ОРНАМЕНТЫ
Любым деньгам не слышен такой свист,
Такие почести не снились классикам,
Мы отправляемся в края, где Буратино-букинист
Продает свою единственную книгу - «Азбуку».
Идти туда - не скажу, чтобы долго,
По пути все равно придется остановиться
(Надпись на двери кардиолога
«Доброе сердце врага не боится»).
В этих краях в рубашке смирительной ходит Пьеро,
И его стиль считается здесь безупречным.
Вот мост - все, что осталось от знака «равно»,
А вот лужа, что станет речкой.
То, что вы считали подарком Тортиллы,
Было ключом от моей квартиры.
Я сказал тебе: «Жизнь коротка». Ты подумал - название водки,
Мы будем жить втроем - дайте нам лодку,
Я не платил за проезд, зато отдал дань шоферу,
Рыбнадзор спасает рыб от аферы.
Не люблю я все эти венки, дифирамбы,
В картинах мне больше нравятся рамы.
Хорошо быть любовником, если был скалолазом
(Так сказать, ранишь двух зайцев разом),
Пока одни пели в небо «Осанна!»
Другие поднялись наверх к Оксане.
Если так пойдет дальше, то я буду лишний,
Кстати, где-то над нами живет Всевышний.
Вероятно, весенним мгновеньям чуждо цветное,
Я построил бы лодку по чертежам Ноя,
Написал бы правило «Кто видел последним
Его в живых, тот и наследник»,
Или «Шаг вперед и ни шагу мимо»,
«Ни убий - здесь и так пантомима».
Я прочел всего Данте пока шел к дантисту;
На купюрах теперь - сплошь Монте-Кристо,
Я подарю Жванецкому новый ранец;
По двум рюмкам видно, что вы иностранец.
Вероятно, напрасно мама ждет сына,
У него в кармане косточки от апельсина,
Вот моя коллекция свидетельств о браке,
Я, как оружье участвовал в драке.
Кто-то сказал, что надежда - хороший завтрак, но плохой ужин,
Повар сойдет за врача, если тот очень нужен.
Кто-то добавил, что вера лечит,
Оттого врач и священник крестом помечены.
Кто назвал эту косметику «Азазелло»?
Гляньте, у входа в банк расцвела зелень.
Кстати, трава - цвета свидетельства о рождении,
Кто-то напишет роман «По кайфам хождения».
На эту ночь нам не хватит копирки,
Я отправил по почте письмо в бутылке,
На меня не хватит места в учебнике,
Мы с тобой перебрались на кухню, кочевники…
Говорят, что Ньютон обожал есть яблоки,
Мы с тобой одного поля ягоды,
И твоя авоська - как в клетку тетрадка,
В ней драма «10 негритят и шоколадка».
До работы учителем я был маркером,
Мы пришли через тернии к известным знакомым.
В наших отношениях пора ставить точку…
…То-то, а я просил дочку.
И вообще не важно, кто был последним,
Если я в этом деле только посредник.
Греки сделали ход конем, подарив коня Трое,
Нас - всего двое, но ты - хуже конвоя,
Я сводного брата обозвал сводней,
Отложи на завтра газету «Сегодня»,
Напиши сочинение «С кем провела я лето».
Оно станет настольной книгой директора,
Особенно - пятый том, но сейчас не об этом.
Посмотри, к нам Мальвина зашла с повинной,
У ее ребенка нос слишком длинный,
Да и сам он, как его колыбель - из дерева,
И, казалось бы, себя исчерпала тема,
Но смотри, Гвидон, выбравшись из дубовой бочки,
Себе из дуба оружие точит.
Ты в отношениях наших поставила троеточие,
Посмотри, дни - и те стали короче.
Я написал тебе на этот счет пару строчек,
Но на мои мысли был одет не мой почерк.
Так сказать, я к вам пишу - чего ж боле?
Мой дядя не в шутку заболел корью.
Зачатки сберкнижки есть у посуды,
Я пришел сдать посуду, кто же здесь судьи?
Запиши мой номер - «Тройка, семерка…»
Надо мной жил шахтер, он был как землеройка,
Суфлер, как собака, сидел в своей будке,
Я на память куплю себе незабудки.
Не волнуйся, семья эта не ядовита...
"Несгораемой суммой" в сказке было корыто…
Вот, президент, а клятву дал Гиппократа,
Да к тому ж еще - в белом халате.
Пожарники столпились у несгораемого шкафа,
Где любой галстук мечтает хоть час побыть шарфом.
В любом поцелуе - склонность к язычеству,
В церкви хлорку дают, чтобы очиститься…
Вероятно, вода зеленеет к деньгам.
Зрелища, в отличие от хлеба, пополам
Не делятся, но зеленой весною курс доллара дорожает,
Так что дайте нам зрелищ и урожая.
Я успею добежать до канадской границы,
Как говорится «Не всякая птица…»
Кондуктор подшил все билеты в папку,
Лучшее средство от тараканов - тапки,
Строитель похож на археолога на этапе фундамента,
Не спросишь возраста у карточной дамы.
Вот на доме табличка, наверно, здесь жил Менделеев.
(Часовой обожает программу «Время»),
Шведские там - и потолок и мебель,
Встань предо мной, как перед травою стебель…
Песня моя лишена морали,
Будто настенный рисунок рамы.
2005-2006.
27
Кардиолог поет «Сердце красавицы склонно к измене, и перемене, как лица»,
Медсестра, вообще,- помесь со снежной вьюгой колкости,
Буратино, просто от нежеланья учиться,
Заказывает себе три корочки.
То есть, идея, вообще, такова,
Что если есть ключ, можно найти и дверь.
Лампочке в несколько снежных ватт
Подражает метель.
И заоконье, как зазеркалье, можно пропеть припев,
Знакомой песни, или прочесть молитву,
Все равно ничего не изменится. Если вдруг, то метель хороша здесь тем,
Что из-за нее все равно ничего не видно.
Будь там война, или просто тревога, что вероятней
(Это будто любовь и влюбленность). Вы
Ничего не увидите, как король в новом платье,
Да и вы в этой песенке - просто мотив.
Любовь и дружба соотносятся как к санитару врач,
Как к автобусному - лотерейный билет,
Или, скажем, как к открытому крану плач
(Особенно летом).
Идея ада (или могилы) скрывается в шахте, или же шахте лифта,
Как бы там ни было, в дверях лифта - идея рая.
(Что есть, в сущности, рифма,
Как ни переход в право правила?)
Я понял, зачем птиц запекли в пирог,
Когда задул свечи, что украшали торт
(Так переступают незнакомого дома порог,
А чувство - будто это аэропорт).
Как говорится, дружба дружбой - а табачок расти врозь,
Подавая этим кому-то уравнение, или пример.
Знать, если у лилипутов на планете вдруг появилась ось,
Значит, женился Лемюэль Гулливер.
Так дарят кому-то несколько карт Люксембурга и букет роз,
Так письмо по материалу напоминает конверт,
Так вешалка выглядит, как знак вопроса,
И одежда не знает ответ.
Я знал одного профессора - он каждой тваре ставил по паре,
И я полагал, что он подражает Ною,
Но однажды, как-то я повстречал его в баре,
И он заказал кофе двойной.
Там же слышались переделки: «Тюрьма, уравнение, братство»,
«Черная курица и шахтеры»,
Стихотворение Бернса «Проституция и богатство»,
Драма «Театр одного вахтера».
Еще там были герои сказок: в ступе Баба Яга в роли пестика,
Всадник без головы, в роли тупого наездника
(Вот пример у мотива отнятия песни),
И из ларца тройка - как Бога новая версия.
Из ларца три - женится можно лишь на одной,
Неуютно так, слово пьешь отвар в баре,
Ох, не прав был все-таки Ной,
Согласившись собрать каждой твари по паре.
Три с лица одинаковых, ларчик открылся то просто,
Будто в купе полка нижняя, или закон перспективы.
В самоубийстве крючком стоит знак вопроса,
Да и песенку можно лишить мотива.
Но из ларца вылезают три толстяка,
И три девицы, что сидели под оконцем,
С ними были альпинист, не видящий сходства горы и рюкзака,
И гусеницы, что внемлют танку или бульдозеру.
Кто-то твердил, что картины и рамы соотносятся, как Джульетте - Отелло,
А Гамлет к тени отца - как к колодцу - рюмка,
Кто-то решил сменить эту тему -
Заговорил о короле итальянской валюты.
Еще, помню, был прихвостня рудимент,
Запомнил также многоточие икры,
Кто-то сказал: «Похороны и смерть
Соотносятся, как третьи Рейх и Рим.
Помню надпись на камне - «Налево пойдешь - женатому быть»,
Ладно, то что «налево» - неизвестно на ком.
Кто-то наверно откинул копыта,
Если вы нашли вдруг подкову.
Знать, если тушат пожар, это бреется Бог,
Звездное небо—красноречивей любой повестки,
Вероятней всего, что чем вше забор,
Тем, то, что за ним - интереснее.
Знать, если целован был в левую щеку, подставь правую
(Чтобы они получили поровну),
Так право можно принять за правило,
Принять молитву за скороговорку.
А они все кропят и кропят себе атласы,
И залазят змеенышами под колоду,
Здравствуй, Скорая Помощь, Я - март,
Геометр затесался в чужом хороводе.
Главное не то, что на березе сережки и почки,
(А то, что и то и другое - почти всегда парный орган),
Дойдя до этих двух строчек, мой почерк,
(В книге об этом можно только прочесть) стал неровным.
Здравствуй, мы привередливые кони Диомеда,
Мы хоровод с Пегасом, и Горбунком танцуем,
Мы вычислим, вычислим геометра,
И отправим его на орбиту, или на кольцевую.
Слышатся лозунги «Люби, но не здесь!»,
«Главное — не увольняться и не умирать!»
«Песок — крестьянам», «Будь волен, как ферзь,
Что ставит монарху в два хода март».
«Оставь пояс верности для Ипполиты»,
«Любовь зла, молока не получишь с козла»,
«Ну все, хватит, мы с тобой квиты»,
«Да, правда, мы - квиты зла».
«Инопланетянин всегда будет в своей тарелке,
Правда, нимб над ним, как над святым,
Но и сам он - еда». «В этом мире самое редкое
Явление - переход дома в состояние «дым».
Или когда танцор превращается в статую, это пример,
Когда следствие избавляется от причины-свидетеля путем приговора, при том…»
И тут этот самый назойливый геометр
Становится центром нашего хоровода.
2006.
ПОЛЯРНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬ
Северный полюс начался со штыря в глобусе,
Если кто-то и погиб подо льдом
То надежды найти его тают.
2006.
ПАМЯТИ ОЛЕГА ДАЛЯ
Охотник покончил с собой при помощи ружья,
Венок использовали, по случаю смерти спортсмена,
Что занял первое место. (Вместо рыжья)
По логике - в доме учителя должны происходить перемены.
Утиной охотой теперь занимается лучник-Амур,
Охотник после неудачной попытки записывается в клуб Самоубийц,
А артист отличает от убийцы простую вдову,
И различает любовь и дружбу, как самолеты и птиц.
2006.
Когда истории про привидение высосаны из пальца,
Последний из рода приезжает и сосет лапу,
И от нечего делать ищет семейную усыпальницу,
Или снотворного ампулы.
2006.
Местная гадалка помнит прошлое и позапрошлое,
Местный лесник болеет гриппом, и собирает грибы,
Местный судья вводит на пошлость пошлину,
Лодочнику приносит убыток слово «быт».
В этих краях, как в обрывках географической карты,
Открываются бары, кладбища закрываются на обеденный перерыв,
И как крап, на картах червонной масти - инфаркты,
И на камне надпись «Все дороги - в Рим».
2006.
Утренние газеты мудрее вечерних,
Белая магия благоприятствует черни.
На шахматных полях, нет пшеницы, есть мельница,
Пепел - дальний родственник перца.
Любовь и дружба рознятся, как хор и оркестр.
Кто-то сказал, что он глядит на свои потери,
Как отель пятизвездочный на под небом беззвездным терем.
Если будет война, не забудь нацепить погоны,
И узнай, в день два раза ли кормят,
На войне уважай медсестер, и со странным прозвищем повара.
И те, и тот должны быть белого цвета,
Сегодня мне снилось в солонке отсутствие снега,
А также швея, что играет в наперстки,
И Илья Муромец на перекрестке.
2006.
Снег в этих краях был заменителем сахара,
Знатока принимали за знахаря.
Ямщика принимали за вожака,
Применяли к консервам закат.
Накормить толпу небольшим количеством хлеба
До сих пор считают задачей пекаря.
2006.
ПИСЬМО ИЗ БОЛЬНИЦЫ
Нахожусь в Коми, пишу тебе из больницы,
(Забавная строчка, если читать ее вслух)
Курицу здесь не считают за птицу,
Да и с календаря - только петух.
В оппозицию желают объединиться
Медсестра, голуби, что за окном и Святой Дух.
Вообще здесь предпочитают носить все белое,
Добавлю снег за окном, и постель,
Рядом храм, и когда нам приносят обед, то другие идут к обедне,
А вообще—лишают старости и новостей.
2006.
Ты - помесь Латунского с Белинским,
Ты читаешь мои стихи, и пишешь к ним сноски,
Слева от тебя меняют медь на ириски,
Справа - р и м с к и е цифры, на буквы английские,
А где-то рядом - ленточки на полоски.
Ты отличаешься от других зодиакальных дев,
В этом царстве пробела и ветра,
Но пойми, если птице понадобился припев
Ее песенка точно спета.
2006.
АРАБЕСКИ 1
На завтрак была яичница, как схема смерти Кощея,
Вечером бенгальский огонь не заменит торшера.
Ваша дата рождения, отчество, имя, фамилия -
Просто часть информации с вашей плиты могильной.
Так, скажем, театр одного актера
Может закончится фразой «У вас что, не все дома?»
Так, когда за окном снега был сплошь белый лист,
О клавишах черных забыл пианист.
Вообще, яблоко от яблони падает недалеко,
Недалеко от птицы падает корм.
Кому и ночь - скомканным лабиринтом,
Кому и смысл жизни проще перины.
Кто сказал, что не любит рыбалку червь?
Стандартный маршрут - дня белая кость, ночи чернь.
Пока есть гостеприимство, существует эскиз кочевья.
АРАБЕСКИ 2
Мечи наши в ножнах или чехлах,
В урны заперт даже собственный прах,
Мы же спрятаны в закрытом учебнике,
Пока есть гостеприимство - будет кочевье.
Мы с тобой, как неудобные темы закрыты,
Сбереженья старуха прячет в корыте.
Посылаю тебе открытку из города И:
«В этом городе снег, зубной порошок, героин,
А также марихуана, и простая трава,
(На счет последней ты оказалась права)».
Говорят, что краткость - сестра таланта,
Экономия денег, за скромность плата.
2006г.
Руслан боролся с чужой головой в поэме.
Безголовый всадник скачет в романе по прериям.
Каждый шнурок мечтает быть проводом,
Как всякий предлог - поводом.
Прошла эпоха паспортов цвета корриды,
Теперь все иное - воды и виды.
Теперь вместо поэмы «Тамбовская казначейша»,
Читают «Капитал», «Питерский инкассатор», или романы Чейза.
2006.
Черный и белый маг играют в шахматы,
Обезьяна любуется геометрией сахара.
Те же белые клетки, но только в объеме,
Игрушечному кораблику—лужи и водоемы.
Ты вышла замуж, чтобы сменить фамилию,
На ладонях твоих вечно заняты линии.
2006.
Собери все в сумму—орла и решку,
Шахматного коня, и Троянскую пешку,
Постоялец легко может стать кочевником,
Узнав все условия, загляни в решебник.
Собери все масти - скрести пику с червой,
Пегаса - с той, что прибежит первой,
На скачках, что соединил ты с конюхом,
Собери все вместе - стен-газету, и пол-дни.
Вот еще пример - сумма подпольщика с пахарем,
Поняв полей разницу, приплюсуй к ней шахматы,
Соединяй бесчеловечное с нелюдимым,
Пожар с красотой, а даму - с источником дыма.
2005.
ПОСВЯЩАЕТСЯ О. ГЕНРИ
Ветер дул оттого, что дрожали кусты,
Ты зашел в галерею, а это был монастырь,
Но стены все равно заняты,
На них - не совсем холсты.
Шел дождь, потому что был мокрым асфальт,
На небесной фабрике - излишки стали,
Собери в каре все разделенные с кем-то взгляды,
И как эпиграф этого закрой плотно ставни.
Знать, Господь в небесах оттого, что верят в него,
По луже бумажный кораблик пускает Ной,
Пока пред свиньями мечется бисер
Дождь идет стороной.
2005.
ОТРЫВОК ИЗ ПОЭМЫ
Лето. Путаются «июня» с «июля»,
При этом «ля» превращается в ноту,
И комар походит на пулю,
Не приносящую летального исхода.
Только эффект летательный. Осень -
Хорошее время года, но отдает Канадой,
Да и к тому же трудно сказать, когда поздно,
Обойдясь при этом без циферблата.
Любовь приходит, взяв в соратники кровь и помаду,
И то, и другое - цвета глагола «Стой»,
Прибавил бы, что это оттенок команды,
Но хуже ворованного - все простое.
Как бы стрелки ни двигались, они не преобразуются в крест,
Отсюда следует, что время безбожно,
Нечего не изменяется от перемены мест -
Так воровство хуже сложности.
Вы проснетесь там, где ложились; портрет
Вряд ли станет пейзажем,
А так - все спокойно, войны, как и прежде, нет,
Стакан воды на столе, и воздуха влажность.
Мы размышляли о том, что в картах полно каре, но нету когорт,
Как у мариниста выглядит натюрморт,
Может ли церковью считаться торт,
И если да, то кто в эту церковь пойдет?
Что будет если переменить
Местами портреты на деньгах и иконах,
И почему у Ариадны - нить,
Когда у принцессы веретено? Полдень -
Это время, когда стрелки сошлись на двенадцати,
Сторговавшись, как будто,
Знак- это кленовые листья канадцев,
Или склеротиков незабудки.
В общем - лучше пастись гуртом,
Очередью, когортой, столпотворением, коробком,
Ничего не сжирающей молью молекул…
Одинокая стрелка в часах не заменит вектор.
2005.
Крест перекрестка. Зимы косметика - только пуд пудры,
Молитва звучит, как дочь внебрачная пения.
Снег полон следов, как будто
Повсеместно совершается преступление.
Как бы там ни было, карманы полны улик,
В лучшем случае - мелочи, звенящей, как кандалы,
И не важно, что было разбито - враг, или копилка,
Вот время, вот язык, не важно, что ярлык.
Зависят ли лучшие времена, от лучших часов?
(Это при том - что любая мысль - изголовье)
У смерти есть реноме и эпиграф - сон,
Последнее схоже глаголом с любовью.
2005г.
МОНОЛОГ БОЛЬШЕ О МЕСТНОСТИ, ЧЕМ О ВРЕМЕНИ
Вид на море в стиле Модерн,
По вечерам здесь проносятся многоточья составами,
Здесь птицы роняют перья, как люди - перлы,
И сверчок сверяет углы квартиры устало.
«Вооля», - кричит воля, и чтенье газет
Превращается в прикладную науку,
Пара роз, будто парность отверстий розеток -
Нет обратного. Год лошади скачет по кругу.
И природа научится осознавать
Второсортность искусства по рисункам наскальным.
Здесь время экономят, и парад
Совмещают с праздниками пасхальными.
В виде тире будет дань мостам,
Метро будет данью ветке,
И будет кладбище в виде креста,
И зоопарк в виде клетки.
Лестничной. Лесничий станет палачом,
Междустрочность станет построчной и обобщенной,
Каждый в халате станет врачом,
Даже если халат его черный.
Между строчек уже не осталось мест,
Но они заняты по команде,
Как сказали однажды в программе «Вести»
Число жертв пора сообщать в квадрате.
Выключив на ночь настольную лампу,
Алладин открывает бутылку джина,
И мебель уже не на ножках - на лапах
Пляшет под ритм кроватных пружин.
Сельские жители, как неизвестного боятся памятников,
Фотовспышек похожих на молнию, молниеносных брюк,
Со стороны чужих глаз это так же занятно,
Как на поляне лес голосующих рук.
Как сказала одна девушка гордая,
Любовь капитана мне неизвестного ранга,
«Его фотографии я оставила в городе,
Привезла в деревню одни только рамки».
Город деревне - нечто сродни начальству,
Конституции, или(как это не странно там) моды,
Но любой, кто расскажет приметы, когда дождь и не думал начаться,
Похож на ведущего «Прогноза погоды».
В городе все замечается как бы в обратную сторону,
Яблоку негде упасть здесь, куда не плюнь,
И луна здесь похожа на сыр, бывший собственностью вороны,
И на новом месяце черным по желтому надпись «Июнь».
Тень здесь не плохая пародия, а скорей, приложение,
Культ бежит от культуры подальше,
Компромат показывают с частыми искажениями,
И музыка монетного двора звучит, но с фальшью.
Там где Троя была - ныне большой ипподром,
Дареному коню в зубы не смотрят… долго,
Да и зачем? Он дань дереву. И при том,
В этой местности нет стоматолога.
Но это уже размышления из другой рубрики,
Мысли вообще схожи, как, например, эполеты,
Или так, как игральные кубики
Получают в подарок им ненужное свойство скелета.
Рыбаку ночью снится стадо икринок,
Лесорубу - что дерево—это корни и ветки,
Охотнику - что если в лесу монарх, то единый,
Садовнику - ветка роз, шпиону - разведка.
2004г.
Столовое серебро зимы,
Возьми у меня взаймы,
Чтобы увидеть блеск,
Что в темноту залез,
Чтобы увидеть блеск глаз,
Который увидишь не раз.
2004г.
Чудный день, как врагам выдается сегодня,
Снег идет по принципу хороводному,
Емеля подался в рыботорговлю.
Там где был прорубь - ныне пробел,
Там где баня - теперь чистотел,
Война, как и физика, требует тел.
А здесь лишь предметы с икринками пыли,
Приметы ветхие давней были,
О том, как трое по морю плыли.
Дуда Крысолова лучше свирели,
Семь раз доверь, один - проверь,
У дали все приметы акварели.
У Нового Года черты премьеры,
Религия не берется на веру,
Вера, по сути,- желание взгляда сверху.
Если уничтожать тирана, то только вместе с троном,
Трон отдать не родным - посторонним,
Блеск мудрых глаз - на радость воронам.
Вообще, птица в небе - месть облаку белому,
Как червь - яблоку спелому,
Как смерть от болезни - герою смелому.
Смотри, «враги», стали вдруг «врачи»,
Богач достает нож из-под порчи,
У волка в моде овчина.
Врач-кулинар сыпет соль на рану,
Повесть заканчивается романом,
Победа - ария ветерана.
2004.
1
Прячь
Прядь,
Да не спутай с пряжей
Почитай мудрецами всех, кто старше тебя в квадрате.
Если они ничего не учили. Даже
Тогда жизнь научит их, что кому надо.
2.
… И грибник заработал авансом грибок,
а позже и грипп,
И во сне ему снится, что он гребет,
По волнам, ну а мне в снежном сне снится, будто охрип,
А с небес - виски, а также лед.
3
Как сказала одна машинистка: «Я путаю поезд с машинкой»,
Как сказал таксист: «Я путаю «таксу» с таксой",
Центр города, с центром мишени,
Первый кто-то назвал по ошибке
Яблочком, А во втором яблоку негде упасть.
Но при военном обстреле
Центр города - центр мишени.
2004г.
Туристы разводят костер из карты,
При этом читая старую прессу,
Над ними, как запятая, комар,
Мастер по кровной мести.
Сообщает программа «Вести»
Комариная песня приобретает вариант хороводной
Сообщает программа «Сегодня».
2004.
ПЕСНЯ
Много в России троп,
Что не тропа - то гроб.
Есть одна песня у соловушки.
С.Есенин
Мысль, как мы - воздуха, требует слова,
Воздух - как вечное соло,
Небо - как вечный покров,
Покров, покрой, покой,
Рой, ров, вор, ров.
Много в России троп,
Отпусков, невест, дорог,
Дорог, невест, отпусков,
Церквей, цирков, фей, рей,
И художников и холстов.
-В России бутылка Троицу любит,
-Нам подают все на грязном блюде,
-Фен обычно просит клок шерсти,
Как с паршивой овцы.
Нам годятся в отцы,
Все кто «шест» превратить может в шествие.
-В России Бог любит только пьяных
-Здесь ветер - форте, дело - пиано,
-Здесь запрягают долго, ездят быстро,
-Кто у руля, кто у рубля,
-И не для денег здесь пригоден свист.
-Здесь от Бога не отличен (безразличен) бык,
-Работа дурака не любит (но привыкла),
-Не мечется перед свиньями бисер.
-Попугай, как икона (не в раме, но в клетке лик)
-Повесть о дантисте «Белый клык».
-Скоро деньги будут лишь в телевизоре.
-Лед боготворит свою жизнь в холодильнике,
-Часовщик с утра не думает о будильнике,
-Часовой - смесь времени и воя.
-Снежная королева предпочитает лед виски
-Тузик не думал что он - ириски,
-Раскольников понял все лишь у конвоя.
-Дело Мастера боится.
-А где Мастер, там и Воланд,
-Ловко прячется убийца
Где-то там за редкоколом.
-Вспоминаются жертв лица
С деревянно-книжных полок.
-То не Питер, а Юпитер.
-Денег надобно для свиста.
-Не для свиста, а для виста.
-Роза, но не коммунистка.
-Соловей исчез с России.
-Косоглазые дожди.
-Косоглазые, косые, общей суммой - миллиард,
-Огонек вдруг станет синий,
-Раньше завтрака не жди,
-Мат (обычно он спортивный) превращается вдруг в «март».
-Вора держат словно деньги.
-Все же главное - участие,
-Ты родись, хотя б, красивой, знаешь, счастье - форма быта.
-Не жены, страны изменник,
-Да и Родина то частью,
-Пили чай, но все те чашки, нам не склеить, раз разбиты.
2004
ИЗ СУДОВОГО ЖУРНАЛА
Прямо по курсу ненужных на судне валют…
Да и действительно, что вам в воде продадут?
Но если все же считать море чем-то сродни рыбной лавки,
То расплачиваться можно галькой,
Правда, сдачу вам не дадут.
В воде, будто бы в одежде,
В море все как было прежде.
В море редко перемены,
Как солонка, только с пеной.
И залюбовавшись водой пепельно-голубой, или наоборот,
Капитан выронил в воду журнал «Огород».
2004г.
… И Христос распинался пред ними,
И они послали на имя
Отца его самолетом прошение
О возможности воскрешения.
О возможности символом веры сделать орудие казни,
На что он сказал: «Не старайтесь напрасно».
2004.
Мы жили, пытаясь потребность сделать привычкой,
Нам роднее ключи, интересней отмычки,
Мы на счастье посылали к кому-то по кличке
Белый клык, черное ухо;
На нем нет птичьего пера, и подушек пуха.
Он - нашим вороньим душам пугало.
Человек временами похож на глагол,
Пирамида есть эскиз любых гор,
По крайней мере, одной из них,
на вершине которой когорта хлебает кагор,
И выглядит, как говорящий хор.
Но набор смычков мы называли смычкой,
Знали, что смерть не любит являться вторично,
Что смерть - это плохое качество, не жалеющее о большом количестве.
2005.
ИЗ ШЕНДЕРОВИЧА
Я знаю их кулаки, как свои пять пальцев.
В. Шендерович
Я знаю их кулак, как свои пять пальцев,
Время, по сути - лишь форма кварца,
Немого можно принять за иностранца.
Три девятых осталось от целого царства,
Для гусей антропологией есть гусарство.
Французская литература есть КамюСартрство.
2006.
Когда ты говоришь: «Семь пар чистых и семь пар нечистых»
Я думаю, что ты говоришь об обуви,
Мы с тобой помешаны на числах,-
Я на праздниках, а ты на ценах телефонных.
Ты говорила, что в любовной лодке весла есть символ пары,
Что Аид обитает в переходе подземном,
Что если вы ни Эйве и ни Каспаров,
То не сняться такси, довоенные фильмы и зебры.
2006.
Страшная болезнь скрывается в гороскопе,
Дом, который построил Джек, оказался отелем скорби,
Пока ты думала над первой строчкой
Я совершил покупку в рассрочку.
Ты говоришь, что я родился в рубашке, и гладишь брюки,
Из кармана выпал пятак, я говорю «Брать его в руки»,
Означает содействовать тавтологии,
Во всяком случае—по местной логики.
2006.
Ночью снится то ли трехглавый дракон, то ли просто тройник,
Голову от любви потерявший Майн Рид,
Остров критиков Крит.
Можно сказать, что когда движешься по прямой,
Бесконечность играет с тобой,
Прикидывается восьмеркой, но чаще одной восьмой.
Узлом, чтобы ты помнил о ней,
Будто о Трое - пожарник Эней,
Театр теней о - царстве теней.
Вообще, тени забытых предков исчезнут в полдень,
Когда вагонные и книжные полки,
Уровняются в содержании, или, по крайней мере,
В поездах будут читать «Анну Каренину».
2006.
… Это все равно, что дарственную писать на шоколада коробку,
Все равно, что сильно пьяному попасть в пробку.
Во всех смыслах этого слова.
На млечный путь смотрит корова,
Как на все головные уборы житель Панамы.
Собирают ли финны марки?
Покупает ли садовод кофе в зернах?
Можно ли фразу «А роза упала на лапу Азора»
Считать взяткой в мелком (как лапа) размере?
А книгой о коммунальной квартире - роман «Моя семья и другие звери»?
2006.
Вспомни свалку мыслей (почти что вещей):
Каина ты сравнила с Кощеем,
Назвала эмиграцией изгнанье из рая,
Птицу Феникс сравнила с Бенгальским огнем,
(Уходя - уходи, и сгорай - сгорая).
Ты сказала: «Кукушка в часах затем,
Что бы предсказывать жизни срок, а не озвучивать время».
2005.
Со своим почерком я мог бы быть уже врачом,
Иметь в облике нечто невестино. И из-за этого
Не доверять зиме. Недолюбливать также,
Цифру 40, и все что за ней следует. И вообще,
Смотреть на погодный градусник, как на другой термометр.
Не доверять Амуру, за то, что он целит в сердце,
Не доверять табачному дыму, по сути, за то же,
Часто сталкиваться с латынью, привыкнуть к крестам,
Понимать, что 03 - не всегда март, и даже не август.
И не всякий рецепт ведет к приготовлению блюда.
2005.
Представь новое качество жизни - волны,
Отсутствуют по причине нелепости схожести моря со стадом баранов.
Ничто не нарушает так спокойствие города,
Как закрытие кладбища, или открытие бара.
Вообще, у моря из сантехники только раковина,
На этом фоне потеря денег выглядит как обряд,
Вчера и сегодня быть одинаковым
Здесь мешает присутствие календаря.
Вообще здесь ничего не случится по логике
событий, происшествий, (смерть - это то, что бывает с другими),
Но здесь смерть считается нечто, где просто-напросто заканчивается биология,
И начинается физика, химия.
2005.
Не разжигай костер так, будто ты - Жанна Дарк,
Здесь кругом лишь рубахи, колоды карт,
И земля выглядит так, будто не только пух, но и прах,
Покрыли ее. И кресты на могилы ставит Декарт.
И не быть уж ни флагом, ни ярлыком на чужой одежде,
Все осталось здесь, когда-то, прежде,
Было до нас, разница есть только между
Причиной и следствием, будто орлом и решкой.
Знать, невеста идет под венец в салфетном платье,
Женихов у нее вдвое меньше, чем братьев,
Не спутать бы это действо с парадом,
Будни боятся фотоаппаратов.
2005.
…Что до зеркал, то они всегда
Предпочитают портреты в качестве жанра,
Их конкуренты - иконы. Маленькие города
Пылью засыпали подробную карту.
Теперь ничего нет в карманах и тайниках,
Разве что белое серебро на день черный,
Да против острот зрения ловкости рукава,
На перьях и пухе надписи «К черту, к черту!».
2006.
На моей свадьбе все звали какого-то Борьку,
И от невесты при гостях было мало толку.
За окном шел снег, будто невеста россыпью.
Себя за автограф считает любая роспись.
2006.
Забудь о Рождестве - станет легче гусям,
Папа Карло идет в магазин «Сделай сам».
Постельное белье раздает проводник И. Сусанин.
Когда эта эпоха достоянием станет наук,
Я вспомню о том, что вернулся, забыв сделать круг,
А пока семью кругами владеют колеса,
И точка станции превращается в знак вопроса.
2006.
Мы жили в краях, где тавтология сменилась на тахтологию,
Где привычка готовить запасы на зиму относилась и к снегу,
Где дети выращивали капусту в надежде найти себя,
И аисты от этого улетали с раскрытыми клювами.
Где дети носили в школьных портфелях раскрытые учебники.
2006.
ВЕНЕРА
Не получить зарплату, ни дать, ни взять взятку -
Венера стоит как безрукая хозяйка.
Орбитою окольцована. Обручена с кем - доподлинно неизвестно,
Но, вероятно, с Зевсом.
Несколько спутников, как детеныши, вероятно от первого брака,
С кем, доподлинно неизвестно, и здесь без вариантов.
Куда же ей под венец, имениннице заболеваний?
Да и возраст не спрашивая, не забываем.
2006.
Красную книгу сократили до красной карточки.
Любая метель превращается в Буги-вуги,
И следов на ковре не оставят тапочки,
Как преступница, бывшая вашей прислугой.
И все начинается сызнова: песенка тем и плоха,
Что из нее слов не выкинешь, плюс остановки припевов.
Так заканчивается эпоха
Плохих чулок и секундных стрелок.
2005-2006.
Счастье твое состоит из вагонов нолей,
Ты создаешь бурю в стакане воды, по гороскопу ты водолей.
Ты говоришь, что салют - это эхо войны,
И славишь рублем послушным привычки милой тебе старины.
2005.
ИЗ ГРЕБЕНЩИКОВА
Старик Хоттабыч работал дворником, со своей метлой-бородой,
Географ завел собаку, и назвал ее Лабрадор.
Как сообщали святые, вера висела на цепочке креста,
И снег, для вернувшихся с завода рабочих был неучтенной сталью.
2005.
ДЛЯ ЗАДАЧНИКА
Из пункта «Ад» отправился дьявол
Со свитой на середину кругов.
Площадь черного одеяла
Больше площади белых платков.
Поезд отправляется в точку,
Знать вся речь уже позади.
Неверный муж (в просторечии - внеурочник)
Приходит домой без четверти три.
2006.
Тортилла подарит вам гаечный ключик,
В лучшем случае, - пороется в закромах, и найдет отмычку.
И хотя по небу идут тучи.
Бочка не может плыть по этой луже. В силу привычки
Я склонен верить прогнозам погоды, и наверно, как следствие—линиям рук.
Если вы отыщите на коньяке погоны
Звездочет уйдет в армию, просто от скуки.
2005-2006.
РАЗГОВОР В ПОЕЗДЕ
Говоришь, над историей ангелом летает Энгельс?
Говоришь, у двуличия форма медали?
Что как испорченный светофор Лас-Вегас?
Красное с черным? Это роман Стендаля.
Нет, скорее всего, не об азартных играх,
Нет, «Что делать?» наверное, тоже…
Нет, проводникам не снится пунктир,
Если на то пошло, то скорей, многоточье.
2005.
Мы жили при вывернутом наизнанку мраке,
Считали ревность - любовью в квадрате,
И если бы был коммунизм, то местность не отличить от мака.
В лучшем случае ночь считалось сестрой копирки,
Пятаки - неотъемлемой частью свиньи и копилки.
Почтовый ящик - модернизмом бутылки.
Время любит камней урожай, но чаще - улик,
Пространство - основа, товар, время - ценник, ярлык.
Скорость - циник, пространство - маг, время - миг.
Вечность приходит восьмеркой, велосипедной, междугородней,
Поэтика - головным убором с перевернутой лодки,
Скука - азбукой Морзе гудков коротких.
2005.
По убранству здесь выданье не отличить от похорон,
Или от выдачи (в просторечии - сдачи).
Не отличить по убранству, особенно если «он».
У невесты - фата, и здесь это много значит.
Выполнив функцию вида, море
Теперь - копилка, но без обратного действия,
И сумма годов - быт или история,
Не важно; начинается, как с чистого листа, с младенца.
Перспектива боготворит зеркала, отражения в них,
Да и что есть вода, как не кривое зеркало?
Здесь место скопления пара - парник,
Иголка и нитка находятся в стогу сена.
И тройник троеточий празднует Троицу,
Горизонт - то линией фронта, то лентой,
И лозунг «Хочешь мира - к войне готовься»
Здесь применяют и по отношению к вселенной.
Мы будем выписанным из учебника решением
И в результате окажемся с опечаткой,
Мы будем текстом, штатом, сокращением.
По убранству здесь выданье от похорон не отличается.
2005.
Мы обитали в городе, где плошка была, как площадь,
Или наоборот, но за герб был портрет Джонатана Свифта,
Все было сомнительно - от преступлений, и до волн почерка,
И местность была как открытка, лишенная вида.
Не было сведений ни о турнирах по шахматам, ни о войнах,
Их помнили только марки, но чаще - трезубцы, солдаты из олова,
Сыр доставался мышам, а не лисице с вороной,
Как новая версия репортажа Крылова.
Все было помешено на мелочах, и снежинка считалась уликой,
Но не приметой, снег - для следов фоном,
Оружием колким - ножи и вилки,
За неимением других столовых приборов.
Так паутина усложняется до иероглифа лабиринта,
И местность выглядит как то, под залог чего взяли время.
Так собрание перьев - то ли птица, то ли перина,
Становится чаще письмом, нежели преступлением.
2005.
Не надо о частности случая, лучше - о частности внешности,
О препинания знаках, будто пыли речи.
Здесь зима и письма доходят со снежностью,
И зажигают лампы, что создает вечер.
На одну треть - суррогат, на две - хранящий инкогнито,
Нечто вроде святой Троицы и светофора,
Нечто вроде прямоугольника с комнатой,
Содержания с форою формы.
Маятники разрушают пространство, маяки - создают пространство,
Первое делается по законам такта,
Все что вернется, вернется не Одиссеем, но старцем,
И как сумма, надпись внизу «Итака».
2005.
С небес - снег-бес. Зима - лучший,
Способ вспомнить о сумме.
Лучник.
Размышляет о векторе. Сбереженья не отличить от сумерек.
Видно, быт нуждается в потреблении всех этих четных
И високосных годов, в мелководии дней,
В «отрываю» или «зачеркиваю»,
Иначе как объяснить столкновение нолей?
Плюс, идентичных, вопреки законам притяжения,
Не то, что двойки, с их лебединой шеей
Во что превратится им? В пару, аварию, жертву,
Односложность, банальность, клише?
Говорят, мертвецы и невесты похожи между собою,
Как похожи, вообще, порез и закат;
В конечном счете и то и другое объединено собором,
Намного хуже, если цветами.
Что из них смастерить? Гаданье, венок, или чай?
Путь последний с нечетным количеством?
Там где фразам вроде «Дальнейшее - это молчание»
Ближнему виду вполне идентична.
2005.
Здесь шум дождя скучней полемики полей,
Даже если рядом зебра дорожная - смятое фортепиано,
Да и ручей (в просторечии - водолей)
Оспаривает первенство в водоемстве фонтана,
Реже - кухонного крана.
Вода - источник жизни, реже - причина смерти, еще
Реже - помесь причины с местностью,
То ли бретер, то ли фокусник производит щелчок,
Но чаще - фотоаппарат, и вид перекрещивается окрестностью.
В которой клад не отличить от ископаемого полезного.
2005.
НА 90-ЛЕТИЕ В.ЗЕЛЬДИНА
Приветствую тебя, жилец страны орлов,
Родившийся, когда орлы еще не знали герба.
Приветствую, видать Харон
Тебя не может сделать ширпотребом.
Приветствую из Посейдоновой страны,
Из города, что отдает бильярдом,
Я монолога собственного нить,
Коль что не так, спишу на Ариадну.
Наверно, время уж забыло о тебе,
Забившись в войнах, революциях, условиях задач по физике,
Записав тебя в вечный дебет,
В собственные приметы и признаки.
В собственные волхвы, в собственные посредники,
Хотя Рождество прошло. После
Шел дождь обилием серебряников,
И кто-то распят был на перекрестке.
«Дайте мне точку опоры, и я землю переверну»?
Или «Дайте библиотеку, и я построю университет» (будто вариант),
Но нет препинанья такого, нет даже подобного комару,
Что до библиотеки - там только оригиналы, будто гарант
Бессмертия, или гарант того,
Что будут там оригиналы.
Под линией моста мы подведем итог:
Погода, деньги - все туман.
Погонщика не отличить от астронома,
Музея от, к примеру, гастронома,
Особенно закрытия после
Нам, героям романа «Будущее и домыслы».
Но в этот последний день зимы,
Все круглое - даты, суммы, столы,
Если бы были свечи, то был бы пожар,
Или церковь была бы не классический жанр.
2005.
Ты - Ария Ариадны, пропетая,
В момент превращения одежды в клубок,
Не важно, что вокруг - шепот молитвы иль сплетен,
Но на чеку троеточия светофора и Бога.
Когда кругом ночь, или, возможно, метель -
Не важно, что красно платежом - долг, или должность,
Знак препинания может стать очевиднее тела.
Так в светофоре есть что-то одежное.
Так знак бесконечности, похожий на схему банта,
Верит в то, что он лабиринт, не прочтенный и шерстью,
Так, если ты вернешься обратно,
То на место не преступления, но, всегда, происшествия.
2005.
Темница глядит на смерть, как на собственный вариант,
Неволя одета в нар наряд,
Парусник вдали - будто нота, к примеру «Ля».
Мы - не стая, мы - только росчерк пера,
Звезда героя, обмененная на несколько ламп,
Монета разменная, разменный клад.
2005.
Вокруг была пыль, значит, вещи стирали грим,
Вещам, вообще, свойственно больше сложение,
И не важно что - светофора, иль листьев грин,
Вполне способно заставить продолжить чужое движение.
В общем, сложения больше, служения, например, пустоте,
Из вычитания ничего не выжмешь, кроме моста или нити,
Так знак бесконечности взгляду приятен тем,
Что служит схемою развития событий.
2005.
Что вокруг? - Ночь, или сон Малевича?
Грека-жаргон плывет по речки речи.
В небе днем то ли облако, то ли чертеж толпы.
Почтовый ящик приобретает свойства копилки.
В эту пору молитву нетрудно принять за новость,
Пристальный взгляд - за экономность.
Любую метаморфозу - за старую песню на новый лад,
Страшный суд - за нечто вне графика, и за вранье у врат.
2005.
…Не отличить отлучника от отличника,
Вокруг - все в высшей степени нематематическое,
Т.е качество сменившее на количество.
Это с неба осадки, или же сплетни,
Рыбак, сменивший крючок на сети,
На междугородность сменивший бессмертие.
Смерть однообразна, и уже этим плоха,
Будь это гроб хрустальный, или бокал.
Плох тот баран, что не желает на роль пастуха.
2005
В многолюдье «соврать» звучит как «содрать»,
Нет! Развернуть ход событий в иную сторону,
Бросить все, все вещи собрать,
Развестись, или просто снять с пальца кольцо.
В каждом из нас сидит пророк в кармане прячущий визу,
В каждом сидит, если не педагог, то маркер,
Не дорога к храму, а тропочка к атеизму,
Если не стыд, то пристальный взгляд на пол.
Если мы сумма вещей - то улик или багажа,
Улик в багаже, или личных запасов,
Мы в лучшем случае - ангелы падежа,
Вертикаль знак равенства обращает в паузу.
Точки сбежали с фигур, посеявшись в тексте,
Став насекомыми (хотя в них больше от запятых)
Если обиды забыты, значит здесь тесно,
Перемирье скрывается в точке, толпе и копилке.
2005.
Появись вдали корабль, он испортит вид,
В лучшем случае - начнет комкать синюю скатерть,
И задача рыбака - изловить, изловив, изложить
Улов, будто мысль, на бумагу песка.
Хотя лучше на мрамор его, что отдает если ни вечностью,
То перспективой чего-то пожизненного,
Так ради света создается вечер,
Ради дороги - конкуренты ее - этажи.
Неважно, что перед вами - пробел или белила,
Рукава речки, или закат.
Мир состоит из Даля, Дали, и Далилы,
Мир - это шар, стоящий в конце языка.
2005.
ЭЛЕГИЯ К АЛЬФРЕДУ ШНИТКЕ
То ли чрезмерность, то ли потребность в пробеле в театр превращает лес
(Из-за количества мест, плюс, как знаменатель общий здесь дерево),
Да и что есть одежда, как не собственный крест,
Что носится не на спине, но на теле?
В общем, зима оставит льда, как война—мин осколки,
Но в математике я не горазд,
Чтобы считать их, так геометрия не щадит обещания профиля,
Не отличая его от анфаса.
Но это, как жалобы белой посуды
На серебро ложек, на вечность (в их представлении) полотенец,
Ну, а если тебе говорить по сути,
Мне, как небу с пробелами из облаков, уже некуда деться.
Ощущение почти ненужности, как у черных клавиш фортепиано,
Скажи, что есть произведения веры, если не жанра кризис?
Так некто, проснувшись довольно рано,
Проверяет пословицу, но склоняется к атеизму.
После нас не осколков, ни лоскутов,
Ни цифр от числа, а их черты - (в лучшем случае - цены),
Каждый из нас по отдельности будет набитым, но лишним ртом,
Замаранной скатертью, честью, невнятным прицелом.
Вещь вообще редко мне что-нибудь говорит,
За нее говорит материал, т.е.
Это будто товарный вид
Приобретает товарный поезд.
И тебе, наверное, там, в облаках,
(Тем более—белых, ангелах, в лужах повинных)
Тоже видится, что зима, будто белый флаг,
Поднятый Богом в знак перемирья?
И что же есть мелочь, как не за руку пойманный крах,
То, что больше всего нуждается в слове «внешне».
Так одежда болтается на крюках,
И рубахи-кресты выглядят, как повешенные.
А хотели—распятыми, это и есть обман,
Потустороннее чувство фокуса,
Так чаще всего, спросонья, колокола,
Путают «гром» и «гроб», сон, и глагол «упокоиться»,
А не только к обедне, вставши из-за стола,
И как следы за собою оставив посуду,
Слышишь окна прозрачное «Сюда, сюда»,
А скатерть вектором волн «Отсюда, отсюда».
Что есть смерть, как ни боязнь номинала пространства?
Так шарик в одной из версий бильярда
Завербован номером, но не желает нечем казаться
Иным ... Да, впрочем, ладно…
Хватит о мелочах, давай о вещах общих — фоне,
Небе, не расходящейся толпе,
О том, что ничего не останется, кроме
Коротких мыслей, как плохих трофеев,
Но даже дождь хранит сбережения в чьих-то зонтах,
Экономный пастух со стадом свиней-копилок,
Экономика—мотив, ритм, если угодно — такты
Арии рынка.
Новая жизнь, обычно, начинается с вида на новую мебель,
Причем, этот вид, зачастую, заочный.
Если обед смешать с частью речи, то точки, как правило, хлебные,
Причем неизбежней всего—многоточья.
Так геометр и географ думают о краях и окраинах,
Кто о пирамиде, а кто о горе.
Из того, что королева не досказала Каю,
Складывается слово «ширпотреб».
Впрочем, неважно, то Кай или Каин,
Так шпиона можно спутать с картографом,
Но не с шулером. Так лед восторгается Н20, и по этому тает,
Так уменьшенный план лабиринта — уже иероглиф.
Даже вы шахматном королевстве не обходится без наследников,
Впрочем, там уж не наследить, все размечено.
Создатель выступает в роли посредника
Между бытом и одной из версий вечности.
В общем, не важно, что даст нам произведение потолка или пола,
Кровлю ли, иль просто для глаз интерес,
Так мнение со своей собственной колокольни
Не отличить уже от звона прессы.
Иногда кажется, что река—
Эскиз ленты чужого венка,
Геометрия не разбирается в святости углов,
И жилец меняет жилье на кров.
Край родной узнается с помеси
Географической карты и сплетен,
И в окраинах видны науки признаки все,
Кощею внемлет бессмертник.
Помесь асфальта и волка глаз не щадит,
И в перекрестках видишь кресты, но страшней—в них движение,
Весь этот вид, или, точнее, подвид
Сводит с ума из-за кажущегося умножения.
Точно так же и снег, здесь вообще все способно унять,
Взор, привыкший к хорошему разнообразию,
Так молодое деревце, должно быть, боится пня,
И желание в данном случае разобраться
Заберет у вас много физических величин,
И скажет, что это не одна из них — работа,
Это все равно, что преступника уличить,
Совершающего народный подвиг.
То, что лишило садовника-математика корней,
Способно стереть очередь, линию, или семейство знатное,
Календарь и дневник способствуют единоличию, сумме, не чисел, но дней,
А время лежит то ли мостом, то ли знаменателем.
Кроме обилия снега и новостей
Больше особо гордится нечем.
Математик режет торт на равное количество частей,
А пожарник (пожарная часть) — гасит свечи.
Только цены и вещи не знают вечности, в них
Больше смерти, чем в поздней осени,
Здесь взгляд вниз—это взгляд на карниз
С пыли проседью.
Облака цвета медсестры, да и сами себе балет,
Плюс бестактность крестов по отношению к параллелям,
От рассвета алеют аллеи,
И существование стрелок здесь временно.
Даже Тесей бы запутался в перекрестках,
Как в послесловии лабиринта,
Подражая салюту не вечны здесь блестки,
И туман — как сборище перинное,
Или войско врачебное, вообще, врачи
Знают о смерти больше, чем палачи.
Сведений о человеке больше вдвойне
В основном из-за теней.
В моде — свобода просторной клетки,
Путь по вектору перечня,
И на ночь, глотая горстью таблетки
Вспоминать об утраченной мелочи.
Считать облака — беловиком, тучи — эпиграфом,
В стекле увеличительном видеть лишь доказательства,
И топограф, чертящий план пригорода
Мечтает о звездном путеводителе. Приватизация
Пространства есть уют. Так стая,
Или хор в одежде из перьев вторит граммофону,
Атеист на ночь Коран листает,
(Делит на двое) — что так делится -- вторит Персефоне.
Ныне не в моде прислуга. Веки
Вий сам себе поднимает, и без телескопа—на звезды,
Путник поймет, что любой путь в худшей случае—вектор,
В лучшем — дань Декарту, тому, что он создал.
Санитары полей отдают дань тетрадям,
Школьник усложняет свой быт таблицей деления,
Волны здесь подражают радио,
И называют его «волнение».
Здесь голуби и перьевые ручки, и то, и то
Символ мира в безпробельных объятьях орбит,
Вспоминая очертания родного города,
Думаешь о кардиограмме. Арбитр
Путает мантию со счетом в банке,
Краткость глядит телеграфным бланком.
С точки зрения предложения брак является двоеточием,
Время глядит то вектором, то стрелою царевича,
И прозаик, связавшийся с царской дочерью,
Напишет рассказ «Царство девичье».
То ли куры, то ли куранты разбудят с утра,
Время глядит на смерть, будто читатель—на сноску.
Скобки и двери спорят о первенстве. Рай
Начинается с сада. Ордена подражают блесткам.
Двери запутались в смыслах слова «петля»,
Плюс рядом вязание, и сам ты смертен.
Алфавит музыки начинается с ноты «ля»,
Считает речь посланцем, посредником.
Это время зонтов, стоящих, как провинившиеся, в углу,
Осадки здесь часты, но относятся и к напиткам,
Направление за равную однородность благословляет тьму,
Уголь боготворит копирку.
Осадки напоминают путнику о существовании вертикали,
Звездочет мечтает носить погоны.
Непогода в вина бокале.
Линии рук — очертания города.
В моде одежда и статуи, эта смесь,
Все равно, что балета, медицины, и снега,
Чудо свершается по плану. Здесь
Событие нуждается в сплетнях,
Как время—раньше в песке, сейчас—в стрелках.
В моде отрывки снов, и простыней отрывки,
Натюрморты и хлебные корки,
Немота, что подражает то стенам, то рыбам,
Облака, что в законы дыма поправки вводят.
Бижутерия льда, по отношению к снегу,
(Здесь измеряется в каратах кара),
Здесь вера—взгляд наверх, война—взгляд сверху,
Гремят кандалы, но чаще — скандалы.
То ли листву перекрасят в не светофорный цвет,
То ли часы променяют на компас, иль что-нибудь в этом роде,
Или блеснут умом, сверкнут, потом кого-нибудь свергнут.
Час, как зигзаг, говорят, неровен.
У Ариадны уже ничего не осталось кроме петель,
И лабиринта руины, ныне—музей,
Мотив часов — да и тот перепет,
Парапет, зелень, и старых луж зелье.
Наш уют теперь—форма сиротства. Полдень
Как всегда встречается с единодушием стрелок,
Пустует правый, нижний угол полотен,
Подковой стать стремится стремя.
Взгляд, тяготея к уюту, больше ценит предметы,
Чем местности — этим и отличается от громких событий,
Так смерти плевать, во что вы одеты,
Все это выглядит как сноска к быту.
Стрелки дают показания. Сноски стремятся вниз,
Будто осадки, и в редких случаях — цены,
Облака — как старый небесный карниз,
Свечи горят, да из соломы церковь.
Не так уж важно, кто сделает первый ход,
Центр доски, за который борьба — разрез,
Перечень здешних красот — как безглагольный анекдот,
И читать его, как стог искать для иглы — бесполезно.
То ли топор, то ли топот - не важно,
И то, и то начинается снизу,- разбудит
И обвинит в пыли с предмета краже,
Но потерпевший предмет показания дать забудет.
То ли шпион подложит под стол, что шатается новый чертеж,
Толи безбожник — икону -- перспектива одна и та же,
Да прозрачность стекла водой искорежена,
Многословность как многоэтажность.
То ли бал, толь баллистика в движении знают толк,
В царстве небесном всегда небезоблачно,
То ли булавок набор, то ли полк,
(Последнее больше похоже на очередь).
Это-- эпоха эпоса, все в будущем, в " и т.д.",
Отражение действительности в стеклах прессы,
Так взгляд способен отличить в толпе
Вас от других - тире - от рельсы.
Природа, делясь на четыре, подражает пчелиным крыльям,
Да и сутки - двойной суд присяжных,
Волхвы в Рождество в дар приносят корыто
По дарственной русской авторской сказки.
Идущий снег монотонен, как фальшивые деньги,
Истина боготворит изнанку, и реже - заплаты,
Ставни, ставки, дебри и дерби,
Все этот можно перечислить и в обратном
Порядке; это время церковных котов,
Безалкогольных углов, гама и мага,
В небесной канцелярии - лунный картон,
И облаков бумага.
Как сообщают "Вести", крестьяне несут свой крест,
Бабочки выбираются из-под детских игрушек,
Будто смерть, при которой, как вам известно,
Земля покрывается внутренностью подушек.
Помесь ступеней и складок, помесь часов и цен,
Птица в часах ищет временное жилье.
То ли схема весов, то ли знак процента,
О бытие разбивается любовный плот.
В зеркалах редко видишь чужих - это основа
Любой перспективы, тем паче - не вечной,
Так ветер, склоняясь на чью-нибудь сторону,
Потом скрывается в кулисах вечера.
Решетка вид разделяет на лоскуты,
Пространство хранит горизонт, как трофей,
Здесь зыбко все, что бисер, что стихи,
Гаишника издалека не отличить от феи.
Асфальт здесь безграмотно серый,
Часы - сами себе пустынный берег,
Наполовину - банки, наполовину - консервы.
Распутья - будто знаки веры.
Помесь кресел и тронов, помесь,
Чертежей и развилок,
Чулочных стрелок и стрелок поезда,
Вечера черного, рынка.
Ноль в тревожных случаях становится первым,
То ли собранье мишеней, то ли яблочный сад,
Слова - это только сольфеджио нервов,
Размах - все, от досад, до засад.
Заснеженные деревья, будто собранье скелетов,
Да и следы - не улика уже, а пробел,
Огонь - что закат, приблизительно в третий степени,
Да и двери - третей степени дерево.
Все начинается заново: сумерки, суммы,
Треугольник паруса, неверно вписанный в воды многогранник,
Сообщение, что один воскрес, но большинство все же умерло,
Попытка перемножения кнута и пряника...
Не каждая фраза--брак, но зато предложение,
(Плюс часть речи "союз")
Да и точка в конце, будто знак умножения,
И это еще один знак--знак "плюс".
Почти любой потолок подражает снегу,
Но на первом труднее оставить след,
Да и свет, говорят, такого же цвета.
Рамы белые, за ними - снег.
Петли и люстры перекличка,
И безграмотность обесточенная,
Небо смотрит на веру взглядом отличника,
Вера на небо - взглядом заочника.
Эхо суфлерно. Пути- иероглифы,
(Чей вариант - версия лабиринта),
Издалека родной берег - хлеба родного крохи,
И заглавие приобретает свойство эпиграфа.
Существование начинается с красной строки заката,
Что отдает телетекстом, реже - линейкой,
С рукавов речки, что так закатаны,
Что река - будто рейка.
Не отличить уж клетку от сетей,
(Последнее - будто собранье первых),
Любопытными здесь называются те,
Кто знает о месте, больше чем времени.
Смесь из Пандоры, открытий, таможни,
Марка глядит с конверта, как обозначение центра с отрывка карты,
Писать по воде, переливать ее из пустого в порожнее
Осталось, стихотворные строчки считать прейскурантом.
Что осталось в разделе продам?: Родина,
Рай в шалаше, песочные замки,
Небо - как на карту света того пародия,
Масштаб - соотношение ящерицы и динозавра.
Если возьмешь в расчет, что любовь слепа,
Или с глазами Фемиды (одно и тоже),
То тогда пару зажженных фар,
Не отличить от пары сережек.
Не разберешь, где глухота, где глушь,
Разброд, разброс, безрыбье и безводье,
И правил игр не отличишь от прав игрушек,
Молодежь и листву - от валюты, чей цвет - новогодний.
Если теряешь голову - только при помощи топора,
(Как доказательство материализации речи),
И неважно, что фотоаппарат
Не фиксирует упреки (безупречность).
Время глядит трехмерностью стрелок, напоминая нам о святых,
Комната вспоминает способ возведенья в квадрат,
Тиран сам себя уменьшает до "тир",
Пара возводит себя до "парада".
И неважно, гадание это, или прогноз погоды,
В дождь можно выйти сухим только из дому,
Синоптику не нужен вид местности, или города,
Он смотрит на карту, да и то издали.
Всего по четыре: сторон, года времен,
И двадцатая буква отдает православием,
Точно так, как Канадою - клен,
Как лавровый венок - славою.
Война есть диалог, а мир - многоголосье,
Из песни слов не выбросишь, но можно рискнуть припевом,
У Диониса - кровь-вино, глаза - виноград, и волосы-гроздья,
Если Бах был бы Бахус -- Дионис превратился б в Сальери.
2004
РОЖДЕСТВЕНСКОЕ
В пещере им было тепло втроем;
Пахло соломою и тряпьем.
И. Бродский.
Зима состояла из беловиков, пробелов, белил,
Из медсестер, снегурочек, белых стихов;
В мире поэтов основная валюта - лира,
А не снега некачественное серебро.
Но, даже считаясь плохим дензнаком,
Снег обелял кругозор, и рисовал узор -
Шурин мела, и блудный сын сахара.
Вол волновался, мул мулил взор.
2005.
РОЖДЕСТВЕНСКОЕ
Ночь. Ляг. Преврати пустыню в ночлег,
И желтую прессу;
Утром запой песню,
Составленную из смет.
Столько песка. Отметь часами новую жизнь
На этом, полном слова свободы фоне,
(Помни, что ангела крылья кормят),
В жалком подобии спелой ржи.
2006.
ПОСВЯЩАЕТСЯ ДАНТЕ
"Кто проводник наш?" "Наверно, Вергилий"
"Он что, сбежал с поезда?", "Смотреть мы идем могилы?",
"Нет, - что осталось от тех, кто там были".
"Не командир, а сбежал..." "Тише, он гид;
У него "all inclusive", - сам выбирает вид -
Хоть круги, хоть чистилище." "Вот паразит".
"В аду все итальянцы, хотя Венеция - рай"
"Ад проситься к раю, как к середине - край,
Если угодно, будто к апрелю - май".
"Почему все итальянцы?" "Это вопрос языка".
"Смотри, все красное, это, наверно, закат?"
"Все проще намного, ты видишь ад".
"Ад советского производства, У Люцифера - Германия в трех головах"
"Цвет не равняется качеству, говорят, они воевали. Как?
Как цвет и качество - в пух и прах".
"А лжеца как наказывают? Но не бреши,
Солгавши про грех, ты уже согрешил!".
"Поскорее сие запиши!".
"Самоубийцу птицы клюют, хотя он не Прометей"
"Да, ты прав, там хоть была идея,
Плюс он был не совсем из людей..."
"Вот вам Святая Троица - Кассий, Иуда и Брут"
"Это что, обед из трех блюд?",
"Нет, вероятно, они просто пьют".
"Куда попадешь, если много грехов, как всегда "опт"
"А ты - экономный, поделись опытом".
"Да погоди ты, сейчас не о том".
"Почему у него ровно сто глав?
Тридцать три Харона, и их предводитель - Кентавр,
И к чему завершенность здесь? Что говоришь? Сто грамм?
А, тогда, вероятно, он прав".
***
В эту пору не отличить дракона от Шерлока Холмса,
Рулетки от веретена и т.д.
Да и время выглядит будто помесь
Из векторов, чулок и стрелок.
Во всем этом видно яблоню раздора-
Яблоко от яблони не далеко падает
Пирамида глядит с купюры долларовой,
Будто Ева с Еленой под одной яблоней.
Любой смысл слова машинистка сводиться к стуку,
Как астроному все хвостатое напоминает комету,
Но стука клавиш не отличить от выстрелов. Скука
И то и другое способна спутать с аплодисментами.
Сама полемика вокруг сотворения мира
(Будто орбита) способна вызвать землекружение,
Реже - земную боль. Палитра
Глядит на художника, будто таблица сложения.
***
В те времена полдень и полночь
Мне чем-то напоминали год.Теперь те, кто обруч
Надевал на себя, надели на палец кольцо, так или иначе - сами себе орбита,
Они теперь интересны астрологу или арбитру.
***
...И когда почтальон узнавать станет адрес твой,
Ты поймешь - мир намного тесней, чем сообщили в каком-то закрытом пространстве,
То ли садовник, то ли Ньютон
Ждет яблок с дерева христианства.
Видимо, вместо месяцев в календарях поселились апостолы,
Взгляд делится на две перспективы - деревья и мебель,
Либо на иностранный текст и сосулек апострофов,
На иностранный текст и сосульки апострофов,
На быт и природу, на брутто и нетто.
То л и у геометрии склонность к изнанке,
То лисюрреализм лабиринтов и линий рук прямоту горизонта корежат,
Все изменяеться. Денежный знак
Скоро будет знаком дорожным.
Мир на завтра останеться прежним, если верить вчерашним газетам,
Но закрома не отличить будет от Авгиевых конюшень,
Мир - это улов в географические сети,
Неделимый на море и сушу.
***
По Архимеду - корона - одно из условий задачи,
Т.е. власть - величина физическая, как и время,
Да и что нужно времени, кроме сдачи
С годов високосных, с секундных стрелок.
Что это? Запятая, или маленький зонт,
Перемиририе, или избыток?
Волхвы запутавшись в математике адресов,
Посылают вместо даров открытий открытки.
Свечи то ли из торта, то ли из старой церкви,
То ли математика, то ли эпиграф решетки,
Алкоголь стоит в центре стола, и экономики центре,
Во сне, как в саду, не слышны даже шорохи.
А не то, что слова. От растений в отличии, их корни видны,
Жизнь, будто химия, нуждаеться в опыте,
И отечества сладкий, но въедливый дым
Шпионажа становиться копотью.
***
Век, играющий в карточную игру
Оставит ленту дорог, в лучшем случае- кнут,
У времени - профиль смерти, и колчан стрелок,
Радуга переходит в огромное стремя.
Еще - пару войн, чей эпиграф - дуэль.
Землетресений, чей эпиграф - вид,
На который вы смотрите изнутри;
Оставит точки - одежду вопросов- вешалок,
Воздух впищет фигурой в окружность. Умножит вещи
На их окружение, будто язык - на наречье.
В этом есть воля, верней- хаотичность волн,
Взгляд не опустить теперь ниже асфальта и пола,
Взгляд вверх будет сборищем сфер и вер,
Не важно, победит сводный хор, или Орфей,
Вы не останетесь в минусе, ибо сложнее - в тире.
***
Черный жемчуг икры, разбросанный
Будто мелкие города на подводной карте,
Т.е. так тесно, что это принять очень просто за сумму,
По крайней мере - единое целое. Это же-
Чувство фотоаппарата,
И чаще всего - когда кто-нибудь умер.
Т.е. без изминений. Газетные полосы сообщат о нейтральных,
В худшем случае - о войне, как о жанре;
Карманы служат формою траты,
Как одежда - лицом содержания.
Вообщем, неважно, - сообщение о войне или сдачи внаем,
Счет по оплате, или другие вести.
И константа быта - т.е. жилье
Госятми оплачивает долг местности.
***
Вечер обычно скрываеться за многоточием салюта,
Т.е. чем дальше в лес, тем дров припинания больше,
Кров разделив на цейтнот мы получим приют,
Будто памятник умножению, в конце предложения - точку.
Правитель перевернет треуголку, смастерив с нее лодку,
Не перевернувши - парус, похожий на дельту,
Любовь путь пройдет от звонка до колокола.
Дятел из суеверия будет стучать по дереву.
Запершись в четырех стенах света, компас
Схож с временами года, теперь
Даже смерть выглядит, будто помесь
Из косы и крестообразной веры.
Не отличить иноверца от иноходца. Теперь
Все что в пору считают порочным
Время предпочитает версию колыбели
Версии толпы - тем паче - многоточия.
В цветочный покров вклиниваеться версия полотенца,
Стадо гусей побежит в Рим, не выбирая дороги,,
Если там будет вера, то только в виде младенца.
От пути мало проку...
Если цели вокруг. Из квадратов дом образуеться чаще, чем сеть,
Зима - время года в жанре баллады,
И паук, - Тессей
Запутавшийся в даре Ариадны.
То ли клубок, то ли шар.
Земной (толь свитер, толь свита)
Да и слеза, как на лужу шарж,
(Это уже по части Д.Свифта).
Всех к то с дублем - в Ковчег. Ной
По части крова разделяет первенство с улиткой.
Это при том условии, что любовь
Служит, как минимум, только уликой.
***
Пока я ждал ее, пришла зима из пепла,
Но с прежней функцией - ластика, реже -корректора,
Т.е. того, чему свойствено чувство вектора.
И горизонт был, будто алфавит в обратном
Направлении разученный, здания - отрывки листов тетрадных,
Пятна - будто пейзажи, пейзажи- как пятна.
Мелочь лежит в кармане, даря ему моря черты,
Но сама по себе - уже дар, перечертив
Схему ключа получили знак end. Так мотив
Из преступления не выкинешь, так знак "равно" это схема,
Полки двуспальной, или той сферы,
С чего можно сложить нечто посмертное.
Поэтому - лучше пепла белые пешки,
Грехов погрешности, в конечном
Счете - нулей пробельная внешность.
***
Мелкие селения, где все косо, или прошел дождь,
Где птичьи перья смотрят на вас уликой,
Где у вас две беды- умные и бездорожье,
В воздухе запах толь домино, то ли рыбы.
Вычитание, в видах начавшееся с моста,
В тексте начнется с дефиса или тире,
Не отличить постоянства от поста
Будто толпы от армии или гарема.
Мелочь же начинается с запонок, пыли и запятых,
С улик, оставшихся денег, снега,
Абсолют начинается с пустоты.
Пустота отбрасывает вектор.
Будто хвост - ящерица. Если
Здесь бывает цейтнот, то он компенсируется при помощи местности.
***
Вода точит то ли бутылки, то ль витража осколки,
Лучше замкнутость, где книги -как украшения на теле полки,
С точки зрения воды приметы личного праздника-
Есть, как бы, форма айсберга.
Из-за трети одной, вроде наличия только духа.
Окно делит пространство на два. Электроника считает до двух.
Так официант подает счет арбитру,
Так холсты, как медалей - враги, достойны вида.
***
ОТКРЫТКА НА РОЖДЕСТВО
1
Желаю вам побольше волхвов,
Да фей, в платья цвета пробела одетых.
Желаю вам побольше грехов.
Чтоб больше искупления. Это форма ""вопроса-ответа".
2
Даже почта здесь забавляется геометрией марок,
С дележа, не нарезки хлеба, сыпятся крошки,
Желаю вам горы подарков,
Ибо гора - то, изменение чего очень сложно.
3
Чтоб перевернутый восклицательный знак свечей
Любовался многоточием неба,
Что ветер ему не мешал, и вообще,
Чтобы вид был не холст, а ребус.
4
Чтоб любой вертикальный признак войны,
(Где медали не трупы - плоды),
Любовался бы звездным небом
Не задаваясь при этом вектором.
5
Чтоб жизнь была проста,
Как лабиринт креста,
Чтоб отражение могло от предмета отстать.
***
Лязг ласк
Взгляд сквозь тюремную решетку, как сквозь пальцы,
Рассвета краскам
Не нужен ластик.
Впрочем, решетки, сквозь которые ты смотрел,
как сквозь пальцы,
Ты менял - как предметы на них - не кольца - перчатки,
Ты попал в мир, где не пальцы важны - отпечатки.
Как однажды заметил кто-то
Тюремная решетка схожа со школьной тетрадкой,
И сокамерник читает отрывок из анекдота,
В котором смешны только лишь опечатки.
***
Синева сигаретных вершин,
Небо белизной облаков розшито.
Вот вам эпиграф пейзажа на завтра
Не считая подписи погодного автора.
Дождя прозрачные намеки
Вы, наверное, не поймете.
***
Из пароля слов не выкинешь,
Война кровью забрызгает спелые вишни,
Война кровлю избавит от назойливости крыши.
Погода ничего не смыслит в карточных градусах,
В карточных фокусах, но ветер влазит
В тайны военных операций.
Враг перед картой вооружается циркулем,
Солдат спичкой чиркает,
И те, кто кричат "Огонь" - сие не считают ошибкою.
Что же сообщает программа "Вести",
Да ничего интересного,
Только и слышится "Двести".
Враг обычно смотрит на карту,
Будто школьник - на новую парту,
Предвкушая, что внесет коррективы,
Один, или с помощью коллектива.
Их роднит циркуль.
Так PR2 -каннон цирка.
***
Шпион объясняется глаголами,
Воин оставит грязь в чистом поле,
Да и следы - это то, чего можно оставить вволю.
Упаковщице дарят в подарок обертку,
Проще ограбить детсад, чем обмануть ребенка,
Фото - характер, что проявила пленка.
И ветер - сродни синему цвету - холодный,
Меж двух берегов мается, как колыбель, лодка.