Твоему письму, пришедшему в момент начала грозы в

Юлия Ламская
Верни меня в тот зоопарк на горе,
Где звери томились в июльской жаре,
А я далеко находилась от дома.
И я понимала тогда: эта страсть,
Как лев, что способен убить и напасть.
Но выбрали нас. Не кого-то другого.
Но, чтобы увидеть пленённых зверей,
Нам в гору идти приходилось скорей,
А сердце, как лев, ожидало добычи.
И звери глотали полуденный зной,
И дети пешком поднимались за мной,
В обитель придуманных нами приличий.
Я думала: сердце... оно ведь само
Себя защитить не умеет, не хочет.
Кто видит с небес три невидимых точки
В огромном и тёмном потоке людском?
Тогда я увидела спящего льва.
Мы были над клеткой, смотревшие сверху.
На лапах лежала его голова.
И в небе сгущались, как мысли о смерти,
Смятение, зной, грозовые слова...
Гроза загоралась, и было начало
Того, что с трудом облекают в слова.
И это сознанье меня выручало.
И неотвратимо, как счастье само,
Уже на вершине лежало письмо,
Лавиной свободы, дарованной пленным.
И были слова, заключённые в нём
Войной и смятеньем, грозой и огнём...
И я приняла его сердцем смиренным.