Ее запомнил маленький ручей,
Когда сверкая белыми крылами,
В рассветном море розовых лучей
Она себя под утро омывала.
Беспечен мир, простор, раздолье, свет,
В той безудержной, уносящей силе,
Лишь взмах крыла – и леса нет,
Другой – под ней поля открылись.
Но этот ворон – черный балахон,
Зачем в траве лебедущкины перья
И собирает, и ласкает он,
Следит за ней, укрывшись на деревьях?
А дальше – больше, ближе норовит,
То прикоснется клювом к белой шее,
То вместе с ней под облака взлетит,
Везде как тень, в безмолвном соглашеньи.
И, обнажая пасти черноту,
Обдав лебедушку глазами, цветом в кровь,
Зовет на страсть избранницу свою,
Зовет на верность, счастье и любовь.
И, кажется, согласье б родилось,
Не догляди она, как он в лощине
Сидел, нахохлившись, обгладывая кость,
Глотал куски червивой мертвечины.
О… как дрожал тот маленький ручей,
Когда она рвала крылами тучи,
И долго сыпалися ниточки лучей
На спины сосен старых и колючих.
И громкий всплеск, и шевельнулась ряска,
И смолкли брызги, тяжело вздохнув…
Живой лебедушке нужна лебяжья ласка,
А мертвой - лишь вороний клюв.