Вот, вы говорите счастливым быть...

Роман Рябов
Вот, вы говорите – счастливым быть. Счастье –
Обычное дело. Простое – для многих.
Успеть бы отрезать от целого части
И сделать, как учит природа нас, ноги.
Закрыться в квартире, смеясь над соседом,
Который раздачу глазами прохлопал.
Не хлебом единым? А все же и хлебом
Прекрасно живут от царя до холопа.
На страже желаний тощает бумажник.
Не нужно ломиться в стеклянные двери.
Есть эгоцентризм, и вокруг – распродажа,
А все остальное – ботва-суеверье.
В эпоху таких простодуший халява
Остатков волос никому не ерошит,
Кто даст и не спросит, тот будет помянут
За водочкой с мясом и словом хорошим.
Позволить себе одноразово праздность
По силам герою в границах комфорта.
Для всех неудачников выход – в сарказме,
А, может быть, в омуте слева по борту.
А что, если завтра не будет рассвета?
Прогресс не потерпит внезапного краха.
Святые смолчат... Но довольно об этом.
Итожа кормушки словами Плутарха.

Так вы говорите счастливым быть. Можно
Прислушаться к старым беззубым идеям.
Где люди, как куклы. Не лезут из кожи.
Не врут. И за истину вряд ли потеют.
Где все состоялось. Заборы да избы.
Где вставлен в мозаику последний осколок.
Осталась лишь мелочь – одни бытовизмы,
Которые умно решает психолог.
Семейное счастье. Библейское credo.
Капуста на грядках. И звезды в бокалах.
Любовь на словах. И со вздохом – к соседу.
И дети, и внуки. И мыло-мочало.
Все будет прекрасно, не хлюпайте носом.
Все будет, как раньше. И вырежут грыжу.
О хлебе насущном – без лишних вопросов.
Любите себя. Не забудьте о ближнем.
Тут каждый по-своему счастлив. А значит,
Не в силах понять превосходную степень,
По склону, не прыгая, катится мячик;
И бьется в стекло заблудившийся слепень.
По осени прочь собираются птицы,
И взмахи их крыльев до смерти серьезны.
А стаям в хвосты улыбаются лица
Всех тех, кто вторично использует гнезда.

Вот, вы говорите, счастливым быть. Счастье
Есть редкая вещь. И – увы! – для немногих.
Смирись, поколение. Ты не причастно
К той области, где появляются боги.
Где Феникс из пепла взлетает над храмом,
Где с дворником утром болтает Юпитер,
И с детских площадок славянским Триглавом
Врастает история в гущу событий.
Где все напряжение струн или сводов
Податливей глины с текучестью воска.
И, может быть, поздно, что в тридцать два года,
Но слишком прекрасно – открытие Босха.
Где Время – как старый башмак под кроватью,
И воля судьбы – заводная игрушка;
Где Моцарту часа на «Реквием» хватит,
А Гоголь додумает «Мертвые души».
Где осень приходит за чтением греков,
И кисть Боттичелли нацелена в пену.
Где взмахом руки ты раскрутишь планеты,
А это – рождение новой системы.
Так значит, не Дарвин. Творенье кумиров.
И легкая поступь ожившей скульптуры.
И сыр Эпикура. И хохот сатиров.
А в паузах – щелканье клавиатуры.
Есть только дары. Наступившее «завтра».
Икар продолжает полет без усилий.
Тогда вы стираетесь с подписью «автор»,
И с выдохом темы теряете имя.
И больше ни звука. Лишь свет перемирья.
Густой аромат просыхающих красок.
Где, может быть, поздно, что в сорок четыре,
Но с флейтой в руках – невозможно прекрасно.
А что же останется? Тихая слава.
Вино молодое в открытом кувшине.
Кто песне научит, тот будет помянут
Венками из роз по дороге к вершине.