Почему Освальд Шпенглер назвал греко-римскую античную культуру «аполлоновской», а западную «фаустовской»? Но ведь Греция и Италия – это западные страны? Тогда почему разные определения? Для того чтобы понять Шпенглера и разделить его позицию, надо вспомнить легенды, связанные с этими именами.
Начнем с античности.
Кто такой Аполлон? Это бог искусств и ремесел. Еще солнечный бог. Его так и называли Аполлон-Феб, прекрасный и ужасный. Мы помним Аполлона Бельведерского в изваянии Леохара. Прекрасного вида мужчина гармоничных пропорций, весь такой белый и невозмутимый. Так вот, когда этот прекрасный мужчина всходил на Олимп, все боги вставали в ужасе. Может быть, по ассоциации с палящим солнцем? Аполлон вершил судьбами людей уже в классический период и если проклинал кого, так до конца времен. Однажды в ветхозаветные времена один царь совершил преступление в храме Аполлона, и тот проклял его самого и все его потомство до седьмого колена. Вся греческая трагедия рассказывает нам историю одного рода – потомков того злополучного царя. Все умерли, в этом вся трагедия. Агамемнон умер, Клитемнестра умерла. Даже Елену Прекрасную Орест как бы заколол, но боги ее своевременно вознесли на Олимп. Много кто скончался. Наиболее яркой, в наших поисках ясного и логичного ответа на поставленные вопросы, является трагедия Эдипа.
История Эдипа.
Царю Фив предсказали, что он погибнет от руки своего сына, который как раз только, только родился. Современный человек только ухмыльнется на подобное заявление не вполне адекватного оракула, тем более, что в те времена вещали с алтаря в основном женщины. А женщины, если они еще и обкуренные фимиамом!…
Короче говоря, приказал царь умертвить своего первенца через выбрасывание его в корзине в голую степь. Пастух, которому выпала суровая участь палача, пожалел царевича и отнес его в соседнее царство. Царства раньше были городами, полисами. Город, и сразу царство! Эдипа воспитали в царской семье, как царевича, - рожденный летать, ползать не может. Мальчик вырос воспитанным в лучших традициях, положительным, благонравным, его так и называли «благородный Эдип». На совершеннолетие, как положено было в то время, он пошел к оракулу. Этот злонамеренный оракул, снова предсказал, что суждено Эдипу убить своего отца и жениться на своей матери. В ужасе Эдип побросал монатки и дал деру, куда глаза глядят. Он был любящим сыном и даже не предполагал, что его приемные родители – приемные родители.
И пошел, поехал по белу свету подальше от них, чтобы не случилось предсказанного несчастья. Надо сказать, что царевичи пешком по дорогам не бродили, а ездили на колесницах. Так вот, на одной из дорог он не смог разъехаться с другим наездником. Дороги тогда были узкие, а нравы суровые. Ни тот не другой не желал уступать дорогу, а желал проехать первым. Эдип, конечно, мог уступить, тем более, что мужчина был старше его. Но видимо, в те далекие времена уступать старшим - не было знаком хорошего тона. Сначала они переругивались в надежде, что кто-то из них первым уступит. Но оба оказались крепкими орешками, и в дело пошло холодное оружие. Метнули друг в друга копья. Эдип оказался ловчей. Мужчина умер на месте, не сходя с колесницы.
Вот представьте себе, что вы попали в пробку на дороге. Я не предлагаю вам достать копье и даже нецензурно ругаться вам не посоветую, потому что мы люди современные, и хоть мы восхищаемся античностью, но все-таки мы цивилизованные. Поэтому, мы уважаем правила дорожного движения и не пускаем по пустякам в ход огнестрельное и холодное оружие, а ругаемся лишь в салоне машины или в общем хоре.
Поехал гордый Эдип дальше. Ехал, ехал и приехал к Сфинксу, который охранял подступы к Фивам. Он задал Эдипу загадку, на которую царевич быстро ответил, он не дурак был, наш герой. Сфинкс пропустил Эдипа в город, который к тому времени остался без царя, с одной еще не старой вдовствующей царицей. Сильный и отважный Эдип оказался лучшим претендентом на царский престол. И стали царица с новым царем в любви и согласии жить-поживать и детей наживать. Нажили двух детей: девочку и мальчика (у них тоже был печальный конец). Царство цвело, процветало в сытости и довольствии. Но все хорошее, как всегда, когда-нибудь заканчивается: начался неурожай, и в государстве пошел мор. Пошел и пошел. Что с природы взять? Человек в те времена еще не умел управлять природой, а попросту боготворил ее. Что говорить, селекция, хим. удобрения и прочие премудрости древним грекам были неизвестны. А неизвестность рождает тревогу. Вот фиванцы и встревожились: почему, да отчего. Обратились к оракулу. Ну, мы уже знаем, что ничего хорошего от него ждать не надо. Вот он им и говорит, дескать, в городе живет страшный грешник, и даже земля не хочет рядом с ним плодиться. Искали, искали, никого не нашли. Полгорода перебрали – не те. А все хуже и хуже. Оракул вещает, что страшный-престрашный преступник все еще живет в городе. Перебрали вторую половину уцелевших - не те. Остался только благородный Эдип, на него никто даже подумать не мог. И только, когда обстоятельства его приперли к фиванской стене, Эдип догадался, что ужасный и страшный грешник – это он сам.. «Где были мои глаза!? Я не узнал своего отца и убил его на проезжей дороге, я женился на своей матери!» – воскликнул Эдип и выколол себе все глаза. Потом пошел вон, влекомый своей горестной планидой.
Вот какая страшная сила судьбы преследовала древних греков! Как ни бежал Эдип от судьбы, но она его настигла, и древнее проклятие Аполлона прозвучало. Что написано тебе судьбой, то и случится, как бы ты не старался ее избежать и изменить. Ни благородство, ни воспитание, ни хороший характер, ни доброе сердце не спасут от роковой участи. И древние греки постоянно обращались к прорицателям, на всякий случай.
Можно говорить об отсутствии воли, вторя Шпенглеру, ведь что не сделай, все случится, как предписано судьбой. Расслабься и радуйся жизни на теплом Ионическом побережье! Что греки и делали: наслаждались природой и красотой, занимались искусствами и метафизикой. Слава богу, что не всем грекам уготована была страшная участь, и они дожили до наших дней!
Ладно греки, грешные люди, сами олимпийские боги верили в судьбу и так же испытывали ее! Да…
Римляне, античный народ, не менее, если не более, были роковым народом. Что говорить, ведь в основе итальянской культуры лежит культура этрусков. А этруски так свято верили в судьбу, что по результатам гаданий пришли к убеждению, что их время на мировой арене закончилось. Тогда они растворились в италийских народах, как пенистый прибой на берегах Адриатического моря.
Были, правда, скептики и в те времена. Великий и гордый Юлий Цезарь заехал по древней традиции к оракулу (к слову этрусскому), и тот ему говорит, что, мол, в такой-то день ты потеряешь голову. Чтобы этого не случилось надо сделать то и это, на всякий случай. Высокомерный Цезарь легкомысленно отнесся к предупреждению и поехал по своим государственным делам, конечно же, ничего не предприняв в свое собственное спасение. Смелый был человек и хитрый. Но судьбу не обхитришь. Настал тот, злополучный день. С утра ничего не произошло. Днем, направляясь в сенат, проезжая мимо оракула, Цезарь укорил его за неверное гадание, что день пришел, а ничего не случилось. На что оракул ответил Цезарю: «День пришел. Но он не прошел». Что с ним случилось в сенате - все знают. «И ты, Брут…» - все, что успел сказать Цезарь. А что он подумал об оракуле – этого мы уже не узнаем никогда.
Но наступили другие времена, приближающие наш рассказ к культуре Нового времени, которую Шпенглер назвал «фаустовской». Думаем о Фаусте, вспоминаем Мефистофеля.
История Фауста
Одна старая средневековая немецкой легенда о докторе Фаусте, алхимике и чернокнижнике, вдохновила Гетте на написание поэмы «Фауст». В ней он очень подробно и красочно описал жизнь и кончину легендарного доктора. На его поэму мы и опираемся, в попытках понять другого немца, Шпенглера.
В своей мрачной средневековой лаборатории Фауст экспериментировал, пытаясь найти философский камень. Он много над чем экспериментировал. К примеру, пытался сотворить человека, вырастив его в колбе. Что-то у него не сложилось, и в колбе колебался не облеченный плотью слабый дух – гомункулус – недоделанный человек. Ну в каких условиях трудился алхимик, по–нашему, ученый!? В не приспособленных, не стерильных для клонирования условиях, в плохо освещенной комнате, с плохо промытыми колбами. Новую душу в колбу затянул, а тело осталось в амебном состоянии. Это был даже не эмбрион, но он уже страдал и томился в неопределенности бытия.
Фауст пытался примерить на себя функции бога: сотворить новую жизнь неестественным образом (А ведь еще и Ницше не возвестил о сумерках богов!). Конечно, у него ничего не получилось, но попытка была сделана. Неудачная попытка. Методы научного исследования тогда были еще несовершенны. Да и денег, наверное, на новое оборудование не было. Фауст плюнул на этот проект и загорелся новым.
Сидит перед колбой пригорюнился душой и напевает: «И душа с душою говорит…» Вот тут то и подоспел мелкий бес, неудачник, Мефистофель. Видит, что человек мучается в потемках сознания и решает ему помочь. Говорит, что все ему даст, всем поможет, все покажет в обмен, разумеется, на его бессмертную душу. Когда он сам захочет остановить бег своей жизни, тогда он скажет, чтобы его время остановилось, и душа полетит в ад. Фауст воодушевился, размечтался о будущем, о том, о сем… А Мефистофель ему подпевает: «На земле весь род людской чтит один обет свящеееееный… Сатана там правит бал!».
Фауст, не дурак, быстро смекнул, что сделка стоящая, и ну тянуть время! То это захочет, потом другое. Совсем замотал нечистую силу. Сначала вернул себе молодость, потом впал в необузданные страсти, потом ему все надоело, и он начал путешествовать по странам и континентам, по временам и весям. И все ему было мало. Еще, говорит, хочу. Чего и кого он только не видел! И античных богов, и Елену прекрасную, и героев разных, и ангелов, прости его господи! Ну все на свете ему стало доступно! Тогда он сел (правда, Густав Доре изобразил его стоящим) на травку и посмотрел на звездное небо: Куда бежать? Чего хотеть? В общем, созрел человек до мудрости Экклезиаста: «Все суета сует». И выпалил: «Остановись мгновение, ты прекрасно». Пока Мефистофель потирал руки в ожидании своей долгожданной добычи, бог у него из под носа утащил Фауста на небо.
По-человечески, мне в этой истории больше всего жалко Мефистофеля. Трудился черт, старался, из кожи лез, а в итоге - фиаско. А Фауст покатался на халяву и, обещания своего не выполнив, свалил к богу под белое крыло. Но мораль не в этом.
Выводы из истории Фауста.
Во-первых, сначала Фауст примерял на себя функции бога, а потом очутился рядом с богом.
Сначала он пытался сотворить человека (что всегда было прерогативой бога), потом, он сам распорядился своей судьбой: Когда захочу, тогда и умру.
Во-вторых, когда желаешь остановить время, то попадаешь в ад.
То, что Фауст попадает на небеса, а не в преисподнюю, как ожидал сам, виноват ревнивый бог. Богу, видимо, так понравилась неудача нечистой силы, и что Фауст так долго ездил на ней по паркету, что решил показать верховенство своей безграничной власти, и показал Мефистофелю большой кукиш.
В-третьих, вся жизнь Фауста – это попытка собственным волевым путем перешагнуть границы человеческого, пусть даже с использованием бесовской силы. Он сам хозяин своей судьбы, он сам творец, он наполнен страстью познания… Но не надо забывать, что рядом с безграничным познанием марширует бес.
Теперь сравним поведение Эдипа и Фауста. Эдип ходил по замкнутому кругу, а Фауст рвался вперед. За Эдипа было все решено сверху, а Фауст сам решал, что делать и всех посылал к черту. Эдип и своей жизнью не мог распорядиться, а Фауст с легкостью играл судьбами других людей, чтобы потешить собственное тщеславие и любопытство. Эдип один раз полюбопытствовал у оракула, а мог этого и не делать – все равно все бестолку, а Фауст любопытствовал всю жизнь и никто ему был не указ. Эдип был добрым, милосердным, а все равно стал великим преступником, помимо своей воли. А Фауст был холодным, рассудочным, порой жестоким и циничным убийцей, а за все это его забрали на небеса, как бы в знак благодарности. Вот вопросик: И где справедливость? Это вам не старушку обухом по уху и потом на каторгу…
Короче, античная культура – замкнутая, зацикленная и совершенная, как сфера, а «западная» динамичная, векторно-направленная. Одна спокойная, другая мятежная. Одна наполнена любовью, другая рассудком. Одна уравновешенна в гармонии, другая страстная, жаждущая. В одной все заранее решено богами, в другой решение принимает сам человек. Одна наполнена покорной верой, другую пронизывает скепсис. В одной человек – игрушка в руках богов, в частности Аполлона, в другой, Фаусту сам черт не брат.