Я поняла: ты – старый дикий волк.
Седеет шерсть, и ребра биты впрок.
Но с запахом сентябрьской полыни
все так же кровь бурлит и дыбит спину.
Молчун, ты мудрствуешь в своей пустой норе,
как Диоген средь прочих. В той поре,
когда и грудь сильна, и зубы так же остры,
и величают за глаза другие монстром.
Да, ты силен, и голоден, и мудр.
Но вдруг тоска, как беспощадный зубр,
когтем взрывает сердце, и в мольбе
к луне ты взвоешь о другой судьбе.
Глаза не плачут – ты к себе жесток.
в своем лесу для многих страшный рок.
Но на охоте вдруг, загнав лисицу,
мешает что-то в горло ей вцепиться.
И хочется, как в детстве, вновь щенком
в сухой норе, свернувшись в ночь клубком,
уткнуться носом в дымчатую шерсть
волчицы-матери... не спать... не пить... не есть...