Тридцать второго августа
на восьмой день недели
случаются расписанные на сто лет вперёд метаморфозы:
дома переворачиваются на крыши,
законопачивают в собственных стенах щели
и, смешно покачиваясь,
подслеповато глядят зашторенными окнами
на мир и грёзы.
Лежавшие ковровыми дорожками у их фундаментов
улицы вздымаются вертикалью,
сбрасывая вниз автомобили и пешеходов.
Те однако, грохнувшись оземь
телами или раскрашенной сталью,
отнюдь не разбиваются,
а незамедлительно входят в моду.
Их с помпой (насосом) приглашают в перевернутые гаражи
или рестораны,
в зависимости от того,
что есть кто
или куда хочет,
по-царски потчуют
(на десерт, к примеру, предлагают белесые следы соленой воды,
привезенной с оказией
из субтропического Сочи),
но затем все же вышвыривают за порог
(мол, надоели),
а сами сваливают столы в кучу
и поджигают.
Вспыхнувший огонь пытаются затушить
Своими ветками липы и ели,
но их суета смешна –
вслед за столами и они в плазме исчезают.
Навсегда или дотла.
А потом, как по приказу, сгорают остальные гаражи и рестораны,
И тут же огонь перекидывается на перевернутые дома,
на фаллосообразно торчащие улицы,
и в городе ничего не остается,
кроме едких барханов пепла,
перемещающегося
как цветочная пыльца
и похожего в этом неудержимом перемещении
на время или на беженцев.