иду, нет, плыву по придуманным лужам,
весенней воды зачерпнула в ботинки,
зима истончилась до вязкого кружева,
до грязной, бессмысленной паутинки,
и я прогнала бы всех, выгнала, вымела,
отстаньте, оставьте баюкать беду мою,
твоим или божьим закляла бы именем,
а коль отберут – я другую придумаю.
я вижу, как мечется утро за городом
в горящих одеждах, и скоро, и скоро всё
взорвется, взметнется, огнями распорото
весеннее небо, и потом, как моросью
покрыто несчастное бледное личико
моей ненаглядной, моей неприкаянной,
оставьте, оставьте такую привычную,
такую простую весеннюю тайную –
беду, как дочурку – ношу, да не вынести,
отдам – кто попросит, да некому, нечего.
сгоревшее утро закрашено известью
и вскоре забудется.
этим же вечером я выйду на улицу, полную прелого
прогорклого снега, и, самое лучшее,
что нынче случилось со мною – горела я
весенним соломенным праздничным чучелом.