Лихорадит. Безумное сердце бьется, искрами догорая. И несчетное множество терций нам осталось до вечного рая. Ты дрожишь. Этот город наклонный… обмакнула зима в звездность ночи. Холодит серебро кулона и обрывы небесных точек. Успокой мою грешную душу взором диким, раскосым, томным. Упокой эту злобную стужу словом тихим, скупым и скромным. Разметался соломенный волос, припорошенный пеплом снежным. Мне бы твой только слышать голос легким, звонким и неизбежным. Держит ночь в своих длинных пальцах силуэт твой из тонких линий, будто вышитый ею на пяльцах, окаймленный мерцанием синим. Мы растаем прохладной влагой от дыхания теплого Бога. Лихорадит. Быть может на благо звезд на небе сегодня не много… Задержи на мгновение ветер, пусть застывшая музыка льется в этом тусклом далеком свете, что мне в душу сквозь вечность рвется.
Лихорадит.
Безумное сердце
бьется, искрами догорая.
И несчетное множество терций
нам осталось до вечного рая.
Ты дрожишь.
Этот город наклонный…
обмакнула зима в звездность ночи.
Холодит серебро кулона
и обрывы небесных точек.
Успокой мою грешную душу
взором диким,
раскосым,
томным.
Упокой эту злобную стужу
словом тихим,
скупым и скромным.
Разметался соломенный волос,
припорошенный пеплом снежным.
Мне бы твой только слышать голос
легким,
звонким и неизбежным.
Держит ночь в своих длинных пальцах
силуэт твой из тонких линий,
будто вышитый ею на пяльцах,
окаймленный мерцанием синим.
Мы растаем прохладной влагой
от дыхания теплого
Бога.
Лихорадит.
Быть может на благо
звезд на небе сегодня не много…
Задержи на мгновение ветер,
пусть застывшая музыка льется
в этом тусклом далеком свете,
что мне в душу сквозь вечность рвется.
(25-01-2007)