Один день зимы.
Листья опали…Сначала они болели осенью, ржавели под непрекращающимися дождями, водяной моросью висящими в туманном воздухе. Потом оголились черные ветви деревьев, похожие на воздетые из-под земли руки. Парк стал неприветлив, холодно-отстранен; ждали снега…Ждали белых бабочек, что опустятся с небес, выпорхнут из черной бесконечности ночи, затанцуют на свету фонарей. И снег выпал.
В глубине белого, тихого парка, где клонились к земле под искристыми снежными шапками ветви деревьев, на вытоптанном пяточке стояла старая, выкрашенная серым скамейка. Девушка в черном сидела на краю; безупречно прямая спина, колени, сжатые под тяжелой длинной шубой, стиснутые в маленькие кулачки тонкие пальцы. Взгляд ее был устремлен в такие дали, что не имели и малейшего отношения к окружающей действительности; она, казалось, даже не дышала.
Он нервно курил, раз за разом измеряя шагами пространство у скамейки. Полы пальто развевались за спиной, словно крылья огромной черной птицы. Губы, тонкие и бескровные, кривились или от нестерпимой горечи, или от такой же нестерпимой боли. На глазах застыли слезы, он из последних сил сдерживался, чтобы не позволить им пролиться. Влажно блестящие капли застыли и на ее ресницах, впрочем, это были лишь растаявшие снежинки. Он посмотрел на нее, словно не понимая противоестественного, убийственного спокойствия ее позы и молчания. Голос его сорвался на крик: «Ты хоть кого-то любишь?! Ты хотя бы способна любить?!»
В глазах девушки вспыхнуло что-то, всего на секунду, показалось, что плотина напускного безразличия вот-вот рухнет под напором того, что рвалось изнутри… Но нет. Она проговорила, глухо и страшно: «Нет».
Стон сорвался с его губ,он обреченно взглянул на нее еще раз – сжавшаяся, пронзительно-черная фигурка на фоне ослепительной белизны – развернулся и пошел прочь, сгорбившись, как будто на него давила непомерная тяжесть. Он не оглядывался больше.
А она осталась сидеть все там же, похожая на безжизненную мраморную статую, и только до боли, до алой капельки крови закусила губу. Судьба вновь повторялась, только в этот раз она сама гнала его.
Тихо-тихо с небес, высоких, как купол храма, где уже погасили свечи и затворили двери, падал снег, укрывая печальную землю…