и льнуть к тебе, как лен, так ленно-безнадежно,
как за порогом ждать присутствия зимы
и знать, что остается помят и искорежен
твой собственный каркас наутро после «мы».
и руку протянуть сквозь комнату и воздух,
и ощутить дыру, и осознать провал…
как изнутри сквозит израненное «поздно»,
как холодно внутри идет на сердце сталь.
и сарафанным сном прийти к тебе с рассветом,
не дав понять, увы, присутствия себя –
покажется тебе, что комнату вдруг светом
залил тогда восход, планеты раздробя.
и будет сниться сон о легкости касаний,
и на исходе дня лишь запах выдаст суть:
что под одними мы с тобою небесами
вчера искали правды и не могли заснуть.
и ластиться к тебе в последний раз как будто,
состава слова «нет» как будто бы не знать.
и знать зато, что завтра, и что ежеминутно
останется вот этой минутой жить и спать,
когда часы, икая, пробьют чужое утро,
и надо будет быстро собраться и уйти,
как будто ненадолго, и будто бы нетрудно,
и словно точно знаешь конечный пункт пути.
придавленной и жуткой ползти по переулкам,
по перегонам мчаться, собрав в кулак слова,
которые звучали – ах, если бы – так гулко
и так красноречиво. умеешь забывать?
умей и помнить руки, и волосы, и запах,
который не впитает с подушки чей-то сон,
умей ходить на мягких, пружинящихся лапах
вокруг моей пустыни – там вечность и песок.
и обнимать тебя так просто и печально,
и растворять последний осадок наших встреч.
и лучшего пути желать тебе нахально,
и знать, что ты сумеешь меня в себе сберечь.
и это ли не худо? хоть драмы здесь не вышло,
но драматург у нас по-прежнему ведь ты.
и извиняться больно, когда рассудок пышет,
когда сжигаешь первые и прошлые мосты.
а у тебя так тихо сейчас под старой крышей,
и дышит ожиданьем кого-то умный зверь.
прощаться надо быстро. прощаться надо, слышишь?
*и шепотом, тихонько – пожалуйста, не верь*