моего бедного жилища. Я поднял глаза и увидел чудо! Предо мной стояла высокая стройная дева, чье лицо и тело были закрыты пурпурной газовой тканью. Я не мог разглядеть ее черт, но глаза девы горели огненным неземным пламенем. Они и приказали мне найти ту, что зовется Дочерью Дракона. И вот с той поры, бросив все и расставшись с родными и друзьями, я брожу по свету в поисках людей, которые смогли бы указать мне путь к той, что сияющим взглядом своих пламенных глаз сожгла мое сердце и душу! Прошу, укажи мне путь! Прошу…
Рыдая, он опустился на колени. Тяжело вздохнув, странник положил руку на белокурые волосы юноши и сказал:
- Хорошо, я проведу тебя к Дочери Дракона, но обещай мне одно: чтобы ни случилось, какие бы соблазны и опасности не подстерегали тебя, не принимай от нее никакого дара. Запомни это!
Юноша радостно закивал головой и в порыве благодарности припал губами к руке странника, но тот отдернул руку и пробормотал:
- Я веду тебя на гибель, не думаю, что заслужил поцелуя.
И, резко отвернувшись, он пошел в свою хижину, а полный надежд юноша, подпрыгивая и блаженно улыбаясь, направился вслед за ним.
Войдя в обтянутую коричневой кожей дверь, юный поэт оказался в небольшой комнате, в которой не было ничего, кроме подстилки из несвежей соломы и старого, покрытого копотью камина.
Странник подошел к камину, достал из складок своего ветхого плаща небольшой черный мешочек и, вынув из него щепоть искрящейся фиолетовой земли, бросил ее в камин. И в тот же миг его темные кирпичные стены озарили ало-рыжие всполохи пламени.
Странник повернулся к юноше и, с минуту о чем-то подумав, подошел к нему.
- Тебе не стоит видеть моих приготовлений,- сказал старец и, достав все из того же мешочка золотой перстень с кроваво-красным карбункулом посередине, прикоснулся им к бледному лбу юного поэта. Тот, широко раскрыв глаза и негромко вскрикнув, без чувств упал на пол, а странник, взяв его на руки, осторожно перенес на соломенную лежанку.
Очнувшись, юноша увидел перед собой сидящего на корточках старца. Он держал в руках простую глиняную чашу с мутноватой зеленой жидкостью на дне.
- Ты готов к путешествию?- спросил странник, и юный поэт утвердительно кивнул.
- Тогда выпей этот напиток, и он отнесет тебя к той, чьи огненные глаза сожгли твои сердце и душу.
С этими словами странник протянул юноше чашу, и тот, не долго думая, одним большим глотком осушил ее.
II.
Дочь Дракона.
Открыв глаза, юноша огляделся: он лежал на каменистом берегу, а рядом с ним, весело сверкая радужными бликами на солнце, бежала небольшая горная речушка. Встав, юный поэт, ловко прыгая с камня на камень, пересек ее и оказался у подножья скалистого грота, поросшего серым мхом и вереском. Повинуясь странному манящему зову внутри себя, юноша вошел в грот и, скользя по гладким сырым камням и цепляясь за покрытые слизью стены, стал спускаться вниз. Юный поэт не знал, сколь долгим был его спуск средь непроглядной тьмы вглубь сумрачной скалы, но только, когда в его сердце стал подкрадываться страх, а из израненных рук засочилась кровь, впереди неожиданно забрезжил свет.
Радостно вскрикнув, юноша поспешил навстречу спасительному лучу и вскоре оказался у выхода. Выбравшись на поверхность, юный поэт изумленно огляделся вокруг. Перед ним расстилалась небольшая поляна, со всех сторон укрытая строем могучих деревьев, чьи сплетенные ветви образовывали глухую непроходимую стену. Стояла ясная теплая ночь. Под неверным светом опаловой полной луны мягко серебрилась трава, и чудные белые цветы раскрывали свои бутоны, завороженные манящим сиянием колдовского светила. Юный поэт приблизился к одному из них и увидел, что в центре цветка пламенеет огненно-красный венчик, а лепестки окроплены, словно кровью, пурпурно-алыми каплями. Нагнувшись к нему, юноша почувствовал тонкий, чуть уловимый аромат, исходивший от цветка. Этот аромат не походил ни на что, слышимое поэтом, он сковывал движения и, дурманя, окутывал душу сетью нежнейших полуснов, что, гранича с явью, словно бесчисленные крылья среброликих фей, трепетали на границе сознания, заставляя погружаться в их сладкий, пропитанный терпкими запахами роз и орхидей розово-желтый омут…
Чье-то легкое прикосновение заставило юношу очнуться. Обернувшись, юный поэт застыл, пораженный. Перед ним стояла она, прекрасная огненноглазая Дочь Дракона. Одетая только в полупрозрачную, алую юбку, закрепленную на бедрах широким, усыпанным красными агатами поясом из мягкой матовой кожи, она походила на сияющую богиню древности. Ее тонкий стан и полная округлая грудь были обнажены и казались сотканными из тысячи жемчужных нитей. Нежную шею девушки обвивало тяжелое нефритовое ожерелье, в центре которого красовался загадочный прозрачный камень, излучающий слабое зеленоватое свечение. Руки ее были обвиты золотыми браслетами в форме переплетающихся змей, а в иссиня-черных кудрях красовались пурпурные бутоны роз.
Юноша долго не осмеливался взглянуть ей в лицо. Словно какая-то невидимая сила, охраняющая его, останавливала юного поэта, но искушение было слишком большим. Юноша поднял глаза выше и взглянул в обрамленное гиацинтовыми локонами лицо девы. Бледное, с чувственным алым ртом и огромными глазами небывало-яркого огненно-золотистого цвета, оно заставило юношу забыть обо всем: и о своей прошлой жизни, и о своих творениях, и о предостережениях странника.
- Здравствуй, мой юный незнакомец,- промолвила Дочь Дракона, и голос ее был подобен трели хрустальных вод чистых горных ручьев. Коснувшись его щеки своей нежной холодной рукой, дева продолжала:
-Ты так бледен, ты боишься меня? Не бойся, я не причиню тебе зла. Ты пришел сюда, томимый мечтой, и я подарю тебе ее. Отринь печаль, взгляни вглубь моих глаз, и ты увидишь прекрасный мир моего отца. Его золотистая чешуя горит, словно тысячи утренних солнц, а в глазах его- прозрачный нефритовый блеск. По вечерам он приходит сюда и рассказывает о том, что видел за свою бесконечно долгую жизнь. И речи его слаще меда, и голос его, как шелест травы, как пение птиц, как шум изумрудной волны! Останься же здесь, и мой отец откроет пред тобой врата мудрости, о которой грезили величайшие из смертных.
Замолчав, Дочь Дракона вплотную приблизилась к юноше и, обхватив руками его шею, прижалась жаркими губами к его щеке и зашептала:
- И я буду твоей! Я околдую тебя поцелуями, я буду танцевать для тебя, пронзаемая пурпуром закатных лучей, я подарю тебе мой мир и дам новое имя: Сапфир. Ибо глаза твои светлы и прозрачны, как этот камень, и в них я вижу чистоту и нетронутость невинного сердца…
С этими словами Дочь Дракона поцеловала юного поэта своим обжигающе- сладостным ртом, и долгим был поцелуй, и сомнения покинули сердце юноши. И, поняв это, дева отстранилась и сказала:
- В знак своей любви я подарю тебе этот камень.
С этими словами Дочь Дракона сняла со своей шеи нефритовое ожерелье и, пронзая юношу своим огненным взглядом, надела его ему на шею.
- А теперь я должна уйти,- промолвила она и исчезла в лунном благоуханном воздухе.
III.
Превращение.
Юный поэт остался один средь неверных теней полнолунной ночи. Околдованный красотой Дочери Дракона, он не заметил, как кожа на его шее в том месте, где сверкало нефритовое ожерелье, стала мраморно-белой и как эта молочная белизна медленно расползлась по всему телу. Кисти его рук странно огрубели, и пальцы обросли острыми роговыми наростами, а черты лица утончились и приобрели неземную отрешенность статуи.
Юношу заставила прийти в себя сильная боль в груди. Схватившись за сердце и громко вскрикнув, юный поэт с мольбой и раскаяньем поглядел на ночное небо, словно только сейчас осознав какую-то великую потерю, а затем, притихнув и сорвав с себя рубаху, ничком упал на землю.
Переливчатый свет луны серебряными бликами играл на обнаженной спине юноши. Но вот белая, как снег, кожа на лопатках стала темнеть, принимая багровый оттенок, а потом медленно расползлась, образуя кровоточащие глубокие раны. Несколько минут ничего не происходило, только тонкие струйки крови стекали по спине и бокам, оседая в холодной влажности земли. Но вдруг все изменилось: мгновенье, и два перепончатых черных крыла взмыли вверх, заставив юного поэта очнуться. Привстав, он огляделся вокруг своими новыми прозрачно-зелеными глазами, ледяными глазами демона, а на груди его ярким голубым пламенем загорелся сапфир такой ослепительной красоты, словно в нем были заключены вся чистота и вся вера невинного сердца.