Планида…
такая, друг мой, мать её, планида!
клинок у горла, ничего не видно,
давно уже по улицам Мадрида зловещие гуляют времена.
рутина –
когда без секундантов и огласки
два игрока сошлись в смертельной пляске,
и только пусть де Вега и Веласкес запомнят втайне наши имена.
так странно:
кровавую и грязную работу
мы делаем за деньги для кого-то,
кто ни единой капли даже пота, не то что там уж – крови, не пролил.
не спится,
когда приходят призраки убитых,
когда себя за что-то не простил ты –
они толпятся молчаливой свитой, и ждут, когда тебе не хватит сил.
как трудно
удерживать порыв на полуслове!
борцы за чистоту испанской крови
залили этой кровью нас по горло, а вера превращается в тюрьму.
что делать...
какой по счёту грех не исповедан,
и как назвать побоище победой?
о том, что ты увидел там, под Бредой, не рассказать до смерти никому.
а впрочем…
молись, дружок, на чистой на латыни,
что женщина, что родина – едино,
и обе – как опасная трясина: не скрыться, не забыть и не вернуть…
на зависть
голландцам, англичанам и бретонцам,
да, нам у Бреды улыбнулось солнце,
то, что в глазах и в сердце остаётся, когда клинок распарывает грудь.
но только
война – не дело женщин – это правда,
не дело королей, а также грандов:
со смертью и безумием на равных – испанская пехота, чёрт возьми!..
но что там!
всё золото в крови моих собратьев…
о, боже, стать умнее и забрать бы!..
но честь – такое древнее проклятье, что вырвать – только с кровью и костьми.
я вижу:
ты тоже станешь вспыльчивым и хмурым,
а юность, как обычно, обманула,
Анхеликой уходит белокурой, на память оставляя сладкий грех.
я знаю,
что нужная мне пуля ждёт в мушкете,
но предпочту клинок всему на свете –
на жёлтом перелатанном колете ещё хватает места для прорех.
тем утром,
как странно… вновь хотелось видеть солнце,
и подержать в руках пяток червонцев,
и не увидеть, что нам остаётся и сколько в нашем убыло полку…
той ночью
я вспоминал картину «Сдача Бреды»
и ощущал прогорклый вкус победы,
той ночью дон Франсиско де Кеведо дописывал последнюю строку.