Полночь.
На асфальте грязно-сером,
В городе из мрачных сонных улиц,
Дождь сентиментальный с вольным ветром,
На санскрите написали веды.
Серебром с небес тугие струи,
Как сакральной истины апологеты,
Низвергались.
Только он не ведал,
Он не видел знаков, шёл сутулясь.
Вспоминал, где одержал победы,
И, когда его колени гнулись.
Думал про невкусные обеды,
Как ему сегодня улыбнулись,
Что пора сменить костюм и кеды.
Вдруг, неподалёку встрепенулась,
И запела:
- Свет мой, счастье, где ты?
Я к тебе, на Родину вернулась!
Птаха в опереньи синим цветом.
Птичий щебет нарушал приметы.
Тон мажорный с сыростью в контрасте.
В тех руладах было столько страсти,
Словно флейты, скрипки, и кларнеты,
Тремоландо, эмбиента части,
Виртуозно пели без фальцета,
Погружая в недра сладострастья.
Ночью птицы не поют, однако.
Раскрывая зонт, он сделал вывод.
Дальше шёл, и сетовал на слякоть.
Его птица счастья в небо взмыла.
Может, дождь ошибся,
где-то там за гранью?
Тем, что на асфальте, не затронув душу,
«Тertium non datur» высек филигранью.
Письмена исчезли, превратившись в лужу.
Не закономерен, статься счастья случай?
Дважды не откушать нам небесной манны!
Расстрелявший небо, гром оставит тучи.
И наступит время нам для сбора камней.