*
Уже давно всё решено.
Но теплилась в душе надежда:
А вдруг всё может стать, как прежде...
Но жизнь, известно, не кино.
Сказала голосом усталым:
- Я думаю, что лучше так... -
И что-то долго объясняла.
А я же, закусив кулак,
Чтоб стон не выпустить наружу,
Ненужных чувств не обнаружить,
Другой рукой рвал белый флаг.
Вдруг, писк издав, прервалась связь.
Кулак разжав, с улыбкой глупой
Смотрел, соображая тупо,
Откуда это кровь взялась...
*
Я знал, конечно, зачем иду –
Ведь крест нёс сам, от двери до двери.
Всё давно предвещало беду,
Только так не хотелось верить.
Вот в прихожей твоей копьё,
На кухне – тазик, уксус и губка,
Бутылка "Хеннесси". Значит, пьём.
Как же ты милосердна, голубка!
Длинный тягостный разговор,
И всё свершилось волей Всевышнего.
Что же, пусть я бродяга и вор,
Но ржавые гвозди – это ты лишнее…
*
Ранний вечер был так хорош:
Дул холодный пронзительный ветер,
Лил за шиворот мелкий дождь,
И я один был на целом свете.
Чаще находишь, когда не ищешь.
На остановке стояла она:
Худенькая, голубые глазища,
Съёжившись в тонкой куртёнке, одна.
Такого уже не случалось давно –
В сердце озябшем ёкнуло что-то,
И я Её пригласил в кино.
Она улыбнулась: - Мне на работу…
А вот завтра – мои именины.
Я могла пригласить бы Вас? -
Долго тянулся тот вечер длинный,
Едва волоча за часом час.
Купив цветы, янтарь в серебре,
Зефир в шоколаде и томик Ахматовой,
Чисто выбрит, с французским амбре,
Явился точно я в полдевятого.
А там увидел накрытый стол:
Две запотевших бутылки водки,
Пиво, две стопки граммов по сто,
В блюдце накромсанная селёдка,
Хлеб, засохшего сыра кусок,
Фунтик газетный – палочки крабьи,
И в смятом пакете томатный сок.
Кажется, я наступил на грабли…
*
Себя дураком трижды клял за грабли…
А всё эти чёртовы палочки крабьи!
Остались нетронуты водка и пиво.
Обняв её, слушал я шёпот счастливый:
- …Был грустный такой и совсем не пьяный,
Понравился мне… Я ведь – Татьяна!
Решилась… А водку – дура, без спора…
Готовить могу, но получка не скоро…
Росла я с этим, ну, что поделать -
Отец сильно пил, до горячки белой.
Я в пятом училась – замёрз в сугробе,
А был ведь столяром высшей пробы!
Мать прошлый год умерла в психушке.
Мне в детстве игрушками были "чекушки"…
Глазища синие в ресницы прятала:
- Да я её ненавижу, проклятую!
Совсем одна теперь в этом мире…
Хорошо, хоть осталась квартира.
Я школу кончила и – благо, близко –
В райузел, в смену, телефонисткой…
Ко мне прижималась всем телом хрупким,
А я целовал её детские руки.
И таяло, таяло в памяти прежнее,
И душу мою наполняла нежность.
С утра пили чай свежезаваренный,
Глазища сияли – синими фарами!
Палочки крабьи – в помойном ведре,
А грудь ласкал янтарь в серебре.
Шерсть помогая в клубки наматывать,
Я наизусть ей читал Ахматову…
/2/