Я подвержен обычным порокам:
целованью отвергнутых жён,
сигаретой отмеренным срокам
я не верю. И пью самогон.
К смерти я отношусь несерьёзно:
в русских весях - отпетый буддист;
словно в кроне родимой берёзы
закачался вдруг пальмовый лист.
Что вы, мама? меня не корите.
Заунывное пение мантр,
как Давида враньё на иврите,
тот же отдых души и ума.
Мне простят православные предки
бритый череп и жёлтый халат;
предки сами собрали объедки
со стола иудейских ребят.
Ой, Перуне, Ярило и Макошь,
вас на пенсию с треском ушли!
Не забыли поставить, однако,
там,где капи, церквей корабли.
Я ведь тоже искал Беловодье
от Амура до Псковских болот.
Знал людей, но знавал и отродье,
совершая свой жизневорот.
Под судьбой, под звездой или богом
тени будд в свой назначенный час
растворятся в небесных чертогах,
за собой призывая и нас.
Но, когда надоест изученье
жизни, смерти, любви и окрест,
всё равно - без мученья, с мученьем -
лягу в землю под русский я крест.
* * *
2004г.