Я теперь не боюсь! Что дрожать, если плаха, так плаха.
Мне не надо ни лишнего часа, ни лишнего дня.
Я привык делать вид, что не ведаю страха,
или страх сделал вид, что не видит меня.
Я привык делать вид, что не ведаю боли;
это вовсе не странно: ведь мертвым не нужен наркоз.
Только в сердце моем кто-то гордый тоскует о воле,
но уже без побегов, проклятий, стенаний и слез.
Приходи на меня посмотреть: как красиво и грустно
упадет голова, словно плод переспевший в траву.
Смерть в бою - награждение чистым и лучшим.
Недостоин - на плаху. Но вечно-то ведь не живут!
Поле битвы дано украшать только трупам героев,
но меня ты не можеть тогда среди них отыскать.
Знаю, павших в бою ждет в Валхалле воинственный Один.
А разбойника кто? Буйный бес? Тихий ангел? Как знать...
"Покорись, падший брат, Милосердию свыше людского!
Чем позорнее смерть - тем надежнее вечный венец."
Ах, отец, не ищу я венца, не ищу и покоя.
Приведи ты меня лучше к Богу пропащих сердец.
Он возьмет мое сердце в могучие горсти,
растирая, что жило и билось, в беспутную пыль.
Я спрошу Его лишь: "Меня не было, Отче?"
Он ответит: "Иди. Ты прощен. Тебя не было, сын".
Растворяясь в безвременной тьме и теряя основу -
дух и смех, кость и разум, сплетения мыслей и жил,
я увижу сквозь мрак: ты, конечно, целуешь другого.
И теперь я уже никогда не забуду, что был.