Коктебельское чудо

Ян Бруштейн
Сегодняшний рассказ будет щемяще сладким, как все чудесные воспоминания, и горьким одновременно. Написал я его вскоре после того, как ушла прекрасная и безмерно талантливая Люба Полищук. Простите меня за это фамильярное «Люба», но сейчас вы поймёте, что право на это имею и я, и еще многие «коктебельцы». Так слушайте!

Не помню уж, в каком стародавнем году, в эпоху раннего застоя, мы всей молодой семьёй дикарями отправились в восточный Крым, в легендарный Коктебель (тогда у него было временное советское имя – Планерское). Этот посёлок под Феодосией, связанный с именем мудреца, поэта и философа Макса Волошина, был избран отечественной богемой, и каждое лето сюда съезжались поэты, художники, музыканты и прочая творческая и просто свободная братия. На набережной живописцы выставляли свои картины, играли и пели молодые исполнители. Сейчас Коктебель выродился и почти потерял свое лицо. А тогда...
Еженощно на берегу, от Карадага до Юнга, звенели гитары: в одном круге – битлы, в другом – Окуджава, а в ином и тюремная лирика. Спать ночью в том Коктебеле было зазорно и обидно, добирали дрёму днем на пляже, обгорая до головешек.
И вот в одну из ночей случилось со мной чудо. Было туманно, костерок уже едва тлел, песни иссякали, и вдруг... Она появилась из мглы, как странное эльфийское создание: узкая вытянутая голова, печальные глаза, изогнутая тягучая спина, высокие крепкие ноги. Казалось, она ступала не по земле, а по клочьям тумана. Подошла и ... положила свою невероятную голову мне на колени.
- Она Вас выбрала! – сказала подошедшая вослед женщина явно кавказских кровей. - Приходите к нам завтра чай пить.

До той поры я никогда не видел русских борзых. Советская эпоха оказалась к ним немилосердна. Любимые собаки российских помещиков, долго и тщательно формировавших породу, свободно берущие даже волка, сначала были прорежены зарождающимся капитализмом, а потом и вовсе изведены пролетарской властью как буржуйские штучки.
Да, конечно, красивы и невероятно быстры английские грей-гаунды, элегантны левретки, стремительны персидские и арабские борзые (порой этих салюки и слюки, так называются породы, заводят и в России. Но климат наш для них тяжел). Огромен и силён самый высокий в мире пёс – ирландский волкодав – он тоже относится к борзым. Но русская псовая борзая особенна. Это, по мнению специалистов, к которому я с восторгом присоединяюсь – «вершина отечественного собаководства, национальная гордость России, часть нашей истории и культуры, едва не потерянная, но вновь обретённая. Собака непревзойдённой красоты и неповторимого характера, русская псовая борзая вызывает чувство, которое сродни преклонению...»

Вот такое чудо неожиданно выбрало меня – совсем молодого человека, у которого тогда еще и собак никогда не было! А в результате мы попали в самый известный после волошинского в Коктебеле дом.
Его купила еще в конце двадцатых годов прошлого века знаменитая писательница Мариетта Шагинян – пламенная революционерка, биограф Ленина, орденоносец и Герой соцтруда, между делом написавшая культовый, как бы сейчас сказали, фантастический роман «Месс-Менд».
Именно здесь родилась и выросла целая династия художников, скульпторов, графиков, дизайнеров, людей ярких, даже экзотических, совсем не советских - Шагинян-Цигалей. Мирэль Шагинян (дочь Мариэтты Сергеевны, это с ней я познакомился на берегу) всё больше изображала Африку, ее супруг Виктор Цигаль писал русский Север, а их сын Сергей восхитительно рисовал животных. Именно Восточный Крым, Коктебель объединял эту большую семью. Все двоюродные родственники, племянники, дяди, а также многочисленные друзья, кошки и собаки жили на знаменитой даче. Супругой Сергея Цигаля и стала позже Любовь Полищук. Вошла в Дом, и сроднилась с ним.
Не могу сказать, что был с ней знаком близко, моей жене Надежде в этом повезло больше. Но, как и все старые коктебельцы, я любил эту семью и гордился ею. Иногда в компании бывал в Доме. А уж с чудесными борзыми Шагинян-Цигалей я с тех пор радостно дружил.
Сергея часто упрекали, что он совсем не рисует свою красивую и знаменитую жену, а больше всего изображает своих волшебных домашних животных.
«Я анималист, и почему же я должен Любу рисовать? – отвечал он. - А борзая - вершина эволюции. Это животные красоты несказанной и интеллигентности. Пропорции изумительные - стремительные ноги, узкая длинная голова, ум ленинский. А поведение - сплошная деликатность».
Вот сегодня я и хочу показать вам, друзья мои, рисунки Сергея Цигаля, на котором он навсегда оставил жить своих кошку и любимую собаку. Тех, что существовали в прекрасной дружбе, и даже ели из одной миски...

Покинула этот мир Люба Полищук. Осиротел Дом, уже не будет он таким, как прежде. И, конечно, плачет душа собачья, ведь они, русские борзые, так тонко все чувствуют...