ПОЛЯНА ТЁПЛЫХ ФОНАРЕЙ
Сергею Щёлокову
На небе нет страшней луны,
разрезанной осенней веткой.
Её куски разделены
и заперты воздушной клеткой.
Во тьме задушенный фонарь.
Ворчит вдали последний катер,
как будто в брошенный алтарь
кидает рыбу обыватель.
Луна замучена в горе –
убита бледнолицей шторой;
однако дом убит вдвойне –
зажат фундаментом, опорой.
И всюду переменный ток
забит, закрыт в какой-то фазе:
у фонаря есть столб, щиток,
электрик есть. На унитазе,
казалось, тоже есть предел –
по кругу тошнота и рвота.
Туман один петлёй висел –
намылен, строг. Хотя завода
в динамике воздушных сил
он не касался. Но, однако,
фонарь и сосны бил, топил,
как бабочка на горле фрака,
и, добираясь до горы,
цеплял сустав пчелиной вышки, –
печали полны фонари
гудели стоном передышки.
Над домом мёртвая луна
висит. Пропал последний катер.
В окно нацелена петля,
и бросил рыбу обыватель.
Листва, что сверху на золе,
закутана в пелёнки дыма,
что даже стёкла на траве
по форме с фонарём едины.
Всё тихо в холоде озёр,
вмурованных в цесцерны суши:
молчанье рыб, мертвец ушёл
под воду, набирая в уши
и в горло, в ноздри не воды, –
туман (прижатый горным лесом) –
и в этом смысле шум стрельбы
становиться вполне уместным.
Во всей фантазии ночной
по склонам неостановимо
петля становиться рекой,
а мысли – родственны… Для дыма
нет разницы ни в чих словах,
в корнях разбитого пейзажа;
и даже ветки в деревнях
висят над вывеской «Продажа».
Из цикла "Удушье, рвота"