Туман лежит в долине мёртвых паровозов,
Рассветный пламень высветил сиреневую взвесь,
Роса, как соль осыпалась на язвы от коррозии.
Сходились клином журавлиным рельсы здесь.
Умыло утро кучный хлам стальных громадин,
С носов и подбородков закапелила сирень.
Нарядно кладбище, парад покойников наряден,
Торжественно затерянный средь деревень.
Коробки зольников – корзины мелких ягод
Распотрошённые лежат повсюду и вокруг.
Преранним влажным утром росы лягут,
Взметнув разгибы радужных скрипящих дуг.
Трахеи труб однажды небеса седили,
С белёсым шпарящим дыханьем выдувая жар,
Собравшийся в груди… изнемогли, остановились,
Дыханье сбив и сердцем дребезжа.
Тогда пришла она - сияющая мать, Кибела,
(Со жгучим запахом духов, в кружавчатом бюстье,
Оборках) лобызать. Испариной оделась
Изнанка у ослепших фар и фонарей.
Когда глухой туман долину укрывает или
Прохладна ночь, и мрак её глубок,
Прислушавшись, мне старожилы говорили,
Услышать можно вдруг раздавшийся гудок…