Гляди, затворница, гляди,
февральский сумрак расслоился
и лайнер с буквой на груди
ушел на «Внуково». Кулисы
окна немытого тонки
(на взгляд хозяйки лучшей – ветхи),
небесные колосники
несут берёзовые ветки.
Срывает ветер мишуру,
смешно потёртое убранство
зимы, и сосен, и старух.
Смешно твоё былое чванство –
ты полумиром обладать
ещё вчера намеревалась,
ты покоряла города,
обсаживала деревами
периметры уютных дач,
на лето ездила во фьорды...
Мечты, не ведая стыда,
росли. И воротила морду
ты от нечистого белья,
в углах клокастой паутины
и общей горестной картины
непостоянного жилья.
Не любят боги гордецов.
Фантазий трепетные всходы
морозной скошены погодой,
так свойственной земле отцов.
Грусти, прелестница моя,
стряхни с ладоней позолоту,
починки ждёт гора тряпья,
напоминающая что-то:
не то мантильи и кюлоты,
не то венец безбрачия.