брату старое

Анарис
Прости. Тебе, как иудею,моё прощанье не указ.
Но я уменьем не владею просить прощенья двести раз,
прошу сегодня – раз уж выпал такой для нас счастливый шанс,
и адресат пока не выбыл, и не окончился романс.

Слова к Творцу, как пчёлы – к сотам, и к возвращению – февраль,
восходит к Пулковским Высотам моя ночная магистраль,
слова - за Лугой и за Псковом, за пограничным рубежом,
на зимнем небе известковом, на плавном языке чужом.

Последний день в дыму пекарен, последний день печем блины,
последний снег земле подарен за три минуты до весны.
и начинается отныне круженье времени в кольце,
и тихо в доме Адамини, и на Бривибас, и в Ловце.

И зажигаются пунктиром огни на стыке пустырей,
течёт усталость по квартирам чем ближе к ночи, тем быстрей,
уходят облачные стаи на фиолетовый закат,
и спят прозрачные трамваи на перегибах эстакад.

Куда же без любимой фразы "никто не знает ничего",
мы бриллианты или стразы - по вдохновению Его,
и мы растём, покуда дрожжи нам запрещают не расти,
а хлеб - есть жизнь, одно и то же, я знаю, Господи прости.

Нам так легко, мой спутник странный, мой незабвенный побратим,
поля полны небесной манной, мы оттолкнёмся - и летим,
и облака вокруг всё чище, они упруги, как батут,
прости пожалуйста, дружище, лови момент, пока я тут.