Беломордая вьюга в форточку
выла, как раненая медведица.
Старый пес у порога на корточках
Под собой отогрел гололедицу.
Я звала его ноченькой долго,
Теплым хлебом манила к дому.
Но от родного не шел он порога
И двери запертой к свету чужому.
Ждал хозяина старый Барбоска.
Ждал и выл вместе с раненой вьюгой.
А вчера под худою березкою
Закопали барбоскина друга.
Видно, был человеком хорошим он,
Только спьяну да в бок пером.
Под ресницами запорошенными
Собачьи слезы мне рвали нутро.
На руках унесла я Барбоса
к дому теплому в лютый час.
Отморозил он лапы босые.
Мокрой шерсти круги у глаз.
Он печально на коврике съежился
И не тронул всю ночь молока.
Зима на окнах чертила художества…
Бил буран, тяжелей молотка.
Старый пес спал тревожно и вздрагивал.
От печального сна нос сухой,
Будто кто до морды дотрагивался
Дорогой дружелюбной рукой.
Вьюга сникла, и утро серое
Расстелило по комнатам свет.
Не проснулся Барбоска верный,
Он ушел за хозяином вслед.