Лето было в самом разгаре. Июль облаками пыли покрывал асфальтовые дороги. Жара начинала потихоньку сводить с ума, но никто вроде бы даже и не собирался жаловаться на это сумасшествие. И особенно он. Роликовые коньки пришлись как нельзя кстати, адреналин кипел в крови, настроение грозилось выскочить за отметку «самый максимум». И казалось, что ничего больше не существует вокруг: лишь бесконечная цепь дорог и свист раскаленного ветра, бьющего по лицу, обжигающего руки, ноги, легкие…
…Когда он вдруг увидел нечто, что явно не желало вписаться в картину его идеального счастья.
Она сидела на бордюре тротуара, подтянув к себе ноги в таких же роликовых коньках, разве что размеров на шесть-семь поменьше. В их странной компании она была самой маленькой, лет одиннадцати-двенадцати, но каталась так, что даже он, снабженный чуть ли не всеми восемнадцатью годами самой надежной дворовой практики, присвистывал, глядя вслед ее стремительно удаляющемуся силуэту.
Она никогда не говорила много, точнее больше, чем того стоило бы, зато ее слова всегда вызывали теплую улыбку или волну дружного смеха. Никто из их круга не знал, откуда она пришла, как-то не задумывались. Зато они прекрасно знали, где она учится и то, что она обязательно вернется в следующий раз, когда все вновь решат собраться.
И вот сейчас она сидела, не каталась, а лишь смотрела вдаль на серые дома, не мигая, стеклянным взглядом.
Он, не долго думая, притормозил и, тяжело дыша, опустился рядом с ней на горячий асфальт.
- Мне кажется, или с юга надвигается гроза? – он, улыбнувшись, посмотрел на нее.
- Здравствуй, - тихо отозвалась она.
«Нехорошо», - подумал он и спросил, пытаясь не обращать внимания на нотки тревоги, которые зависли в окружающем воздухе:
- Что-то случилось?
- С чего ты взял? – она прятала взгляд за светлой челкой, упорно вглядываясь куда-то в конец уходящего вдаль тротуара.
Он молчал. Знал, что пройдет минута или две, и она скажет что-нибудь… или уйдет, если не захочет говорить. Он хорошо успел узнать ее за два последних лета. Узнать и привязаться.
- Ты веришь в хиромантию? – вдруг спросила она, бросив на него быстрый взгляд золотистых глаз.
- Нет, - он весело покачал головой, - А что не так с хиромантией?
- Посмотри, - она протянула ему ладошку левой руки.
- Хммм… - он задумчиво посмотрел на линии и туманным голосом произнес:
- Вижу Восточную улицу… И двух роллеров, едущих наперегонки. Смотри-ка! Ты победила, а я опять должен тебе мороженое! – он с досадой посмотрел на нее и улыбнулся.
- Нет… - она покачала головой.
- Ты не хочешь мороженое?
- Нет… Не в этом дело.
- Тогда в чем же?
Она немного помолчала, прежде чем продолжить:
- Видишь, это линия жизни?
- Да, весьма длинная, кстати, и даже с двумя ответвлениями.
- Это - линия мудрости… - продолжала она.
- Скажи, а так бывает, что линия мудрости длиннее линии жизни?
- Наверно…
- А третья?
- Линия любви…
Теперь молчали оба, разглядывая короткий глубокий штрих на теплой маленькой ладошке.
- Она такая короткая…
- Это и есть то, что тебя так расстроило? – спросил он, вновь сдерживая теплую улыбку. Глупая…
Она не отвечала, снова отвернулась и посмотрела куда-то далеко-далеко, словно видела что-то, больше, чем эти серые однообразные монолиты стен, больше, чем мог увидеть кто-либо еще, много-много больше…
- Глупости это все. Все тебя любят… Я тебя люблю, - тихо ответил он, обнимая ее за плечи. - И буду любить еще долго-долго, так долго, что линии любви попросту не хватит твоей руки.
Она уткнулась лицом в его грудь и крепко сжала краешек рукава его оранжевой футболки. Так они посидели немного… Пока она не произнесла:
- Посмотри на свою правую руку, - и еще крепче сжала кусочек футболки в кулаке.
Ему стало не по себе. Ладошка, смуглая, в мозолях разжалась под горячим июльским воздухом, ловя на себе блики лучей заходящего солнца. Три линии прочерченные на грубой коже.
Линия любви…
Линия мудрости…
И линия жизни…
…обрывалась.
Ему не стало не по себе. Он знал, что сейчас важно, чтобы она знала, что он сильный, что он как ее маленькая, но самая надежная защита. Он просто провел рукой по светлым волосам и весело сказал:
- Эй, хватит грустить. Давай просто это поправим.
Она пристально вгляделась в его глаза:
- Как?
- У тебя ведь где-то были маркеры, - он подмигнул и посмотрел на небольшую сумку, перекинутую через ее плечо.
Она неуверенно кивнула и тихо улыбнулась сквозь навернувшиеся на глаза слезы.
- Какую линию любви ты хочешь? – спрашивал он минутой позже, что-то рисуя на ее ладошке.
- Не забудь про свою руку, - отвечала она.
- Не забуду… А что если нарисовать еще несколько линий? Линии успеха и дружбы? Разными цветами?
- Разными…
Закат разливался по крышам домов. Звенели в воздухе чьи-то голоса, чей-то звонкий смех и скрип роликовых колес. Лето было в самом разгаре…
Через неделю случилось непредвиденное. Она как обычно приехала туда, где они собираются, раньше всех и ждала, когда наконец вдалеке появятся первые знакомые силуэты. Как вдруг раздался телефонный звонок. Она почувствовала неладное. Так же, как и чувствовала неделю назад, так же, как и вчера, накануне, так же, как и сейчас – больно сжалось сердце.
- Все отменяется, - произнес в трубке встревоженный голос.
Он-попал-в-аварию.
Он ехал на роликовых коньках и попал под машину.
Ехал домой, как обычно… Не ждал… Все вышло случайно…
На разноцветной ладошке линия жизни зеленым маркером была все еще крепко склеена…
.. и линия любви на ее ладошке…
… он выжил.