Белый саван и траурный зов
Вихря ночи в неясном порыве,
Тихий шелест могильных цветов,
Строки мертвой погибшей латыни,
Эпитафий погибших в тебе,
Ложе смерти, подтреснувший иней,
Что распят в опьяненном огне,
Плавность форм и нечеткость линий.
Тихий шепот могильных гвоздик,
Сок граната с руки твоей бледной,
Холод боли и пламя любви,
Шепот Смерти и грусти безмерной;
Бледной плоти и губ твоих синих,
Затворенных теперь навсегда.
Но увы, не найдется ключа,
Чтоб закрыть отворенную клетку,
Силы нет в топоре палача,
И твой дух - лишь Эфира виньетка.
Свет полуночи, плачет Луна;
Плачет Смерть о бессмертном грехе;
Но твоя не потухнет свеча
В угасающей, траурной мгле.
Сорок красных могильных гвоздик
Опустились на бренное ложе;
И померк на персте сердолик,
Словно перстень на ласковой коже.
Стон слетает полуночной птицей
С твоих снова родившихся губ;
Долго долго тебе будет сниться
Твой бессмертный оплаканный труп.
Свечи гаснут у смертного ложа,
В твоей комнате смрад ледяной,
Но одна лишь горит все же
Синим светом в прохладе ночной. Мечты.
Старинный дух плиты моей надгробной -
Есть пепел человеческих сердец,
В огне любви погибшей испаренных;
Король повержен и сожжен его дворец.
Я - лишь бесплотный дух погибших образов и мыслей,
Осенний ветер, что листвой играя,
Aeterna nox зовет с чуть слышным свистом,
Забытую могилу овевая.
Мой дух погиб, переродившись в прах,
Что в изобилье на моем одре,
И вечная усмешка на губах,
И плоть моя, истлевшая в кресте.
И не осталось ничего, лишь сущность злая
И пустота и во Вселенной и во мне;
Здесь боле нет меня, я в сизой дымке таю
И не могу найти покой в сырой земле.
Но не в душе, а лишь в остатке чувства
Я слышу радость и биение сердец,
И слезы искупления прольются;
Король во славе и не тлен его дворец.