Для многих, но не для меня это был самый обычный день, все та же спешка, все тоже солнце… все, но не я… Мир казался блеклым, далеким, чужим.… В этом описании нет ни намека на поэтичность, именно так и казалось. Скажем, если какой инопланетный гость снизошел бы посетить нашу планету, наверняка он преследовал бы какие либо свои, может ясные только ему, интересы…Мне же в этот день не казалось интересным ничего, наступи в этот момент апокалипсис, думаю я не проявил бы никаких чувств потому, что уже не считал себя причастным ни к чему, все было не просто не моим, все было неясным и далеким…
Что в подобные моменты может делать человек: остаться дома, напялить тапки, напиться до одури водки, проспаться…и все вернется, появятся чувства, пусть головная боль, злоба, но чувства, может пойти к друзьям, погонять на картинге, пойти к любовнице, сделать хоть что-нибудь, что бы прогнать хандру…
Я пошел неясным, как и весь день, путем, а как иначе мир безвозмездно потерян, кто я…, даже не гость, созерцатель, в лучшем случае…, со всем этим бардаком в голове, не мыслями, скорее ощущением не комфорта, надел свой лучший пиджак, засунул в карман что то около двухсот тысяч рублей, добрался до кухни, отрезал внушительный кусок черного бородинского хлеба и отправился… сам не зная куда…
Выбравшись во двор, после бесконечной поездки в лифте я уселся на лавку возле песочницы и несколько минут, или часов, просто сидел, пустой, почти бездыханный. Не знаю, как чувствуют себя люди, которых принято называть «блаженными», но думаю очень сходное состояние... Обнаружив в руке хлеб, я начал, если вообще так можно выразиться «знакомство». Сначала обнюхал его, словно дикое животное, затем начал кусать, сначала небольшими кусочками, а затем быстро и жадно, вкус был напрочь незнакомым, сомнительным, но уже ничто не могло меня остановить…
Дожевав остатки хлеба, с ног до головы испачкавшись в крошках я ощутил себя, как то по детски счастливо, расценивая это, как некую победу… Я поднялся со скамейки и нетвердой походкой отправился в сторону гастронома, в руках блистал, не оставленный дома, после резки хлеба здоровенный кухонный нож…
В гастрономе я купил бутылок шесть или семь самого отвратительного в мире портвейна, три семерки (это при двухсот то тысячах в кармане), пачку парламента и три пакета попкорна. После такой обстоятельной закупки, направился к речке, в народе именуемой «вонючкой»… Человек в дорогом костюме от Либертин, испачканном хлебными крошками, еще и кухонным ножом в придачу, должен вызывать хотя бы удивление, но я не ощущал на себе возмущенных взглядов прохожих или женщины в магазине, продавшей мне портвейн. Как бы то ни было, я благополучно добрался до пункта назначения, уселся на холодную, совсем не девственную траву и принялся бороться с пробкой при помощи все того же злополучного ножа…
Пилось легко, ощущение было столь же ново, как это было с хлебом. Я выпил первую бутылку залпом, позволив сбить темп на второй, закурил сигарету и окончательно погрузился в душевное ликование своих маленьких побед… Эйфория продолжалась до тех пор, пока словно из-за тумана, как черт из табакерки не возник дебильного вида паренек, одетый соответственно дворово-вороватому стилю. После пяти минут скурполезного изучения меня и разбросанных рядом, все еще полных бутылок, не без труда изрек: «Сидишь». В этой фразе не читалось ни вопроса, ни констатации, это было просто слово, брошенное во всю туже пугающую пустоту. «И ты садись»- выдавил из себя я. Ничего не выражающие лицо мгновенно расплылось в простодушной невинной улыбке и ни секунды не медля паренек уселся рядом и начал бесцеремонно бороться с пробкой бутылки, по всей видимости, его любимого напитка.
Трудно сказать почему, но пили мы, не проронив ни слова, толи были слишком далеки, толи напротив слишком близки. Прикончив последнюю бутылку, парниша удовлетворенно потянулся, пробурчал, что-то невнятным голосом, поднялся с травы, вскинул руку вверх, наверно, в знак прощания и тут же рухнул на землю…
Не знаю, долго ли длились наши «содержательные» посиделки, но через некоторое время, также, как уже порядком надоевший парниша, словно из ниоткуда появился дворовый пес, лениво прихрамывавший на правую лапу. Парень, будто приметив своего, со всей присущей ему искренность засвистел, подзывая пса к себе…Пес также искренне, с видимой доброжелательностью подбежал и тут же распластался перед ним, как перед единственным в мире хозяином. Какое то время паренек тискал собаку, чесал за ухом, заигрывал, что то бормотал на своем загадочном диалекте и, по всей видимости, неожидая сам от себя сказал: «А давай ее сожрем». В его словах снова не было ни вопроса ни чего либо другого, скорей всего он просто идиотничал. Такого поворота он точно не ожидал, я молниеносно вынул нож из земли и пырнул собаку в брюхо. Она заскулила, попятилась назад, затем огрызнулась и получила еще один удар в бок. Уже не разбирая действительности я наносил удар за ударом, потроша мертвое тело собаки. Откинув нож в сторону я стал вынимать из нее внутренности и запихивать их в рот, тут же пережевывая и глотая, вкус снова был новым, он был не лучше и не хуже, еще когда то новых вкусов хлеба и портвейна, другим новым…
Вдоволь насытившись я огляделся по сторонам и не обнаружив ни парнишку, ни каких других людей, побежал.… Теперь все было иначе, быстро, подъезд, уже немедленный лифт, звонок…Перед тем, как нажать кнопку, я понял какой я грязный, вонючий, пятна крови были по всей одежде… Медлить было нельзя,.. звонок…жена: «Пришел»,,, (ни вопроса ни чего либо другого)
я «Пришел!!!»