(версия истории земной любви)
Она всегда уважительно обращалась к своему избраннику не иначе как “мой Петрович”, а он ласково называл её “моя Марковна”. Хотя и в светлые дни молодости и в годы суровых испытаний зрелости, оставалась она для знаменитого протопопа вечно любимой Настюшей…
Юность Аввакума, как у большинства русских богатырей духа во все времена, была непростой. Небольшое село Григорово под Нижним Новгородом. На дворе уныло тянутся одна тысяча шестисотые от рождества Христова. Вокруг – беспредел, творимый по отношению к народу, воеводами и другими “начальными” людьми. Государство замерло в ожидании царя-реформатора. Рядом сильно пьющий отец буйного нрава, имевший, однако, духовный сан и недалёкие старшие братья, бойко ухлёстывающие за легкомысленными молодицами.
Всё это не могло не оказать воздействия на формирующийся внутренний мир подростка. И только мать – постница и молитвенница явилась тем духовным стержнем, который среди греховности окружающего бытия заставил его рано задуматься о смысле человеческого существования. Находясь под её сильным влиянием, он, в отличие от сверстников, рано задумался о бренности жизни, наблюдая смерть людей и животных. При этом, будучи исключительно крепок не только духом, но и телом Аввакум любил жизнь во всех её проявлениях. Женился он достаточно рано. Анастасия оказалась той единственной и неповторимой, которая прошла с ним жизненный путь от свадебного венца до искупительного костра, испытав вместе с мужем и царские милости, и многочисленные удары судьбы. Именно ей волею судьбы, принявшей своего рода духовную эстафету от матери Аввакума, суждено было сыграть огромную, хотя и малоизвестную роль в жизни и судьбе непреклонного раскольника.
Свадьбу сыграли негромкую. Недавняя смерть отца и, последовавшее за ней отчуждение родственников по отцовской линии, подорвали материальное положение семьи Аввакума настолько, что даже будущий тесть – небогатый, но самодостаточный хлебопашец из местных, долго не решался отдать дочь за нищего поповича.
В возрасте двадцати трёх лет Аввакум принял сан и начал ревностно служить господу, привлекая в лоно матери-Церкви всё новых и новых духовных чад. Залогом этого служила огромная, почти гипнотическая сила, исходившая от этого человека. Молва о молодом священнике быстро распространилась по окрестным поселениям. С юности бескомпромиссен и неуживчив, но умён и благочестив, Аввакум всегда имел сложные и противоречивые отношения с окружающими. Во многом причиной этому была и его Марковна, занявшая в жизни священника не только место верной и любящей женой, но и ближайшего товарища и востребованного советчика в делах мирских и духовных. Будучи от природы женщиной не только набожной, но и властной и честолюбивой, она часто вдохновляла мужа на поступки, которые, по её мнению должны были укрепить его мирской статус. Порой, эти, зачастую эпатажные деяния, никак не соответствовали роду его профессиональной деятельности. Сам Аввакум в автобиографическом “Житие…” так описывает один из случаев. “Пришли в село моё плясовые медведи с бубнами и домбрами, и я, грешник, по Христе ревнуя, изгнал их, и хари и бубны изломал на поле един у многих, и медведей великих отняв, одного ушиб и паки ожил, а другого отпустил в поле”.
В жизнеописании Аввакум, однако, умалчивает о состоявшемся накануне разговоре с женой, прослышавшей о прибытии в село странствующих скоморохов. А ведь именно она, искренне считая мужа “единственным ревнителем и обличителем”, подтолкнула его на бессмысленные противозаконные действия. Последствия не замедлили сказаться. Проезжавший по высочайшему повелению к месту нового назначения в Казань, боярин Василий Шереметев, узнал о случившемся от “доброжелателей” священника, призвал его пред светлы очи, и ругал долго и назидательно. Дело едва не кончилось суровым наказанием. Смутьяна хотели утопить в Волге.
Анастасия, несмотря на свою властность и честолюбие была человеком, тонко чувствующим любую несправедливость. Однажды она, не понаслышке зная о тяжёлой судьбе древнерусских женщин, обратилась к мужу с просьбой вступиться за девицу, насильно отнятую (такое случалось в средневековье…) у матери местным сластолюбцем-воеводой. За своё заступничество Аввакум был смертным боем бит прямо в церкви, где разгневанный “начальный” человек поспешил появиться в сопровождении своих холопов.
Отношения с местной светской властью у неуживчивого священника явно не складывались. Начались преследования. В него даже дважды стреляли… Так описывает одну из стычек Аввакума с сильными мира сего известный русский историк С.М. Соловьев. “…другой начальный человек, рассердившись, прибежал в дом к Аввакуму, бил его и зубами отгрыз пальцы у руки…” Рука потом долго болела, а большой палец на ней не сгибался. Через 300 лет этот случай послужит поводом для издевательских спекуляций со стороны воинствующих безбожников, не признававших, впрочем, ни двуперстного и трёхперстного крестного знамения…
Закономерным итогом деятельности Аввакума на посту сельского священника явилось полное материальное обнищание. “Начальные” люди обобрали до нитки и выгнали из родного дома! Эти события хронологически совпадают с рождением их с Настюшей первенца. Молодая мать, осознав безысходность дальнейшей сельской жизни, принимает нелегкое, но судьбоносное решение - отправиться вместе с мужем в столицу, где его талант и добродетели должны были быть по достоинству оценены. Сирые и голодные, с новорожденным на руках они отправляются в Москву.
Патриархальная Москва, в те времена всё более становящаяся центром притяжения для юродивых, убогих, голобородых иноземцев и просвещённых представителей земли русской, встретила “вынужденных мигрантов” настороженно. Но не таков был Аввакум и тем более Настя, чтобы смириться с жалкой участью безвестных провинциалов! По настоянию жены Аввакум знакомится со Стефаном Вонифатьевым – протопопом Благовещенского собора Московского Кремля и духовником самого царя Алексея Михайловича. Молодой сельский священник был замечен и оценен, благодаря неординарным взглядам на мир, изрядному красноречию и позитивным желаниям переустройства и обновлений. По иронии судьбы Аввакум, как известно, станет яростным консерватором и адептом старых церковных традиций…
Столичная жизнь не сложилась… Чересчур радикален оказался в своих суждениях сельский батюшка! Мудрый царь Алексей Михайлович, прослышав от своего духовника о подающем надежды молодом, мыслящем и благочестивом человеке духовного знания, коих тогда сильно не хватало в столице, принял соломоново решение: “Сей священник, нам надобен! Но служить богу во имя Отечества нашего должен пока в отдалённых волостях протопопом. Внимательно следить за поведением оного и не препятствовать ему в проявлениях! ” С таким рескриптом, но и с царской грамотой, обязывающей вернуть незаконно отобранные “начальными” людьми имущество и приходское место вернулся Аввакум в родное село.
“Полно, мой Петрович! Господь с ними, со столичными. У меня есть только бог и ты. Мы пойдём своим путём!”, - сказала ему Марковна по возвращению. Легкого пути не случилось. Они сменили несколько мест проживания, продвигаясь вдоль по Волге-матушке. Но везде строптивый протопоп не находил должного понимания. С одной стороны, люди ценили его праведность и благочестие. С другой стороны, их пугали его возрастающая ортодоксальность и необычность поступков. В то же время слухи об Аввакуме как о сильной неординарной личности, распространяемые народом, приобретали всё больший масштаб. В итоге он был призван в Москву! В столице “духовник и сам царь встретили Аввакума упрёком. Зачем покинул соборную церковь?”. В наказание отступник был… оставлен в Москве, где, как замечает С.М. Соловьёв, “вместе с другими передовыми людьми ему поручили исправление книг”. Это, на первый взгляд странное решение, по-видимому, было продиктовано искренним желанием царя сохранить в своём окружении человека духовного звания, который, обладая выдающимися человеческими качествами, смог бы в перспективе стать надёжной опорой престола.
Это период жизни Аввакума к тому времени окончательно примкнувшего к раскольникам-старообрядцам, тесно связан с именем патриарха-реформатора Никона, ставшего его главным идейным противником и преследователем. Результатом “богословского противостояния” стал ночной арест протопопа на патриаршем дворе, где он проводил всенощное богослужение со стрельцами, и заключение на цепь в темнице Андроньего монастыря. По сохранившимся свидетельствам очевидцев описываемых событий многочисленные аресты вероотступников прошли тогда по всей Москве. И заскрипели, как это случиться потом ещё не раз в русской истории, по кривым московским переулкам острожные телеги с инакомыслящими. Многие потом будут острижены, казнены или сосланы...
Анастасия, узнавшая утром о неожиданном аресте любимого мужа бросилась обивать пороги “начальных” людей, и собрав передачу, начала добиваться свидания. Но все двери оказались наглухо закрытыми, а в свидании ей как “жене врага православного народа” было отказано. Однако о беззаветном поведении женщины донесли царю, который через несколько дней лично упросил Никона не стричь мятежного протопопа, а помиловать его ссылкой в Сибирь.
Сибирская жизнь Аввакума началась вполне благополучно. Прибыв вместе с семьёй в Тобольск, он получил от архиепископа место при одной из церквей, а местный воевода князь Хилков и многие представители местной светской элиты отнеслись к нему с большим пиететом за добродетельное житие и ревностное служение. Репутация правдоискателя и защитника притесняемых не покидала священника. При этом случалось ему собственноручно наказывать охальников и притеснителей ремнём и дубиною, за что, в свою очередь, терпел от них многочисленными преследованиями и побоями.
Разгоревшаяся с новой силой земная любовь к Настюше и прибавление в семье на какое-то время умерили его “ревность по старых книгах”. Но, на беду посетил его вещий сон, в котором якобы сам Христос упрекнул его в попустительстве вероотступникам. И всё вернулось на круги своя… Аввакум, чувствуя свою вину перед богом, продолжил проповедь идей раскола. А поскольку, по личному указанию государя за ним давно приглядывали “специально обученные люди”, то весть о его неблагонадёжном поведении быстро достигла Москвы, но уже не в виде слухов, а в виде подробного доклада. Из столицы один за другим последовали два указа об отправке священника сначала на реку Лену, а потом в далёкие и дикие дальневосточные земли протопопом в полк к Афанасию Пашкову.
Россия в те времена волею государевой и в соответствии с объективными геополитическими законами расширялась до своих естественных пределов. Русские первопроходцы осваивали новые земли, а вместе с ними рука об руку шли представители духовенства, неся слово божье языческим народам. Долгие десять лет Аввакум вместе с семьёй участвовал в этих великих походах. Но годы эти явились жестоким испытанием для его мирской любви. Кочевая полуголодная жизнь, непрекращающиеся конфликты с окружающими, болезни, смерть двоих малолетних детей привели к серьёзному кризису в отношениях с Анастасией. Хотя всё это время она честно несла свой крест, продолжая верить в звезду своего мужа, но что-то надломилось в их доселе казавшемся незыблемым союзе. Так сам протопоп вспоминает об этих временах. “Опечалясь, сидя рассуждаю: что сотворю? Проповедую ли слово божье или скроюся? Жена и дети связали меня. И видя меня печальна, протопопица приступи ко мне со опрятством и рече ми: “Что, господине, опечалился еси?” Аз же подробну известих: “Жена! Что сотворю? Зима еретическая на дворе, говорить мне или молчать? Связали вы меня!” Она же мне говорит: ”Господи помилуй! Что ты, Петрович говоришь. Поди в церковь, Петрович! Обличай блудню еретическую!” И дрогнуло сердце протопопа перед таким самоотречением, а к очам его подступили очистительные слёзы. Ибо осознал он тогда великою несправедливость такого противопоставления дела своей жизни женщине, которая являлась главной земной опорой в его служении богу. Распада семьи и разлуки с близкими не произошло…
После очередной царской грамоты Аввакум с женой и детьми возвращается в Москву, где светские и духовные власти были заинтересованы в сильном союзнике для завершения “пробуковывающей” церковной реформы. Он лично обласкан царём и боярами. К этому времени относится пик общественной и богословской деятельности священника. Ближайший друг и сподвижник царя по дворцовому ведомству Фёдор Михайлович Ртищев – человек миролюбивый, коммуникабельный и отличающийся широтой взглядов, привлекает Аввакума к богословским диспутам и книжным спорам. По оценке великого русского историка В.О. Ключевского дом Ртищева становится дискуссионным клубом, где в яростных спорах сталкиваются точки зрения староверов и никониан.
Анастасия, оставаясь верной опорой и последовательницей любимого мужа, несмотря на занятость Аввакума богословскими дебатами в мужском окружении, рекомендует ему искать приверженцев старообрядства и среди влиятельных женщин! Более того, она сама активно участвует в этом процессе. Умело пользуясь царским покровительством мужу, которое открыло для неё новые горизонты общения, она завязывает дружеские отношения с женой стрелецкого полковника Марией Даниловой, которая, в свою очередь знакомит протопопа с Федосьей Прокофьевной Морозовой (той самой боярыней!) и её сестрой княгиней Анной Прокофьевной Урусовой. Эти женщины впоследствии становятся духовными дочерьми Аввакума и его ярыми сторонницами, сыгравшими большую роль в истории раскола.
Эпоха “мирных” религиозных споров завершилась для Аввакума в 1666 году (цифра-то, какая… с числом апокалипсического сатаны = 1000 и зверя = 666 ). Он вместе с многочисленными сторонниками остался непоколебим в своих взглядах и попал в царскую опалу. Был судим церковным судом, пострижен и сослан в Пустозерск. Патриарх Никон тоже не избежал участи своего главного оппонента и земляка. В один год с Аввакумом его, добивавшегося независимости церковной власти от власти царской и нанесшего большой ущерб русскому Православию непродуманной реформой, также лишили сана и сослали в Белозерск… (Злые вольнодумные московские языки говорили тогда, что это царь-батюшка работает главным брадобреем и стрижёт всех неугодных под одну гребёнку.)
Настали годы ссылки. Жена последовала за любимым, в очередной раз, разделив с ним печали. Условия ссылки, как отмечает историк А.В. Карташёв “были патриархальными, наивно-русскими, чуждыми продуманной жестокости западных систем – инквизиции и коммунизма”. Стража, в основном, наблюдала только за пребыванием ссыльного на месте, но ничем не стесняла его “в служении слова”. Несмотря на это, их с Анастасией часто пытались разлучить окружающие люди и неблагоприятные обстоятельства. Но так и не смогли. Она всегда оставалась рядом. Разлучил их только костёр, на который взошёл непреклонный протопоп в 1682 году. Вознося мольбу всевышнему, его губы в последнюю земную секунду шепнули: “Настюша…”
В местах ссылки Аввакума до наших дней сохранилась красивая легенда о женщине, пытавшейся броситься в костёр к еретику и умершей от горя сразу после его казни…