***

       






Хвала тебе, сумевшему сгореть,
Согревшему собой еще способных мыслить.
Пусть дымы эхом пламени повиснут
Над памятью прославленной поре.
Да будет в мире навсегда светло.
Паролем: ”радость”, отзывом “на счастье”
И чтобы это на душу легло
Всем, кто сегодня с нами в соучастье.

       Р.Кульчицкий























       С Л Е Д С О Л Н Ц А
















       * * *

Даже в страшном сне не прибредится
Шрам на сердце и на лице.
Шар Земной неустанно вертится
И уходит мой час изуверисто
Сумасшедшею злою метелицей
В синебелом морозном венце.

Виноват? Так сожги на костре меня.
Лишь на миг торжествует безвременье.
Ну, а в будущем все повторится
Данью злому и строгому времени –
Боли в сердце и шрамы на лицах,
Бег за часом у звонкого стремени,
В небе тающем Синею птицей.

Превращая мгновение в вечность,
Жизнь уйдет за край, в бесконечность,
Откликаясь на крик петуха.
Все – в предвиденье. И не боязко
Вскинул Знамя вечного поиска
Колдовской Иероглиф стиха.

       6 сентября 1995 г


       ЕРЕТИКИ


Медлительность. Молчанье. Тишина
Едва колеблет колыбель познанья.
И страх еще питается незнаньем,
Еще в пеленках прячется дерзанье,
Еще Земле не снится новизна.

Меж солнечных лучей заблудшей птицы
Тень на Земле стремительно летит.
И тут впервые сердце холодит
Надежда, но порыв все еще страхом смыт
И душа еще не успевает рассердится.

Но ивы легкомысленная прядка
И ветки под ногою легкий вскрик
И дерева под ветром долгий скрип,
Голодного младенца горький всхлип
Уже играют с тишиною в прятки.

Кто жмурится? Но торопливый счет
Не в единицах, а в тысячелетьях.
Безыменно обретшие бессмертье
Всплывают радугой над лихолетьем
И яркий факел поиска все жжет.

И тишину схватили в батоги,
И взорвано лохматое молчанье,
Над отходящей в прошлое печалью
Плывет так колоколенно отчаянно
-Да здравствуют еретики!

-Да здравствуют еретики!
Они, не признавая таинства,
Рвут однозначность постоянства
И плыть зовут, не взведав окаянства,
На стрежне знанья взбалмошной реки.

И счастьем почитая беспокойство,
Отняв у бога право созидать,
Мы никогда не устаем мечтать,
Искать и принимать, как благодать,
Стремительность и безоглядность поиска.
       
       2 апреля 1997 года.

       * * *

Звезда погасла. И века никто
О том не знает. А из черной стыни
Все тянется немеряной верстой
Ее веселый луч голубовато-синий.

И лишь Поэт, что с Часом на ножах,
С его безжалостностью – непременным свойством,
Горячую ладонь к груди прижав,
Пытается утишить беспокойство..

Но если сиротливый к нам придет
Последний света квант и следом – зимы,
Поэт волшебным свойством вновь зажжет
Звезду. И выучит светить неугасимо.

И ты сквозь будничность неутомимо,
Мечтой неразглашаемою греемая,
Мне светишь той Звезды неугасимой
Голубовато-синим лучиком сквозь время.

       6 декабря 1997 г


       НЕБОЖИТЕЛИ

Без всяких промежутков, сразу
Небо начинается с Земли:
В нем ящерицы и шмели,
В нем люди и орлы,
И беспокойный разум.

В купели нашей – синих небесах
Свершаются рождения и смерти,
И снятся сны, и в мятежах
День завтрашний находят смерды.

Вслед за увиденными снами
Придумке радуются дни.
А небожители не знали,
Что небожители они.

И буднично почти до крика
Рождали, пересилив боль,
Язык, перо, бердыш, мотыгу
И к небу вечную любовь.

Сползала с сердца злая наледь,
Ломались царские венцы,
А люди все еще не знали,
Что все они – первотворцы.

И оттого они сперва,
К себе доверья не имея,
Отдали на себя права
Придуманному чудодею.

Но колокольный звон сердец
Приносит всем еще из детства:
Уж коли сам ты не творец,
То не поможет чудодейство.

Мы – дерзкие! Свои мечты,
Дерзанье и побег из плена
Вверяли разуму, на “ты”
Сойдясь накоротке с Вселенной.

Надежд нам благодатно жженье
И над Землею звезд венцы.
И все умней, все совершенней
Воссоздают себя творцы.

       22 декабря 1997 г.


       * * *

       Памяти отца
       Иосифа Семеновича Кульчицкого.

Не смущён хвалой и карой,
И заботы все отбросив,
Между Нелли и Варварой
Непробудно спит Иосиф.

Было: дом-полуземлянка,
Земляных полов прохлада.
Мать, худая, как жестянка,
В бедности такому рада.

Мир голодных. Нам-то как с ним?
И за счастье в поле бранном
Швеймашинка марки Максим
Тарахтела неустанно.

Острых сабель всплеск и отблеск
Над страной, ещё крестьянской.
Отвоёванного облик
Крашен заревом гражданской.

И навеки в память врезав,
В ночь, когда не видит око,
Огрызалися обрезы
Лунности прозревших окон.
 
И себе хребет ломая,
Вымостив собой дорогу,
Шли и радовались Маю,
Крепли, радуясь итогу.

День - серебряной полтиной.
Праздники ещё грядут.
Остановленный плотиной,
Перестал реветь Падун.

Где она, свершений веха?
Все же было в жизни счастье.
Всех тревог деяний века
Он – восторженный участник.

Мира целостность разрушив,
Дни убитыми солдатами
Нам укладывались в душу,
Став чертою между датами.

Не смущён хвалой и карой,
И заботы все отбросив,
Между Нелли и Варварой
Непробудно спит Иосиф.

       14.07.2002 г.

       * * *

Приходит мудрость за зрелостью,
Когда кажется: - Все, не весна!
Но движенье руки все мне кажется прелестью –
Землю радую горстью зерна.

И да здравствует труд до бессонницы,
И завет гам один – догонять
На закат уходящее солнце –
Наш живительный шарик огня.

Это им небосвод чуть подплавленный
В красный плат одевает березки.
И, как внуков своих, и как правнуков,
Обязательно всех их сберег бы.

Сберегу. Никому не отнять.
Поклонюсь, благодарный, природе.
Наш живительный шарик огня
Повстречаю опять. На восходе.

И широко отбросив ладонь,
Что бывает тверда и нежна,
Под живительный с неба огонь
Землю радую горстью зерна.

       11 октября 1995 г.


       Т Е Н И
       
Не первый в мире, не второй
Я тень свою таскаю за собой.
Но день пройдет и снова день пройдет,
За спину года станет Новый год.
Неожидаемо придет тот миг,
Когда не похвалясь летами,
Мы возблагодарим сей мир
И с тенью поменяемся местами.
И все-таки я в суетном смятенье –
Кто сделает меня своею тенью?
Кто сделает? Смелее. Отзовись.
И если нас порадует везенье,
Я возвращусь в ту радостную жизнь,
Где вновь обзаведусь неотторжимой тенью.

       28 апреля 2008 г.
       с. Пенкино

       * * *


Два имени. Два мира. Средь людей
Не первые, сомнения сминая,
По яркому лучу мы тянемся к Звезде,
Чтоб убедиться, что она – живая.

В размахе рук её принять
И повторять всё это снова,
Надеяться и ожидать:
Слиянье. Взрыв. Рожденье Новой.

И повторенье год от года
Нам подтвердит: - Теперь всегда
Светить нам станет с небосвода
Прекрасная и яркая Звезда.

Но никогда не будет утолен
Наш поиск первозданной ясности.
В нём многократно повторен
Путь к созиданью сквозь опасности.

И все-таки в сердечных тайнах,
Как будто бы подброшен прокламацией,
Таится притаенный детский страх –
Вдруг не рожденье Новой, вдруг аннигиляция?

Как медленно мы прозреваем.
Нам правда всё ещё грозна.
И, убедившись, что звезда живая,
Боимся верить и боимся знать,

Что это не Звезда, что это мы –
Два имени. Два мира. И готов поклясться я:
Слиянье. Взрыв. И Новый Мир…
С немыслимой вовек аннигиляцией.

И каждый раз, как первый раз,
Мы небосводу подставляем плечи.
Лучи так любопытных глаз
Вновь тянутся к взрывоопасной встрече.

И все-таки, коль повезет, с Земли
(Нам потому не будет укорота)
Увидим вспышку там вдали:
Слиянье… Взрыв..
А дальше – что там?

       28 апреля 1998 г
       * * *

Мчатся лошади. Мчатся лошади.
За несбыточным? От погони?
До чего же красивы, господи,
Разномастные эти кони.

Мчатся в горы, не зная робости…
Ну, а если вдруг не заметят
И низринутся в темень пропасти,
С тех вершин догоняя ветер?

Я кричу им почти что в небыль,
Умоляю их: - Берегись!
Берегись! Там дорога в небо,
Только падать придется вниз.

       10 сентября 1982 г.

       * * *

Гляжу в серебро паутинное времени.
Изумленный, я столбенею невольно.
Но как пленник и раб, привязанный к стремени,
Быстрее бегу, чтобы не было больно.

Мне кажется, мчусь стреловидной прямой
В манящую даль, где свобода обещана,
Где жизнь – непрерывный и яростный бой
И где ожидает желанная женщина.

Стреловидной прямой. Путь короче по хорде.
Одолеваю и ветер, и вьюгу.
Обманутый, мчусь словно лошадь на корде
       И когда я пойму – это только по кругу!

Пут ременных не сорвать уже с рук.
Не узнаю, проносясь, повторенья.
Очень велик этот жизненный круг,
Куда вплетены невезенье с везеньем

Присущи какой невозможной поре они,
Те, кто к покою лелеют пристрастье?
Мы все-таки рвем паутину времени,
Принося с собой ощущение счастья.

       15.04.2002 г.

       * * *

       “На входящих в ту же
       самую реку набегают
       все новые и новые воды”
       Гераклит

В ту же самую воду войти
Никому еще не удавалось,
Но бегу, растеряв на пути,
Пониманья ущербную вялость.

Может быть, в этом вся моя жизнь.
Пожелайте мне ясной погоды.
Я бегу по течению вниз,
Обгоняя желанье и мысль,
Чтоб войти в ту же самую воду.

А когда догоню и войду,
Ощутив торжество сопричастья,
Я боюсь, что себе на беду,
Не познаю я все-таки счастья.

В чем же смысл? Как мне это узнать?
А счастливые люди умели
Догонять, догонять, догонять *
Даже недостижимые цели.

       18.12.2000 г.

       * * *

Соревнованье с временем едва ль
Закончится бесславьем пораженья,
Когда настигнет болью откровенье
И близостью уже смущает даль.

И если и испуганно и робко
Стихают шумы прежней трескотни,
И коль когда-то мыслящий тростник
Теперь пригоден только на растопку,

Хвала тебе, сумевшему сгореть,
Согрев собой еще способных мыслить.
Пусть дымы эхом пламени повиснут
Над памятью прославленной поре.

С рассветом разбегутся облака.
Стремительное время синью яркой
Вернется ожидаемым подарком,
Собой осветит всходы тростника

       14 апреля 2001 г.

       Г о р е н и е


Все мне казалось, счастье – это я
И надобно всем сразу подариться.
И люди радости уже не притаят,
И станут снова солнечными лица.

Тогда для всех, кто плачет в темноте,
Кто от страшилок к вечности шагает,
На взрыве чувств, на самой высоте
Из самого себя костер я разжигаю.

Да будет в мире навсегда светло,
Паролем – “радость”, отзывом – “на счастье”!
И чтобы это на душу легло
Всем, кто сегодня с нами в соучастье.

Сомненье, в душах больше не вьюжись.
Горят костры. И, не переставая,
Отныне по-весеннему всю жизнь
Нас овевает юный ветер мая.

       16 апреля 2001 г.

       * * *


Завершается день,
Завершается год,
Завершается век.
И, хотя – не хотя, но, стремясь к завершенью,
Ты печален. А может быть, рад, человек,
Неустанному в завтра стремленью?

И всего-то единственный пройден парсек
На пути от истока к исходу,
Повод был и, ворчливый, ты сетовал лишь на погоду,
На буран, что мешает идти, и на снег.

Подари своим близким всего лишь по году.
Пусть продлится их жизнь. Благодарны навек,
Они будут согласны на тяжесть похода,
Лишь бы день был продлен и не кончился век.

Помни слезы и будь благодарен за смех.
Завершается день.
Завершается год.
Завершается век.

Завершается тысячелетие.

       29 декабря 1998 г

       1 парсек = 3086*10**13 км

       * * *

Рассветный город в хрупкой тишине
Стыдливо прикрывается туманом.
Миг пробуждения не ощутив во сне,
Еще на час утешится обманом.

Но неминуемо, как после ночи день,
С младенческим кряхтеньем и стараньем
Рождая нежелаемую тень,
С рассветом оживает ожиданье.

…Вот…будет день…Срывая саван сна,
Вдруг в многоточие рассыплются секунды
И в сердце задохнется тишина
В предвосхищенье яростного бунта.
       
       6 октября 1999 г.

       * * *

Выпускает время из плена
Гениев и дураков.
Остальные пред ним на коленях.
Синяки на залысинах лбов.

Надеются непременно,
Что любовью их обеспечен,
День, грозящий в итоге тленом,
Все же вечен и бесконечен.

Презирающие невзгоды,
Круглый год ожидавшие май,
Не признают пустыми годы -
В каждом сердце всё через край.

И не ломаясь под бременем
Дней, неподъемных порою,
Они, ограниченные временем, -
Трудяги, мыслители и герои.

Ведь в том, что было когда-то
Есть у каждого звездный час.
Запоминайте даты,
Чтоб праздновать их сейчас.

В таинствах вечной весны,
В мыслях и чувствах я прежний:
Гении редки и очень нужны,
А дураки неизбежны.

       27 августа 1998 г

       * * *

Порядку мирозданья повинуясь,
Ступая по летучим облакам,
Уходит время и уводит юность,
Оставив сожаленье старикам.

А старики, слезой стекая в мудрость,
Нам завещают, покидая дом:
-Не торопитесь, продлевайте утро,
А будущее…вспомните…потом.

       19 января 1997 г

       ДЕТСКИЕ ВОПРОСЫ

       О НЕУНИЧТОЖИМОСТИ МАТЕРИИ

       I

Мучит людей любопытства искус,
А надо бы, чтобы все проще.
Мир – познаваем. Сначала – на вкус
И только потом на ощупь.

Сгибай и прями и снова сгибай,
Ломай – что там, внутри игрушки?
Глянцевой радугой в небо взмывай
Мыльный пузырь из омыленной кружки.

Прямим и ломаем во весь свой пыл.
Торжествуй, философская небыль.
“- Разве так было, что я не был?
А где же я был, когда не был?”

Осень стелит по небу холсты,
Не признавая буден.
“- Дедушка милый, где будешь ты,
Когда тебя больше не будет?”

Замучил ребенка вопрос бытия,
Он ждет, что прозренье настанет.
“- Дедушка милый, а где буду я,
Если меня вдруг не станет?”

Вернуть бы то время, когда и я
Был, как ребенок, беспечен.
Но придет и уйдет наш день бытия –
Век человека конечен.

Но мы понимаем, - какой разговор,-
Судьба нами круто вертит.
Давно человечеству дан приговор –
Загадка и счастье бессмертья.

       II

Тяжела малышу познания мука –
Скорее сквозь сказку добраться до сути.
Весь мир, как мячик, скорее бы в руку:
Какой он – мир, и какие – люди?

Все интересно, загадочно, странно.
Не в награду, не в праздный смех
В древней древности от обезьяны
Произошел, трудясь, человек.

Все ясно и просто. И не беда,
Что этому верим не очень охотно.
Вот – дедушка. Дедушка был всегда.
Наверно и в древности был, как сегодня.

Никогда еще не было так хорошо.
Неужели вы не видали?
Дедушка очень красивый, большой,
Весь в орденах и медалях.

Оттого, не предвидя обид и борьбы,
Не углядев в интересе изьяна,
Внук спросил: “ – Дедка, а кем ты был,
Когда был еще обезьяной?”

       21 ноября 1999 г.
       
       * * *

Низвергнут в абсолют движения,
Я принял, столбенея в трансе,
Что Время – самовыражение
Эгоистически Пространства.

Мгновение ассиметрично,
Хоть не от пули, так как я.
Но в рыхлых рамках бытия
Односторонность – непривычна.

Односторонность – непокой.
Уверовав, Земля вращается,
Друзья мои с порога в бой
Уходят… И не возвращаются.

Всех болей боль такой урон нести.
И как в зависимости ленной,
В трагической односторонности
Вся многокрасочность Вселенной.

И горше боли неумелая
Попытка самоутешенья:
Есть отрешенность откровения,
Есть только Черное и Белое
И остановлено Мгновение.

Есть только Черное и Белое.
По молодости – без оттенков.

И Миг сочится сквозь года
И кречетом кружит над теменем.
Пространство – это навсегда.
Но что же делать мне со временем?

       5 апреля 1986 г.

       * * *

Не под силу, вовсе не под силу
Философствовать и наблюдать.
Разве же не вы меня просили
С полыхавшим сердцем совладать?

Сколько за века отполыхало…
Все забылось? Все лишь тлен и прах?
Заливаю угли, все им мало,
Горькою настойкой на слезах.

Не спасу всех, сколько не усердствуй.
Напоследок выложусь сполна.
Рубят внове в древнем Пустозерске
Сруб смоленый…Для меня? Для вас?

Всех горящих не спасу, а надо б,
Всех и каждого запоминая имя…
До сегодня вижу – из-за надолб
Время катит неостановимо.

И напоминаньем злым воскресло
В посвисте тугого ветра дерзком
В черных пятнах от золы и пепла,
Пламя за лесами Белозерска.

В пламенем очерченную раму
Туго вправлен человечий мир.
И горят, горят и ныне храмы
И, как встарь, они горят с людьми.

       17 марта 1991 г.
       
       * * *

Я что-то нахожу. Я все опять теряю.
И не кричу, и не стенаю. Я молчу.
Потерю в миг потери забываю?
Счастливого беспамятсва хочу?

О, не и нет. И в тишине пожарной
Ищу вокруг, кому сказать: - Люблю.
Потерянным щенком на площади базарной
В послебазарный вечер я скулю.

Минута мне велит: “-Иди, нищуй!
Теряй и находи!” Но, честь оберегая,
Собачью всепокорность не ищу,
Беспамятность с порога отвергаю.

А день и ночь меняются, играя.
Я что-то нахожу. Я все опять теряю.

       21 августа 1990 г.

       * * *

Трагичность человека несомненна.
Надежда быть счастливым в нем
Рождается в придумке сокровенной
И умирает с приходящим днем.

И, может быть , в таком чередованье
От засухи к похолоданью
Движенье есть от участи к участью
Через мгновение, похожее на счастье.

Считай мгновенья, невеселый век!
Остановить их всех не удается.
Безверие…И вера… И смеется
До горьких слез наивный человек.

Живи, надежда, в человечьем стане.
Все – в поиске. Святом и неустанном.


       13 июня 1991 г.

       * * *

Жестко, нагло, уверенно
Приходят эти года,
Когда уже если не сделано –
Не сделано навсегда.

Что толку в ладошках горе мять
И через коленку ломать.
Все надо делать вовремя:
Родиться.
Любить.
Умирать.
       8 февраля 1970 г

       * * *

Мы до старости в поисках радости
И не устаем от галопа.
Но в заплатах заношенной старости
Его Преподлейшество Опыт.

А в ночи все же радуюсь лунности,
Это в нас, человеках, нетленно.
Очень жаль мне, что только в юности
Наше сердце больше вселенной.

       14 августа 1999 г

       * * *

Захлебнись ты, память!
Видишь, длится день наш.
День о ночь колотятся, долдоня.
Била меня жизнь в сердцах наотмашь
Не щадя своих больших ладоней.

Годы – ливнем Говорят – старею.
И, однако, не пойму никак:
Бьют по голове, дают по шее…
Отчего же сердце в синяках?

       1 января 1975 г

       П и в н а я н а Т а г а н к е


Когда-нибудь экскурсовод,
На стареньких домов взглянув останки,
Промолвит с грустью нескрываемою: - Вот,
А здесь была пивная “На Таганке”

Столешницы под мрамор голубой
На тонких металлических опорах.
Пять столиков – свидетели любой
Беседы, жалоб и случайных споров.

И жизнь текла. И хочется – не хочется,
Но раз один общения отведав,
Все мужики, спастись от одиночества
В пивную шли, надеясь на беседу.

Стояли кружки пенного налива.
Теснясь за ними, не стесняясь, мы
Молчание прервав и соли взяв взаймы,
Шумим все вдруг. Захлебно. Торопливо.

Седой молчун в смятенье всех поверг.
Он, почесав задумчиво за ухом,
Промолвил отрешенно, веки вскинув вверх:
-Стране-то нашей, мужики, гиблуха!

И по столешнице водил руками слепо,
Стирая кружек влажные круги…
А тонкобровый, встосковав, читал стихи
О верных женах и черняшке хлеба.

Со стуком кружку бросив на столешницу,
Он обреченно повторял: - Жена ушла.
А пиво в кружках неспокойно плещется
И тонкобровому примолкшему мерещится –
Настанет день, когда не будет зла.

А мужики галдели: - Чья вина?
В глаза смотрели: - А не засветить ли ей?
Жена ушла? Хреновина! От нас ушла страна!
А мы ждем милостей от бога и правителей!

У каждого запомненной виной
Свои восторги и свои печали.
Ведь к смерти вместе со своей страной
Под марш “Прощание славянки” ушагали.

Когда на улице уже совсем темно
И тишина жалеет всех по пьянке,
Сутулясь под тяжелою виной
Все с грустью расползались по Таганке.

Не спрячешься у ветра под полой.
От радостей общенья нет и толики.
Сегодня здесь торгуют колбасой
И нет ни завсегдатаев, ни столиков.

Какие времена! Пусть жжет нас пламень злой
И добрых чувств развеяны останки,
Придет наш день – счастливою гурьбой
Мы снова соберемся на Таганке.

       2 июня 1999 г.
       НАДПИСЬ
 НА МОГИЛЬНОМ КАМНЕ

Путь, до обиды жаль,
Был до смешного мал.
Стихов не дописал,
Баб недоцеловал.

Прохожий, будь к тому готов,
Что крутанет судьба –
И не допишешь ты стихов,
Недоцелуешь баб.

Но не кручинься от тоски.
Живи, да будет так,
Как будто пишешь ты стихи,
Целуешь баб.

       23 сентября 1975 г.

       П О Э З И Я


В заберезье, в задубровье
Через всю почти Россию
Поманила черной бровью,
Поманила ясной синью.

И за тридевять земель
Я шагаю неустанно
В эту сказку, где теперь
Ты – царевна Несмеяна.

НЕ пошел бы, не любя
Землю эту, эти звезды.
А дорога до тебя
Сплошь коломенские версты.

       18 июля 1969 г
       г. Рязань – д. Криуша

       * * *

Ветер под вечер ропщет.
И словно из-за плеча
Падает лист, как грошик,
Потерянный невзначай.

Несуетливо рыщет
Ветер между берез.
Будто он что-то ищет
Лениво и не всерьез.

Может быть ищет грошик?
Зря с опущенной головой.
Нищею стала роща,
Брошенная листвой.

Но хочется: прогрохочет
Рычливо, как после сна.
Над обезлюдевшей рощей
Сказочная весна.

       4 февраля 1990 г.

       * * *

Стынь-ветер меж дерев кружит
И палый лист цветною смальтой
В морозный утренник шуршит
На рытом бархате асфальта.

Вцепились в небо звезд репьи.
И, чтобы чуточку согреться,
Бьют стэп гнедые воробьи
В такт колотящемуся сердцу.

И сталкиваются упруго,
Нахохленные, как бомжи.
Так, чувствуя крылом друг друга,
Им легче и теплее жить.

От холода и от забот
И я, как воробей сникаю.
Жаль, воробьиный хоровод
Меня в свой круг не принимает.


       20 сентября 1996


       Д О Р О Г А

Как, спотыкаясь о столбы,
Совсем по-детски ветер плачет.
В слепой по-мартовски степи
Две фары – как глаза кошачьи.

И кажется придумкой быль,
И время к нам не очень строги,
И мечется автомобиль
По всем извилинам дороги.

И фары желтое отчаянье
Настойчиво бросают в темь,
Отыскивая окончания
Проложенных в в степи путей.

А там, за темью – виноградники.
И в кажущейся пустоте
Есть боль и смех, есть свет и праздники
И приближение к мечте.

4 марта 1966 г.

       * * *

Снизойду или нет до жалобы?
Время свой ускоряет бег.
Слишком много с тобой задолжали мы
Человечеству и себе.

Время чуб отстирало до яркости
От каштановости и смоли.
И вздыхают прачки от зависти,
В белизне не увидев боли.

Время, время! я знаю, исстари
Ты не баловало нас лаской.
Только души наши не выстаришь,
Ты над ними совсем не властно.

Слишком много еще невиданного
В глубине голубых небес.
Мы и в зрелости, как на выданье,
Ожидаем новых чудес.

       28 марта 1965 г г. Москва
       28 февраля 1966 г., степь за Днестром
       4 марта 1966 г. г.Одесса
       
       И Щ У Э Х О


Где, как отчаянная шалость,
Все зелень и голубизна,
Где до сих пор не нарушалась
Торжественная тишина,

Где даже звень – и ту сминая,
Не шевелился сонный лист,
Вдруг появилась озорная
Мальчишья песня, шалый свист.

Он тишину нарушил смехом
И услыхал: издалека,
На крылья поднятая эхом,
К нему вернулась песнь, легка.

И там, где ветка с веткой вьется,
Сплетясь в причудливая вязь,
И торжествуя, и смеясь,
Он слышал, сердце сердцу бьется.

Он шел домой всегда вприпрыжку,
Не забывая никогда,
Что нету счастья, чтобы слишком…
И возвращался вновь сюда.

И не умея вполовину,
Он пел и пел в голубизну…
Вдруг оглушающей лавиной
Вернуло эхо – тишину.

В таком отчаянии не был
У умирающего врач.
Мальчишка песню бросил в небо,
А эха не было, хоть плачь.

И он кричал почти надсадно,
И ласково и озорно,
И затихал, и слушал жадно –
Вдруг вновь откликнется оно.

И, задевая за березы,
Он шел домой. Обижен. Мал.
И кулачком стирая слезы,
Он все еще кричал и звал.

Но будто навек, непрерывная
Мальчиший наполняет день
Такая злая, комариная
С издевочкою звень.


Пусть одаряет жизнь смехом
Наш долгий и нелегкий путь.
А я ищу. Ищу то Эхо,
Чтоб песню мальчику вернуть.


       17 ноября 1968 г.
       аэропорт Внуково

       * * *

Над серым морем криком плачут птицы
И лодочка ныряет, как баклан.
Друзья мои, не надо суетиться.
Придет черед, пройдет и ураган.

Пусть лодочка уходит в океан
И тонет в океане, словно птица.
Но не привиделось и верится пока,
Что нам еще удастся возродиться.
       
       28.06.2003 г

       П т и ц а

На кромке яркобелого крыла
Каемка черная печали.
И молчаливо птицы уплывали,
Луч солнца им – подобие весла.

Не может быть! Все это только снится!
Смирился бы, когда бы сон не в руку.
В высоком небе маленькая птица
Истаивает в горькую разлуку.

И даль притихшая пустынна и грустна,
И словно бы в распахнутые руки
Вослед за днем ночь падает на нас
Тяжелой невесомостью разлуки.

Медлительный усталый крыльев взмах
Удержит в небе маленькую кроху.
И остается ждать, что на своих крылах
Вернется птица к моему порогу.

       1 ноября 1999 г.

С о л н е ч н ы й з а й ч и к


Мне голову кружит лес
Зеленым, розовым, белым,
И голубое стекает с небес,
И воздух прохладен спелый.

Да нет, меня не попутал бес,
В небе кругляш-подсолнечник.
И полон звенящий лес
Зайчиками солнечными.

А жизнь – где шажком, где бегом.
Но, как прежде когда-то мальчик,
Наклоняюсь за белым грибом,
Поднимаю – солнечный зайчик.

Смеюсь. А по правде – скорблю.
Но уже не пожалуюсь маме.
Солнечный зайчик! Я их ловлю
И возвращаюсь с пустыми руками.

       14 августа 1995 г.

       ПРЕДЧУВСТВИЕ ГРОЗЫ

Змеиный след в пыли оставил кнут,
И со шмелем играет жеребенок.
Осоловелые, ленивые, спросонок
Вдруг в полдень петухи поют.

И небо всплыло мягкой синевой,
И травы, опускаясь на колени,
Тревожат неподвижность тени,
И тишина стекает в непокой.

Сейчас или всегда, у нас или везде
Так жжется солнце, желтою ромашкой
Застывшее на небе? И так тяжко
Грозою грезит приумолкший день.

       31 июля 1970 г. г. Умань
       23 октября 1994 г.

       * * *

А на улице – туман, туман.
И береза в нем растворена.
Расплескался на березы океан
И колышет воздух у окна.

И едва-едва багрово-ал
Виден лист, плывущий по волнам.
Каплет осень с легкого весла,
Бабье лето обещая нам.

       29 сентября 1979 г.

       В е с е н н е е

Всё меняется, всё течёт
И давно уже замечалось,
 То, что прожито – то не в счет,
Каждый день начинай сначала.

Каждый день начинай урок
И надсаживай сердце работой.
И, заканчивая всё в срок,
Озадачь себя новой заботой.

За делами счастье видней.
Повторяться мгновение хочет.
Так сумей каруселью дней
Укатить насовсем от ночи.

Ночь глухая цвета беспамятства
Отступает, когда мы радостны.
Я прощаюсь по-детски: - Покамест вам!
Я вернусь, ведь приходит пора весны.

Мы увидим, сбежав переулками
В чернь парную, где солнце печет,
В рокотанье ручьев и гульканье
Все меняется, все течёт.

       23 февраля 1998 г
       с. Пенкино

       * * *

Знобко и зябко на мартовской улице.
Неторопливо снежинки метелятся.
И остриями цепляют и колются,
Даря ощущение тихой метелицы.

Краешек неба полдневную палевость
Роняет тихонько на пресность окрестностей.
Весна, озоруя, пугая и балуясь,
Всплывает откуда-то из неизвестности.

       20 марта 1994 г
       * * *

-А на небе звезды есть? -
Спрашиваю и робею.
И боюсь, что не успею
До рассвета все их счесть.

Голубым немеют слезы
И уходят с хмарью сны
Темно-синего мороза
И упавшей белизны.

И уже сама собой
Непонятна и нелепа
Десть захмаренного неба
Над моею головой.

Боль и горе, что ж дивиться,
Давят, чтобы не посметь
Вверх, как встарь, поднять зеницы
Звездам в очи посмотреть.

А на небе звезды есть!
И душе уже не холодно.
Подымите выше головы,
Постарайтесь все их счесть.

Отвергая все наветы,
В нарушенье немоты
Прямо в сумерки рассвета
Смотрят звезды с высоты.

Смотрят теплые, как раньше,
И в предвиденье зари
Бродит старенький фонарщик,
Тихо гасит фонари.

       3 декабря 1993 г.


       З И М Н Е Е

Ни друга, ни гостя – мне кто-то напомнил,
Ни друга, ни гостя не жду.
На улице зимней холодные полдни
Сутулясь, неспешно идут.

Метель задержалась в соседней деревне
И, одолев ледяные пороги,
Расхристанный ветер, хмельной и манерный,
Скрипит сапогами по снежной дороге.

А речка, с испуга наверно, застыла –
Ни шевелинки под наледью тонкой.
А понизу словно бы конница с тыла,
Со свистом несется злая поземка.

А все-таки жду. Вдруг выглянет солнце,
А если и нет, то под самый под вечер
Месяц, жалея, прибудет на встречу,
Приплюснется носом к замерзшим оконцам.

И день завершая,и радуясь встрече,
Вот с ним то и чокнусь настойкою горькой,
И день закушу лимонною коркой,
И ночь, словно шубу, накину на плечи.

       16 февраля 1998 г
       с. Пенкино

       З И М Н Я Я Н О Ч Ь

Слышите, слышите,
Как снежинки ложатся на щеки
И тают в тишайшем охе?
Посмотрите,
Колыбельной ночной поре
Мельтешат они у фонарей.
А фонари, замерзнув, приседают
В сугробы: некуда уйти.
Здесь улица. И фонариной стае
Начало и конец пути.
А к утру, с яростью и вызовом
Взломав ночной покой
Январь холодною рукой
На нитку ветра снег нанизывал.
       
       3 января 1949 г.

       * * *

Заносы, ветер и мороз –
Вся жизнь, как зимняя дорога.
Лишь на щеках пунцовость роз –
Движения приметой строгой.

И злой, и хлесткий кнут позёмки,
И терпкий иней на ресницах,
Как будто сталкивают к кромке
В полет, что на морозе снится.

Лечу! Ни гроз и ни угроз.
И принимаю от порога
Заносы, ветер и мороз,
И жизнь, как зимнюю дорогу.

       11.06.2001 г.

       * * *

А на улице все мятель мететь,
Заметает начисто дядь и теть.
К темну вечеру не видать людей –
И ни теть в расхрист, и не пьян-дядей.
Как снежинки их в круговерть несет
Ах ты, гой еси, славный Новый год!

Отчего же меня тянет в ночь?
Отчего же меня тянет в снег?
Знать ищу я потерянный так давно
Тот мой памятный звонкий смех.
Вкус его еще помнит язык.
Оттого, знать, горлом идет
Мой крик?
-Пожалейте меня,
Не стреляйте в лет.

А на улице все мятель метет
И снежиночки в круговерть несет.
Ах, ты гой еси!
Ах, ты гой еси!
Вечер. Ветер. Снег.
Новый год.
Новый
Век.

       Август 1998 г.

       
       Александру Пушкину

В великой мудрости не всякий раз печаль -
Мы приобщились к сокровенным тайнам:
Поэзия – начало всех начал,
Слиянье человека с мирозданьем.

Поэзия не просто божество.
Поэт для нас провидец и мессия.
И оттого я узнаю родство
С поэтами всех жителей России.

Стихи всегда и я, и мы, и вы:
Поэзией мы душу врачевали
И признавались в искренней любви,
И утешались в горе и печали.

Бывает, что терзая слух,
Расплачешься от всех обид и болей,
Тогда незримо, словно добрый дух,
Приходит Пушкин со своей любовью.

От заговорных петушиных слов
На нас повеет мужеством и волей.
Мы радуемся – вот и пронесло,
И есть покой, и больше нету боли.

Так отчего же – не постичь уму –
Мы к Черной речке все не поспеваем,
Чтоб встать пред ним и самому
Прикрыть его от пули негодяя?

И сглатывая горя немоту,
Что нас уже навеки увенчало,
Мы горькую признаем правоту:
Великая любовь – великие печали.

Пусть часто мы на горестном ветру
Бываем так отчаянно беспечны…
Покуда есть поэзия в миру,
Покуда Пушкин с нами – Русь навечно.

       24 мая 1994 года


       ЧАЙХАНА В БУХАРЕ

По – нашему еще совсем рассвет.
Но захотелось так природе
И в длинной веренице лет
Здесь солнце раньше всходит и заходит.

По раннему пустынно в чайхане,
По-современному – чайханщик за буфетом.
Не торопясь, он наливает мне
Стакан вина, положенный поэтам.

К полудню здесь всегда веселый гам
И солнечным вином слова друзей согреты.
-К стихам! К стихам! – зовет меня Хайям,
Как муэдзин к молитве с минарета.

Как я люблю полуденный размах.
Но даже в это радостное утро
Грусть Навои меня свела б с ума,
Да вылечил Хайям своей улыбкой мудрой.

И пиала опять коснулась наших уст.
И не скрывая своего восторга,
Мне Пушкина Хайям читает наизусть,
А Ибн-Сина вспоминает Лорку.

И длится день. И длится, длится песня,
И нет конца поэтам и стихам.
Мы наше утро начинали вместе.
Наш полдень – вечен. Солнце светит нам.

       13ентября 1966 г.
       г Янги-Юль

       С В Я З Ь В Р Е М Е Н
       Диптих

       Памяти
       Алексея Ивановича
       Фатьянова
       I
Нет, не война,
Нет,
Не война,
Не бой в разгаре.
А над страной – не тишина,
И гром – не теплая весна…
Страна – в развале.
По одиноким вечерам
После грызни и свары,
Утешит душу
Горьким нам
По одиноким вечерам
Звук песни старой.
И гарь предательства уйдет
С днем окаянным,
И ввечеру мужик споет,
И, как рубаху, вдруг рванет
Меха баяна.
И нищенством
(В ладонь – пятак)
Глаза светились.
Он повторял:
-Да как же так,
Друзья мои, Ну как же так,
Как все случилось?
Он спросит вас
Или себя
По строчкам песню теребя:
-Ведь было ж солнце синее
Над нами и Россиею?
А ныне боль отчаянья
Зачеркивает нас.
Друзья-однополчане,
Да где же вы сейчас?
Где вы,
В какие дали вы
Ушли,
Звеня медалями?
Сзывает песня нас.
Каких вам надо чар еще?
Давай, нальем по чарочке –
Нам песня в самый раз.
Как жизнь не закрутит нас,
На весь наш век нежна
Нам песня нашей юности
По-прежнему нужна.
Боль сердцу не подарочек.
Как будто надо мной
Горит свечи огарочек…
Горит свечи огарочек
Над всей нашей страной.
И день замешан на крови,
Но кончаться бои,
И в знак участья
Еще споют нам соловьи
И о весне, и о любви,
О счастье и несчастье.
       II
Не всегда и радость и веселье.
Иногда такая грусть возьмет
И грачино черным горьким зельем
Сердце, не жалея, обольет.
И к земле придавит тяжкий гнет.
Кажется, уже не возродиться…
Песенка спасения вспорхнет
Из глубин души веселой птицей.
В ней такая шалость соловьиная,
И сама она лукавая смутьянка.
Под ее под брови соболиные
Воскресать всегда идут подранки.
И сминая тихо боль и ревность,
Словно отзвук легкий каблучка,
”По мосткам тесовым вдоль деревни”
Пролетает песенка, легка.
Жаль, кому та песня – иностранка
И проходит дальней стороной.
Эх, сейчас бы мне сюда тальянку
С бубенцами, песней и тобой..

       10 февраля – 11 марта 1994 г.




Н е о т п р а в л е н н о е, з а п о з д а в ш е е
п и с ь м о з е м л я к у, х а р ь к о в ч а н и н у,
 п о э т у Б о р и с у А л е к с е е в и ч у
       Ч и ч и б а б и н у

       В конце жизни Борис Алексеевич
       Чичибабин поверил в бога..

-Встретимся на том свете!
 – Зря говорят,
Уж если ушел – не встретимся.
Синею грустью глаза горят,
Нет ступеней ни в рай, ни в ад,
Сплошная везде гололедица.

В скрижали вписан узор дорог.
Вспоминаем, размыкая улыбкой уста:
Озоровали - телок безрог ,-
Сквернословить умели – смущался бог,
Стихи писали, как дай вам бог,
Хлесткого не ожидая хлыста..

Никогда не умели в ложь идти,
А душе разговор, словно теплый свет.
Воскликнув: -Ну, наконец-то, господи!
Надеялся, встретимся мы на площади,
Где Дворец пионеров – мираж тех лет.

Было – день по злому захаркивал,
И не радовал доброю вестью..
Был бы бог, в окруженном парками
Повстречались бы еще в Харькове,
День-деньской не сидел бы в Трамтресте..

Но день, словно плуг, взрезал и запахивал,
Жди, надежда взойдет или нет.
Что же бог-то не спрятал за пазуху,
А ушел по слезам, яко по суху
От мирских своеволий и бед?

А ты грешил – стихи творил,
Души стихами жег и калил,
Дерзкий – равнял себя с богом.
А он , похоже, ревнив и бескрыл..
Вот и досталось тебе злым итогом

Мне стыдно, я опоздал навсегда.
И пишу про то, что сказать не успел:
Слишком поздно ушла беда,
Пусть и на все, что будут года,
Слишком заполночь в гости пришел успех.

Я люблю твои строки. Признаюсь впрямь.
Но вслед еще рано. И не зови.
Пусть ветер развеет по декабрям
Строки твои, даренные нам,
Строки и строфы слов о любви.

Это они над сердцами рассеясь
В яркое вёдро и в непогодь
Напоминают: пожнешь, что посеешь.

Ах, Борис Алексеич, Борис Алексеич,
Ну зачем тебе бог, если сам ты Господь?

       29.09.2001 г.


У МОГИЛЫ АННЫ АХМАТОВОЙ

       В КОМАРОВЕ

Не одолеть бездорожную жаль.
Последние метры слились в вензеля идиом…
Черный, зашарканный ветром, асфальт
Краплен петроградским дождем.

Ели и сосны у рубежа
Злым приворотным зельем
Встали, как к стенке, к небу прижав
(Вот и конец) свою зелень.

Дальнего моря не слышится плеск.
Тихо. Не каркают вороны.
Лютиков лютый солнечный блеск
Между зеленым и черным.

Что же бессмертье, куда Вы ушли?
А возвратиться? Не станется?
Для опоздавших у самой земли
Ваш барельеф модильянится.

Не заплутаться б в полуденной тьме.
Холодом жжет опоздание.
Вспышкою выстрела – свет. А затем
Что-то сигналит Звезда мне.

Значит прощается что-то и мне.
Развеи могло быть иначе?

Полдень зашелся в глухой тишине,
Будто младенец в плаче.

       16 марта 1986 г.
       п. Комарово

       ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО


В чужом населенном пункте
Среди педантов и скряг
Он уходил без бунта,
Преодолевая страх.

Без температурного зноя,
Не хмуря прямых бровей,
Любимый чужой женою
И нелюбимый своей,

К стене повернув глаза,
Выдохнул: -Эх, стерва…
Жена подтвердила: “Ich sterbe –
Последнее, что он сказал”

Не ведали его злого,
Кому же последний гнев?
Кому два последних слова?
Женщине? Жизни? Стране?

Ушел в навсегда неведомое.
И, разрывая нервы,
В душе колоколит ведьмовое:
…
       22 августа 1997 г

       * * *
 
       С.Никитину
 
У крылечка дворцового жмется оркестр.
Разрывая, в душу втекает мороз.
Глухомань городская, разлегшись окрест
Подтверждает: - Это всерьез.

Синие, ствшие злою приметой,
Воздуха комья уже невпродых.
Трубы – в чехлах шоколадного цвета,
Только не сладко от них.

Стылые пальцы на клапанах желтых,
В раструбах валторн, приподнятых в рост,
Слова сожаленья негромко размолоты
В гортанные звуки прощанья и слез.

И до обидного очень утончен,
Набело сразу оставлен для нас
О жизни рассказ. Но он не окончен.
Он и сегодня длится, рассказ.

       15 декабря 1996 г.

       Б Е Т Х О В Е Н

Он умирал. И радуясь ли, сожалея,
Не смея прямо посмотреть в глаза,
То грохоча, то вдруг опять немея,
Хлестала землю молнией гроза.
 
И глухоту сглотнув, как в горле ком,
По-прежнему за истиной в погоне
Он небу погрозил худющим кулаком:
-Воруешь, Бог! Все – из моих симфоний.

И жизнь ушла. Ушла гроза, узнав.
Не помогли
Ни молний всплеск и ни громов раскаты.
Вошла на долгое мгновенье тишина,
Как окончанье “Аппасионаты”.

Что Бог?!
Что может он
И жалкое его воображенье?
Велик ты, человек!
Тебя сожжет
Лишь сердца твоего
Неистовое жжение.

       23 октября 1968 г.

       У СТАРОГО ПАМЯТНИКА
       
       ГОГОЛЮ


Я знаю, тою же тоской
Он в сквер приведен был.
Я знаю, так же и о Той
Так больно он грустил.

И так же от себя панически
Бежал. И сохранил для нас
Лишь две морщинки иронических
У глаз.

И уже ушло в воспоминанье,
Как пришел и сел, лукавя взглядом…
…Кто-нибудь! Придите на свиданье,
Уведите Гоголя из сада.

       5 июля 1946 г.

       ГАЛУА

Так умирают звезды. Вдруг
Луч гаснет и исчезнет расстояние.
И только на ветру, космическом ветру
Колеблется холодное сияние.

Нет времени на просьбы об участье,
Нет выводов, нет сносок. Есть – итог.
И в торопливости, горячечною страстью
Холодных формул, краток он и строг.

Пренебрегал он холодящим риском
Не смочь додумать, сделать не успеть.
И торжествуя, льдистым обелиском
На пьедестал взошла и утвердилась Честь.

И так всегда. Ведь так почти всегда:
Кромсая ночь, бегут из ночи пленники,
Взрывается и светит новая звезда…
Но этого не видят современники.

И как прозрачность родниковую ключей,
Я предпочту для всех, как минимальность,
В бессмертье – незапятнанную честь
И, пусть хоть конспективно, гениальность.

       15 мая 1968 г.

       ХРИСТОФОР КОЛУМБ


Ты и умер-то в одночасье,
Как сказали бы – от инфаркта,
Не узнав, что такое счастье –
В жизни не было этого факта.

Но когда океаном плыл
Будто встречу мечте и чаянью,
И сегодня я верю, был
Романтизм в твоем отчаянье.

Пахнем морем и пахнет прелью,
Время скрадывает расстояния.
Ах, какая же это прелесть –
Ожидание…Ожидание…

Плыл и плыл Христофор Колумб…
Разве можно было не верить,
И пришла б разве мысль кому,
Что не он открыватель Америки?!

Сердце в жестких бы пальцах мять,
Обручами схватить его, частое.
Крикнул марсовый громко: “Земля!”
И шепнул ему солнечно: “Счастье!”

Говорят по сей день: “Вот подвиг!”.
А попробуй из сердца выкинь,
Что вот здесь, тороватый и подлый,
До тебя разбойничал викинг.

Стынь такая, что не согреться…
А из сердца (и встарь и теперь)
Можно выкинуть. Вместе с сердцем.
А тогда и приходит смерть.

Черт бы с ним, с этим Рыжим Эриком.
Да носил материк следы
И испорченности и беды.
Вот, ведь, в чем она тут, Америка.

Я жалею тебя, Колумб.
И вином не залить твое горе нам.
Ты, по-русски сказать, колун,
Несчастливый и опозоренный.

Ты и умер-то в одночасье,
Как сказали бы – от инфаркта,
Не узнав, что такое счастье –
В жизни не было этого факта.

Сыплет время с веселым грохотом
Соль на раны и расстояния..
Проклинаю: - Да будут прокляты
Все обманутые ожидания.


       23 марта 1967 г г. Янги-Юль
       18 января 1968 г

       Т А М Е Р Л А Н

За стенами Гур-Эмира, отгороженный,
Позабытый и непозабытый,
Он лежит, никем не потревоженный,
Под плитой зеленого нефрита.

И низались дни, низались годы
На ребристый купол мавзолея
Непонятной вязью терракоты
С каждым веком разрушительней и злее.

Не к нему идут – к великолепью вязи,
К той, что создал неизвестный мастер.
Ведь, никто Тимуру не обязан
Ни за толику подаренного счастья.

Только так. От века и до века
Чтят за подвиги во имя человека.

       23 июля 1961 года
       г. Самарканд

       У Л У Г Б Е К

Вокруг холмы и кобры,
И в травах шорох ветра,
И к звездам ключ подобран
Им только в это лето.

Он вовсе не был добрым.
Но и ему к рассвету
Стучало что-то в ребра
Совсем, как у поэтов.

Он знал, что нужен адрес,
Чтобы лететь к ним в гости…

И словно в кинокадрах
Мелькали ярко звезды,
Когда с коня он падал,
Когда ломали кости.

       30 сентября 1961 г
       г. Москва

       * * *

       М. Русаковскому

Любопытный, порывом голодного к хлебу
Рвался в жизнь. За можай забегал.
А девятого вала вздыбленный гребень
Догонял меня и подшибал.

Но, шагая по гребню, по самому верху
И дерзал и дерзил. И не жажду покоя.
А приходом грозит час вечерней поверки
И всего ничего до отбоя.

Но записано, врублено нам на роду,
Однолюбам упрямым, перехожим каликам,
Запевалами каждый в свою череду
Быть в строю до последнего мига.

       2 ноября 1993 г.


Ц ы г а н с к и е с т р а д а н и я

Не смотрю на землю, не склоняюсь ниц,
Не ищу монетку под ногами...
Я смотрю на мир сквозь сеточку ресниц:
-Где же, где же ты, моя Цыгания?

Беспокойным сердцем зван в поход.
Смелый, и признаться, не по бедному,
Защищал тебя и шел вперед,
Радуясь движению победному.

До бессмертья жив, хоть искалечен,
Прятал в душу отголоски стона,
Шел к тебе, с тобою жаждал встречи...
А тебя не оказалось дома…

И от Львова до Владивостока,
От Архангельска и до Нурека
Шел по рекам к устью от истока,
Поднимался вновь по быстрым рекам.

Шел тайгой, барханами пустыни
И не уставал в своих исканиях.
Всех расспрашиваю. Но и ныне
Не нашел. Да где же ты, Цыгания?

       31.03.2002 г
       * * *
       
Когда на Голгофу Христа вели,
Он знал – возвратится назад.
А мы невозвратны. Мы много оставили
О чем (хоть бы глянуть) тоскуют глаза.

А там, на студеном ветру,
Суетясь, ворона картавит.
Там шустрый школяр поутру
Детство вспомнить заставит.

Там надувается шарик
Со строгим именем Факт,
Там дятел, спасая дерево,
Чуть его не добил,

Там я убит в восемнадцать
И в сорок встретил инфаркт,
А всё остальное – щедрый
Подарок моей судьбы.

Я принял подарок, зная –
Отработаю, отдарюсь,
Достоинства не теряя,
Не принимая грусть.

И все ж возвратиться надо.
Древним и гордым ладом
И самое непростое -
Вновь доказать - достоин.

       22 декабря 1998 г

       * * *
То ли чудится, то ли спросонок,
То ли просто понравилась мысль,
Что березово-желтый цыпленок
Смелым писком приветствует жизнь.

И прекрасней ее не сыщешь.
А людские сердчишки болят:
Из окна тигроформый котище
Хриплым мявом пугает цыплят.

       15 мая 1972 г.

       * * *

Не изыск археолога-историка,
Но подтвержденье злого издевательства
Над каждым от истерика до стоика:
Троянская кобыла беременна предательством.

Как боль приемлю непрощенье мне
Бессилья перед волей панскою.
Как много ныне лошадей в стране…
Невыносимо: многие – троянские.

Но теплится надежда у меня.
Что тяжкий труд не минует награда –
Найдется способ обротать коня
Или изгнать его вон за пределы града..

       21 ноября 1991 г

       ПОДУМАЙ О ДУШЕ

Час покаяния. Как будто на рожон
Иду открыто, отвергая разум.
Я матерью на белый свет рожден
Одновременно с этим самым часом.

Не понимая боли и вины,
Не торопил я нашего свиданья.
И в круговерти мира и войны
Мне и не снилось даже покаянье.

Но час пришел, веля в конце дорог
Считать победы, протори, ошибки…
И сколько добрых не сдержали вздох
И подавили навсегда улыбку
С приходом часа подводить итог.

НЕ в этом ли беда, что час пришел
И заставляет навсегда угрюметь?
Что у меня в душе? Что за душой?
И горе мне, коль не о чем и думать.

И потому час думать о душе.
Сумел ли раздарить, себя переиначив?
Кто стал счастливей? Кто теперь уже
Со мною рядом стал на жизнь богаче?

Не оскверню уста неверною божбой
И не потребую от всех других: “ – Клянитесь!“
Но если вдруг поделятся душой,
Как удержать вселенную, не взвысясь?

Я не смотрю в тоске по сторонам,
Душа не сокрушит, не поломает.
Всегда она, подаренная нам,
Над всей землей чуть-чуть приподымает.

Так думай о душе! И не оскудевай.
Протуберанцем солнечного света


Всплесни ее и жарко расплескай,
Даря любимым незакатный май –
Живую и зеленую планету.
Подумай.
О душе.

       29 января 1989 г.- 30 марта 1989 г.
       г. Ивано-Франковск - г. Владимир


       Я – С О У Ч А С Т Н И К

Никогда не забуду о тех, кто
Стихи писал, защищал и строил.
В стране своей каменщик и архитектор,
Не набиваюсь выйти в герои.

Все, что имею, раздаривать волен.
Разве же мы не стремились к счастью?
Мне перезвоном всех колоколен
Слышится: “Парень! И ты – соучастник!”

Сабля на коврике над отцовой лежанкой –
Замерший след справедливого действа.
В глазах у взрослых – пламя гражданской,
Ожегшее наше холодное детство.

Я – соучастник. По коже морозом
Неволя в младенцах со смертью венчаться.
Но смят и оболган Павлик Морозов,
А мне повторяют: “Ты – соучастник!”.

Не оттого ль, что умыслилось зло
И герой мановением станет бандитом,
Смотрел на меня потрясенно, без слов
Защитник Петра Петровича Шмидта?*

Но верят мальчишки в торжество Революции
И ловят газеты в киосках печатни:
-Расстрел – в словолитнях буквицы льются.
Слышишь позднее и “Ты – соучастник!”

В камнях за Днестром (хоронить было некогда),
В песках за Днепром – лунатятся кости.
Кровью умытый по самое некуда
Я – соучастник драпа nach Osten.

Под Изюмским бугром, где земли не видать,
Там солдат атакующих уложили так часто,
Где сжимала нас в тесных объятьях беда –
Навсегда я остался, я – соучастник.

На Висле и Эльбе, в переулках берлиньих
За Победой вдогон танки бешено мчатся.
И это лишь часть генеральной той линии,
В которой тогда еще я – соучастник.

И в послепобедье, как ныне я вижу,
Дни голодухи по капле сочатся.
Мы Землю вздымали к солнцу поближе
И гордились, счастливели быть в соучастье.

Плакали матери – это ль не горе нам?
Но, навсегда запретив величаться,
Ныне развенчанным и опозоренным
Кидают упрек нам: “Ты - соучастник”.

Еще бы убить нас, прицельно ведя ствол…
Изгрызена начисто надобность чествовать.
Но в жизни ровесников нет негодяйства,
Только способность собою пожертвовать.

День мой – к закату. Задыхаются лошади.
Приумолкла тачанки стукотень частая.
Я – соучастник. И слава те, господи.
Не отрекаюсь от соучастия.


       9 июня 1989 г. –
       -14 апреля 1990 г.
*) Александр Михайлович Александров - защитник П.П.Шмидта жил в Харькове по ул. Черноглазовской 2/2. В одном дворе с ним жил и я. Р.К.



       * * *

Накапливалась и рождала гнев,
Не радовала тем, что мне досталась.
Буксирным тросом натянула нерв,
Вогнала в стыд, признавшись: Я – усталость.

И разметавшись, – помните, у Кима,-
На белых струях смятой простыни,
Подумал, до чего же нестерпимо
Всю жизнь, как в состоянии войны.

С войны осталось: многого не требуй.
Была б шинель. Успеть отрыть окоп.
И старшина глухою ночью с хлебом,
И пулеметных лент хватило на день чтоб.

И все в порядке. Все, считай, в порядке.
Не каждый раз смерть встанет на пути.
И строг наш век, и не играет в прятки,
И по-мужски зовет с собой идти.

И не приходит в голову, что можно
Уже давным давно после войны
Хотеть (ах, как неосторожно!)
Хотеть уплыть на струях простыни.

Хотеть уплыть в ладье воображенья,
Чтоб не шинель, окоп и пулемет,
А просто жизнь: тоска, любовь, смятенье,
Везенье или невезенье
И песнею на мир раскрытый рот.

И я, привычно песенкою гуля,
Пиджак наброшу, выйду в темноту,
А небо в звездах (иль в застывших пулях?)
Подарит мира Млечную версту.

Не торопясь, иду я той верстою,
Как будто в травах до колен бреду…
Вам по секрету…если надо…к бою…
Меня…зовите. Я опять приду.

И будь, что будь. И что б со мной не сталось,
Глазами в небо падать не с руки.
Негоже мужику, чтобы усталость…
Не поддавайтесь. Будьте – мужики!

       19 ноября 1989 г.


       МОНОЛОГ ПАВЛИКА МОРОЗОВА

Над деревней за полночь звезда
Зависала тихою слезою.
Кто-то говорил про города
И еще про что-то голубое.

А братишки есть хотели. Есть.
И дышали ребрышками, тощие.
Оставалось с плачем песню петь:
-На улице дождик…
       
А на улице и впрямь лило,
Знать по всем по городам и весям
Тощая кобыла, глаз лилов,
Хрумкала солому под навесом.

Утопая носом в подоконнике,
Пацанята не глядят в окно.
Дед с отцом веселое зерно
Зарывали в землю, как покойника.

А братишки есть хотели. Есть.
А осталось исходить слезами.
Млечный путь, как на замахе плеть,
Вознесен над нами небесами.

Над деревней сорвалась звезда,
Покатилась книзу, как щекой.
За меня тяжелым вязким “да”
Завершила разговор с судьей.

А потом равно и день и ночь.
Разницу не знаю кто угробил.
И не понял, отчего холодный нож
Так горяч, когда он между ребер.

Мне посмертно врать вам не с руки.
В сердце отдается каждой ночи крик.
Думал я, что я – в большевики…
Вы сказали: “Сукин сын! В доносчики!?”

Над всем миром за полночь звезда
Зависала тихою слезою.
Вера в вас по-прежнему тверда?
Верите вы в небо голубое?

       2 апреля 1990 г.

       * * *

Приходит и уходит Час.
Но поступь легкая минуток,
Хотя и не пугает нас,
Не дарит повода для шуток.

Каков приход – таков расход.
И скромен результат для века.
Минута, день, неделя, год
Не вдруг догонят человека.

Но вдруг рождается на свет
Итог такого непокоя:
Вчера – веселых двадцать лет,
Сегодня больше сразу втрое.

Пора бы выходить из боя,
Но выходить – желанья нет.

       16 июня 1991 г.

       * * *
       (Фрагмент из поэмы “Память”)

Соблазны и посулы
Зряшные –
Возникнуть
Из небытия.
И если не было
Вчерашнего –
Не будет
Завтрашнего
Дня.
Не существует
Срока давности
Поступку
Доброму и злому.
-Не забывать! –
Лишь в этой данности
Дань
Уважения
К былому.
Не забывать!
Ни днем,
Ни ночью нам.
Под ноги
Памяти
Все астры.
Щебенкой прошлого
Замощена
Дорога
В наше с вами
Завтра.
Не забывать!
Касаясь душами,
Роняющихся –
Поднимать,
И как пароль
На вход
В грядущее:
-Не забывать

       8 сентября 1980 г.

ДОРОГИМ ДРУЗЬЯМ РАННЕЙ ЮНОСТИ

В самом начале у развилки дорог
Жизнь принимая, как новость,
пять ветрогонов и пять недотрог
Дружили, скрывая влюбленность.

Сабельной молнией над головой
Жизнь отразилась в душах.
Вышли на бой и приняли бой
Пять юношей, пять подружек.

Отчизне служили и рвали жилы.
Не гнулись. Ломались. Такими жили.
В себе не искали особого прока…

Им видно уже окончанье дороги.
Но песнею тешась, ломко и глухо,
Три старика и четыре старухи

Все равно верят, что есть справедливость,
Все равно жизнь принимают, как новость.
И, сохраняя святую наивность,
Дружат по-прежнему, пряча влюбленность.

       7 февраля 1990 г.

       П о ж и з н е н н о

За времени дерзкий обгон,
За безоглядную искренность
Я безжалостно приговорен
К ссылке. В старость. Пожизненно.

Автоматы готовьте, охранники,
Штыка приласкайте грань.
Все равно, как за красным пряником,
Убегу в предрассветную рань.

А когда растворюсь в ночи сажевой –
То ли есть, то ли небытие –
Догоняйте меня, сбежавшего,
Обогнавшего время свое.

Стук копыт захлебнется в погоне
И на годы мои позарясь,
Пулю кинут – и не догонят,
Спотыкаясь, отстанет старость.

Но бегу от себя без радости.
Я на дыбе, пытающей всех.
Я пожизненно в ссылке в старости,
Словно в беличьем колесе.

Но котенком в незнанье сунусь
И с надеждой своей сольюсь я:
Может правда есть Новая юность?
Или это только иллюзия?

       20.09.2000 г.

       * * *

День несет с собой успокоенье.
Но всегда всерьез и ни за грош,
Изведя, как вражину, смиренье,
Ночь опять поставит на правеж.

И всю жизнь боренье двух начал.
Как мальчишка, думаю порою,
Что, преодолев свою печаль,
Непременно вырасту героем.

А душа глядит во все прорехи…
Одолев испуг, моя молчальница
Полоснет по сердцу горьким смехом
И опять заставит опечалиться.

Мудрая, тебе . не быть иною,
Ты, прости меня, наивного, прости.
Скрытая насмешка над собою,
Вкралась, опечаленная, в стих.

А насмешка – значит нет смиренья.
Но всерьез и даже ни за грош,
Наплевав на день успокоенья,
Ночь опять поставит на правеж.
       
       11 августа 2000 г

       * * *

Солнце, конечно же, встанет.
Да недальние ныне пути.
Принарядиться не тянет –
Не на свиданье идти.

Можно и в старой шубейке
С проплешинами уже
За калиткой сидеть на скамейке
С одиночеством тихим в душе.

Лениво постукивать валенками
И слушать боли в груди,
Жалеть, что уже не маленькие,
Что давно уже все позади.

И вдруг вознестись мечтою
И, трубя журавлино в медь,
Взмыть над родной землею,
Чтобы все ещё раз оглядеть.

И слова с высоты огромной
О нежности и любви
Ронять, как из горла комья,
И просить: - Подожди! Не зови!

Почуять себя всесильным
И в подтвержденье слов
Расцветут внизу васильки нам
И одарит земля теплом.

А ещё расцветут проталины,
Взрывом почек сыграет лес…
Но глухо стучали валенки,
За пазуху утренник лез.

Передерну зябко плечами,
Молоточки стучат в висках.
Приснилась бы, что ли, мама,
Да её уже не сыскать.

И снится к рассвету детство
Близкое, без расстояний…

А солнце? Куда ему деться,
Обязательно снова встанет

       25 ноября 1998 г



Б е л о е, к р а с н о е, ч о р н о е

       У жизни, как и у войны, три
       цвета: черный, красный и белый.
       Из С.Павлова
       Слава Павлов был тяжело ранен в атаке 16 декабря 1942 года разор-
       вавшейся позади миной. Ему едва исполнилось 18 лет.

Каждый в себя вглядись,
Вслушайся в сердца стуки:
Жизнь длиною в жизнь
Прекрасная все-таки штука.

Есть счастье – быть и смеяться,
Проживя временной отрезок
Четырежды по восемнадцать
И еще небольшой довесок.

Лелея любовь стихами,
К жизни вкус не растратив,
Ты всегда вместе с нами
По сердцу, по долгу, по страсти.

Поэтому нам не расстаться.
Быть тебе с нами в весях
Четырежды по восемнадцать
И еще небольшой довесок.

Мы знаем, у каждого смелого
Нашей большой страны
Смесь красного, черного, белого –
След жизни и след войны.

       23 ноября 1999 г.
       г. Владимир

       * * *

Небо, как встарь, захмарено,
Закована в холод твердь.
Был я хорошим парнем.
Им и останусь впредь.

Был озорным и шалым,
Слово любил – нагим
И, ненавидя жалость,
Верил – необходим.

Душа и сейчас доверием
Повернута к солнцу от вьюг.
Сердцем и разумом меряю
Необходимость свою.

Необходимости отданный,
Хочу, чтобы мой Владимир,
Друзья и родня, и Родина
Считали необходимым.

Груз на плечах народа
И я подпираю плечом.
И звонкая синь небосвода
Нужна мне еще и еще.

Мечты становятся вещее,
Не кажутся просто дымом.
Самой любимой женщине
Хочу быть необходимым

Признаю, что жизнь захмарена,
Если не будет этого,
Не буду хорошим парнем,
Не буду плохим поэтом.

Тогда, не необходимый,
А значит ненужный людям,
 По-правдашнему, не мнимо,
Я просто тогда – не буду.

Солнечность и сердечность
Исчезнут. А очень трудно
И страшно, когда на вечность.
- Нет. И уже – не буду

       26 февраля 1969 г.
       
       * * *

Жизнь – горяча. А набычась,
Меня допекает еще.
Ястребом, бьющим добычу,
Ветер упал на плечо.

Перед грозой? Или тишью?
Себя заслоняю собой.
Каплями спелых вишен
След обозначен мой.

Полем иду я, пашней.
До чего ж коротка верста.
Злюсь я на день вчерашний
За то, что вчерашним стал.

Сколько осталось метров?
Где сердцу прокаркан сбой?
Песню оставлю ветру,
Пахнущему весной.

Как поведет плечом он
Да улыбнется еще…

Соколом прирученным
Ветер взлетел на плечо.

       8 сентября 1082 г.

       * * *

Мы все с младенчества кричим.
И ты – причастен.
Давай, братуха, помолчим
За наше счастье.

Чужине или чужаку
Душой раскрыться?
Куда как лучше на бегу
О жизнь разбиться.

И на миру, и на войне,
Коль одиноко,
Я с Родиной наедине,
Как око в око.

Лбом о ее колени бьюсь,
Забритый до смерти в солдаты.
Без всяких клятв – люблю, люблю
Всю от восхода до заката.

А в сердце все обидой маюсь –
Кому-то счастья не донес…
Но я стараюсь. Я – стараюсь.
И только песней подымаюсь
До самых звезд.
До самых звезд.

       14 марта 1976 г.

       * * *

Все живое в этой сини
Опустило корни в сердце.
Только сколько ни проси я –
Все ж – уйти. Не отвертеться.

Принимаю все печали –
От любовной до острожной.
Повторил бы все сначала,
Если б только это можно.

Принимаю (ныне – чаще),
Как медали, знак участья.
Было чудо: даже спящий
Я кому-то был на счастье.

А на сердце человечьем
Расцвело под солнцем в буйстве
Все, что мы считаем вечным –
От гвоздя и до искусства.

И смотрю – не насмотреться,
И люблю – не налюбиться,
Век живи – да не нажиться,
Хоть проси, хоть не проси я…

Опустило корни в сердце
Все живое в этой сини.

       10 октября 1970 г

Ж е н щ и н а м и п о э т а м

       Л.Д.Басовой

Величие не только на полотнах.
И как бы ни был мир суров и мглист,
Где раньше был и мореплаватель и плотник
Теперь у нас поэт и журналист.

Я признаю всесилие пера
И что слова страшнее пистолета,
И я хочу, чтобы не как вчера,
Сегодня в мире было больше света.

И благодарные, мы не перестаем
Воспринимать, как данность, неизбежность
Признания, что под стальным пером
Рождаются для нас любовь и нежность.

Вам исполать! И так же, как в былом,
Непреходящие вам почести и славу.
Как мать, возьмите под свое крыло
И согревайте стылую державу.

       30 октября 2000 г.
       г. Владимир


       * * *

Что бы я нынче мог?
Сорван песнею голос,
Слова клинком о клинок
Сшиблись, искрясь и молнясь.

Стужей врываясь в май,
Нас боль догоняет грозно.
И все-таки – запевай! –
Для песен еще не поздно.

По сердцу и по погоде
Ротному запевале
В песенную мелодию
Добавить немножко стали.

И вспоминается детство,
Горячею песней маня…

У теплого слова согреться
Лучше, чем у огня.

       7 ноября 1994 г

       * * *

В скрижалях лет? А может быть, и там
Как память о былом, черствеет запись:
-Налей, подружка, мне мои сто грамм
И килечки не пожалей на закусь.

Не мельтеши перед глазами, не кружись,
Настойчиво полы ногами шоркая.
Сейчас и лук не горек так, как жизнь,
 И редька по сравненью с ней не горькая.

Дай захмелею. И тебе в утеху
Припомню все, что с нами было. Лучшее.
И поделюсь и радостью, и смехом,
И подарю печаль, как наша жизнь, колючую.

       8.02.2003 г.

       * * *
       
Ссылка на неведенье - пустое.
Я знаю, почему мне хочется
Налить и выпить рюмочку настоя,
Густого, как печаль и одиночество.

Настоя из всех бед и всех кручин,
Когда-то мне легко ломавших ребра.
И боль, как тень последствий и причин,
Искала врачевания у добрых.

Придавленный всей тяжестью годов,
В молчании не опускаю руки.
Что ж, это – жизнь. И я готов
Виновницу-судьбу взять на поруки.

Тогда вдвоем на колченогий стол
Поставим четверть терпкого настоя.
И выпьем и споем. Ведь самое простое -
Глушить печальной песней тихий стон.

       19.02.2002 г.
       * * *

В грусть ли, в грипп ли
В одиночество ли влипли?
Потихонечку, в отчаянье
Вырождаемся в молчание.

Это странное молчание
Будет завтра, было прежде,
В безысходном ожидании
Жить приходиться надежде.

Нет округлостей – углами
Входим в соприкосновенье.
Непонятными словами
Прикрывая нетерпенье

Ожиданья. Так вначале.
А уже к концу дороги
Забываемся в печали,
Утопаем в безнадеге.

И, как в древности, я вторю,
Повторяю всем: - Есть мненье
Не признать, что горе – горе.
Это ли не утешенье?

       20 марта 1998 г

       МОИМ ПОТОМКАМ


Не доживу. А жаль.
Тысячелетие Москвы
Встречайте вы.

На вашем торжестве
В той так далекой млечности
Поклон мой до земли Москве
И пожеланье вечности

       18 июня 1980 г.

       О ВРЕМЕНИ И ПРОСТРАНСТВЕ
       (Уроки диалектики)

Был я рожден, как все:
Голеньким-голым. Начисто.
И только глаза в росе,
И в небе следочек аиста.

И под веселый трезвон
Вдобавок к сему убранству
Я щедро был одарен
Временем и пространством.

От дара такого шалея –
И кто упрекать бы стал –
Я, время свое не жалея,
Пространство одолевал.

В оценках боясь невежды,
В сомнениях отгоря,
Я тешу себя надеждой –
Одолевал не зря.

И все-таки в оборот
Попал я ежовым лапам:
Пространства – невпроворот,
А времени – кот наплакал.

И от того – я покаюсь –
В небо гляжу все дни.
Быть может покажется аист
Со мною – еще одним,

Который, от счастья шалея,
Мне бы во всем помогал
И, время свое не жалея,
Пространство одолевал.

Тогда Я и Я у стремени
Рванемся во всю скакать,
И, может быть, хватит времени
Пространство свое исчерпать.

       20 ноября 1993 г.

       РАССКАЖИ

Что такое – любовь?
Что – смерть?
Что такое – жизнь?
Что такое, когда закипает кровь?
Расскажи!

И зачем это люди злы?
Злы в любви, злы в труде,
Злы на смерть, злы на жизнь,
Злы в победе, бою и беде?
Расскажи.

Расскажи!
Может быть, научусь злым не жить,
Быть могучим участливой лаской.
Только ты расскажи, расскажи
О хорошем – хорошую сказку.

       13 октября 1948 г
       г. Москва

       К а к п р а в и л о


Как правило! Проклятие…Как правило…
Еще дорога впереди, а жизнь к исходу.
Пятнистою была. Цвела. Лукавила.
И горевала только на погоду.

Бодрила нас судьбой нашей колючею.
Ведь каждый день идем, как от порога.
И не было, и нет, не будет случая,
Кагда была б завершена дорога.

Как правило… Пускай побольше дней
Дорога помогает песней маршевой.
Бывала сказкою – чем дальше, тем страшней,
Сейчас по ней чем дальше, тем заманчивей.

       13 февраля 1998 г
       с. Пенкино

       * * *

Все мы жаждем бессмертия.
Вы – нет?
Про-дол-жа-ет-ся жизнь. И не смейте
Убеждать нас, что это навет.

За невспыхнувшие восстания
И подавленные мятежи,
За отбеленные страданием
Черные дни души,

За любопытство правнуков
И безрассудство внуков,
За возродившихся праведников,
Готовых идти на муки,

Не обещаны нам награды.
Черта ль в них? И не надо наград.
Только жаль, не бывает возврата
К началу координат.

Но торжествует верность. И верьте,
Скатываясь с горки лет,
Я за ее бессмертие.
Вы?
Нет?
       14 марта 1990 г.

       * * *


А еще не прошла пора расти.
Стараюсь быть и казаться лучше.
И так стремительно бегу к старости,
Что кажусь себе молодым и бегучим.

Молодым и бегучим. Уж так устроен.
Не одинок я в уме и отваге.
Но задыхаюсь на третьем шаге
И вылетаю из общего строя.

Пусть задыхаюсь. Но догоняю.
Снова в строю. Не могу иначе.
Так и живу. Знамен не меняю.
Недруги пусть в одиночестве плачут.

Веком, азартом бега затронутым,
Жажда жизни все не утоляется.
Старость мне кажется горизонтом.
Я к ней, а она удаляется.

       20 ОКТЯБРЯ 1Ф999 г.
 Б О Л Ь Ш И М И М А Л Е Н Ь К И М

Потому ль, что дни такие медленные,
Будто счастья ожиданье неуверенное,

Потому ль, что дни такие быстрые,
Как нежданный и смертельный выстрел,

Потому ль, что вечно в утра росные
Можно с солнцем говорить на “ты,

Потому ль, что подвиги совершают взрослые,
Потому ль, что маленьким все мечты?

Да, поэтому,
Да, поэтому
Из-за времени легкой роздыми
Незамеченное поэтами,
А бытующее под звездами,

Небывалою силой – грозное,
Хоть желание, а не средство:

Им – скорее, скорее стать взрослыми,
Нам – еще бы, еще бы – детство.

       1 августа 1961 г
       24 декабря 1965 г
       Владимир – Торжок – Крупшево


       Н а в а ж д е н и е

За жизнь наплакавшись до сыти,
Я к жизни чувствую пристрастье.
Сквозь пальцы сею прах событий
И признаю, что знаю счастье.

Связав кольцом конец с началом,
Я ухожу от ностальгии,
От одиночества с печалью
Стихов и сердца аритмии.

Вскипит, запламенеет кровь,
Душе по-прежнему семнадцать…
И это заставляет вновь
Захлебно и до слез смеяться.

До слез. И чтоб никто не видел.
До слез. И чтоб никто не ведал.
И забываются обиды,
И помнятся одни Победы.

Воспринимаю наважденьем,
До наглости неуваженьем
От дня рожденья к дню рожденья
Закономерное старенье.

Привычно к сказкам устремленье.
Но вечности – высок порожек.
Простим же времени движенье –
Оно иначе жить не может.

       15.04.2000 г.

       * * *

Я знаю, в чем проклятье старости.
Оно уже в бездумной храбрости
Любимым говорить о хворях
Пытаясь убежать от горя.

Но сердца суд неотвратим.
Грядут минуты просветленья.
За наше боли нетерпенье
Мы от стыда тогда сгорим.

Дай, день, колени и ладони,
В которых можно бы отмучится,
Не потеряв лица и мужества,
От мира спрятав боль и стоны

       3 ноября 1997 г

       Д о ж д ь и д е т


Задыхаюсь под синим и жолтым .
Ветра нет И безжалостно жжет.
: Вдруг накрыло нас серым шелком:
-Хорошо-то как, дождь идет.

Встрепенулись листья березы
И от радости, что их ждет
С листьев падают теплые слезы:
-Хорошо-то как, дождь идет.

Пыль прибита. Свежо. Озонно.
В синь линяет небесный свод.
Отдыхает кузнечик бессонный:
-Хорошо-то как, дождь идет.

Отчего же ты плачешь, женщина?
Жизнь по капельке время пьет?
Утешая, почти незамеченный
Хорошо-то как дождь идет.

Я ж, началам своим внимая,
Слезы спрятать – такой поворот –
К облакам лицо поднимаю:
-Хоршо-то как, дождь идет.

Если будет еще больнее –
Разменяю последний грош,
Попрошу: Отвезите скорее,
Мне туда, где сегодня дождь.

       20 июля 1998 г

       * * *

Ломали дом на Вражке Сивцевом
Не торопясь, уже привычно.
И соловьем движок насвистывал,
Угадывая что-то личное.

И верхний слой изжелта белый,
Покрытый пылью в легкой панике,
Не чаянно, оторопело
Сползал рубахою в предбаннике.

И словно света вспышкой смелою,
Под желтизною солнцежара
Возникли стены обгорелые –
Следы забытого пожара.

Тоска застывшая ломала,
И все стояли не дыша,
Какая боль здесь отплясала,
Коль угольно черна душа.!

А завтра внове светлой марью
Дом станет цвета апельсинного,
И не напомнит боль пожара
Под неба ласковою синью.

Но злой непрошеною гостьей
На счастья и беды меже
Колючею ржаною остью
Боль навсегда в моей душе.

       2 января 1995 г

АПРЕЛЬСКИЙ СНЕГОПАД


Становится ли женщина мудрей?
Я спрашиваю, милый, невпопад.
Но нашей немоты немей
За окнами апрельский снегопад.

Мы целый век не виделись с тобой.
И будто бы в ночи я наугад
Ищу. Но заслонил тебя собой
За окнами апрельский снегопад.

О, милый, милый! Ночь не говорит.
Нет слов? Ты говорить не рад?
О, нечего сказать. Об этом мне молчит
За окнами апрельский снегопад.

Зову тебя. С тобой ко мне шагал
Воспоминаний радостный обряд.
Безжалостно тебя заштриховал
За окнами апрельский снегопад.

Становится ли женщина мудрей?
Ума и сердца вечен мой разлад.
И оттого мятежней и сильней
За окнами апрельский снегопад.

       16 апреля 1993 г.

       КРАСИВАЯ

Ночь неспокойна. Приходят и уходят сны.
Стук раненого сердца, болью меченый,
Под утро к нам приводит эту женщину,
Наверное, из снов, из тишины.

Пусть называют женщину врачом,
Пусть это называется обходом,
Но, просыпаясь, мы нетерпеливо ждем
Ее всегда внезапного прихода.

Красивый врач. Врач женщина. Красивая.
Что здесь профессия? А что от бога дар?
Мы все молчим. Желаем – позови меня
И остуди сердечной недостаточности жар.

Мы знаем, некрасивых женщин нет.
И подтверждаем, откликаясь на призывы,
Что женщина всегда еще красивей,
Когда мы к ней приходим в тишине.

       27 декабря 1995 г

       * * *

Аллитераций звонкость или глухота
Душевной болью отзывались часто.
Умелости немая высота
Не приносила радости и счастья.

И медленно, как капельки с весла,
Я повторял: -Зачем эта причуда –
Цирцея в цирке цыцками трясла
И обещала царственное чудо.

Но опыта расхлябанные дроги
Нас довезли к пределам дорогим:
Мы смолоду берем с собой в дорогу
Дар раздавать, раздаривать другим.

       23 октября 1993 г

       С О Н Е Т С О Н Е Т У

       “А почему бы, думаю, и нам
       Язык не укорачивать сонетом”
       Новелла Матвеева
Опять сонет войти стремится в мир,
Лощеностью и холодком связать поэта,
Загнать поэта в тесноту квартир
С широких площадей планеты.

Он строг. Но он пуглив, как дезертир.
Немея на миру, сонет страшится света.
И если бы сегодня жил Шекспир,-
Он отказался бы, конечно, от сонета.

Сонет – свинца и стали коловерть
Нежданная из замершего дота.
Когда в штыки идет Пехота,
Он с тыла к ней – подкравшаяся смерть.

Остановись, поэт! Тебе не быть поэтом,
Коль в наши дни ты молишься сонету.

       19 января 1960 г.
       * * *

Мы все время в печалях,
Как в терновом венце.
Так и в самом начале,
Так и в самом конце.

Околдованных грустью,
Избегает нас смех.
И сегодня над Русью
Снова дождь или снег.

Мне не стыдно признаться,
Мы с тобою одни,
Мне сегодня не двадцать,
Отошли эти дни.

Только риск или смелость
Поведут за собой,
Отбирая умело
Нежеланный покой.

Пусть сердца не из кремня,
Жить до Судного дня,
Но живой я все время
Пока помнят меня.

Я судьбой не обобран,
Хоть отведал огня.
Помни. Злым или добрым.
Только помни меня.

       12 октября 1998 г

       * * *

Между синим и оранжевым
Есть еще зеленый блик.
Очень больно, когда заживо,
И уже не будет наново
В пламени пропавший лик.

Отдают огню пожарово.
Боль – цигаркою в ладонь.
Все – и малые, и старые,-
Все колдуют на огонь.

И не веря в возрождение,
Ты, увидев вдруг меня,
Тихо скажешь: - Наваждение!
Отвернешься от меня.

       6 марта 1990 г.
А ВСЕ-ТАКИ ОНА ВЕРТИТСЯ

       Галочке-Галилею, дочери.

И верится, и не верится,
Что, смерти взглянув в глаза,
-А все-таки она вертится! –
Вдруг Галилей сказал.

Сердце – в тисочках ужаса.
А безбрежная яркая синь
С завидным вертелась мужеством
Вкруг Солнца и вкруг Оси.

Сегодня живем мы смелее.
И сегодняшнести подстать
Рождаются вновь галилеи
И счастье хотят испытать.

Своей жизнестойкостью меряться,
Умеючи – побеждать.
-А все-таки она вертится! -
Хотят иметь право сказать.

Желаю им в творчество – с жаром,
К работе – здоровую злость,
Чтоб, как у земного шара,
И Солнце у них и Ось.

Навек безусловно мне верится:
Они – как безбрежная синь.
Они победительно вертятся
Вкруг Солнца и вкруг Оси.

       17 апреля 1976 г.

       * * *

Будь счастлив, для кого
День завтрашний не умер
И праздником богов
Встречает утро юмор.

А юмор – он всегда
Лишь отраженье века
И держит на весу
Страну и человека.

И, право, не беда
Увидеть смех в серьезном.
Бог с ним, что иногда
Смех может быть и грозным.

Укладываясь в ритм,
Я повторю погудку:
Спасали гуси Рим,
Страну спасают шутки.

И если вам грозят
Крутой раскруткой,
Любимые друзья,
Отбейтесь шуткой.

       28 мая 2000 года

       * * *

       Людмиле Лариной-Зубаревой
       Борису Бабушкину
Пусть нас, как в песне, только трое
Осталось на родной земле,
Но даже малым нашим роем
Мы не хотим тонуть во мгле.

Так много было нам завещано.
Но на скрещениях путей
Вновь горько плачут наши женщины,
Боясь за будущность детей.

Так значит, что-то мы не сделали.
И потому взывает мир,
Чтобы свинцовыми метелями
Беда не встретилась с людьми.

Нас всех преследуют измены,
Венец колюч и нетерпим.
Но мы не встанем на колени,
Наш час придет, мы победим.

И словно сон счастливый в руку,
Пройдя по жизни, как сквозь строй,
Узнаем мы по сердца стуку,
Что были счастливы порой.

Пусть нас, как в песне, только трое,
Будь жизнерадостнее смех.
Мы вновь прекрасный мир построим
Во благо всех, во благо всех.

       4.02.2003 г.

 Н Е О Т К Р Ы Т Ы Е С Т Р А Н Ы

Помню, мальчишкой у Ворсклы,
Где мятой пропах воздух,
Распластавшись на клеверном ворсе,
Я жадно глядел на звезды.
Их время для юных хранит.
Поэтами не разграблены
В неба черный гранит
Кварцем блестящим вкраплены.
Забыть их? Со смертью разве что…
Сердце мальчишье ранив,
Звали, сияя празднично,
Искать неоткрытые страны.
И до утра мечталось:
Камень дорого огранив,
Преодолев усталость,
Открою новые страны.
Мамам еще не снится
Ни горе, ни радость победы,
А сын вместе с ветром мчится
В страны совсем неведомые.

А начинался путь патронами и хлебом.
Ночами я следил
(Ведь звезд не видно днем)
Как трасса пуль взвивалась лихо в небо
И застывала звездами на нем.
И, как в ночном над Ворсклой у костра,
Среди артиллерийских передков
Мне снился поиск неоткрытых стран
И громкий стук подков.
Я не нашел маревой Атлантиды.
Звонко хохочет мой спутник ветер.
И в сердце моем не таится обида,
Что нет больше стран неоткрытых на свете.

Смотрите! В Млечный путь
Уложен гравий звезд.
Булыжником планет
Вселенная покрыта.
На миллиарды миллиардов верст
Идут дороги к странам неоткрытым.
Они зовут нас. Поздно или рано
Пройдем по ним, промчимся, пролетим…
Как эстафету – тягу к неоткрытым странам
Передадим наследникам своим.

       Февраль 1960 г.

Р О Д Н А Я З Е М Л Я

Нет, не забыть мне облика
Военных полей и лет.
Под алым парусом облака
Земля вплывает в рассвет.
Слышу, в мирном рассвете,
Как будто еще во сне,
Гуляет по озими ветер,
В ржавой шуршит стерне.
И тишина…
Тишина, как будто
Миг – и идти в атаку…
Нет, сердце мое не спутало:
Здесь, неистово такая,
Такая исступленно
Бил пулемет с опушки.
Размеренно и разгневанно
Глухо ахали пушки.
И по крестам немецких танков,
По броне их, как греча, рыжей
Трассирующих пуль морзянка
Выстукивала: “-ненавижу!”

Песня моя пуст взвонится
В утра и полдни военных лет.
Хочу, чтоб ковригою белой солнца
Хлеб – у каждого на столе.
Хочу, когда туч заалевшая конница
За деревней врубится в край земли,
Чтоб молодые, страдая бессонницей,
Обнявшись по этому полю шли.
Хочу, чтоб не смерть, не тела растерзанные,
Не траектория пуль настильная
Хочу, чтоб мужья молодые, растерянные
Ждали новорожденных у домов родильных.
И в наступающей тишине,
Чтоб старикам в уюте квартир
Кот, угревшийся на окне,
Вымурлыкивал: -Мир! Мир! Мир!

Хочу!
Хочу, чтоб во всех поколеньях
Это “хочу и других бы обрадовало.
Чтоб на весь мир соловьиное пенье,
А не шелестенье снарядов.

Вот оно, рядом, это когда-то.
И гром над землей только в летние грозы.
Я на поле это, где был я солдатом,
Пришел инженером большого колхоза.
В глубоком дыханье развернуты плечию
Ветром рассветным овеяна,
Земля выплывает солнцу навстречу,
Радостная, как вдохновение.

       лето 1959 г

       Д а ж е…

       -Не пищать!
       А.Макаренко

Время люто – непокой и злость.
Кончилась эпоха юбилеев,
Тишина становится милее..
Во в ч е р а с е г о д н я унеслось.

И хотя желанья в ржавых датах
Шебуршатся, словно в листьях еж,
Все, что было в юности когда-то,
Даже юбилейно не вернешь.

И в глуши взрывоопасных дней,
Озаботясь о душе и теле,
Понимаешь, кто из них юней
И кому желанья надоели.

Мы всегда умели не пищать.
И, гордясь повадкою мужскою,
Даже утопая в непокое
       Смеем мы надежду возрождать,
       
       13 июля 2000 г.

       ДОМ, В КОТОРОМ МЫ ЖИВЕМ


Дом, как дом. Не ищите его по приметам.
Новобранец в строю, он своих не имеет примет.
Одинаково прост, без убранства зимою и летом,
Он построен надолго, на многое множество лет.

В нем ни разу еще не встречались с бедою,
И ему никогда не придется узнать таких встреч.
И со счастьем и с домом не разлить нас водою.
Мы построили дом, нам в нем жить и его нам беречь.

Мы приносим ему сладость самой отчаянной радости
И бессильную горечь неудавшихся наших затей.
Мы вселяем в него, в изумленье от собственной
       храбрости,
Наше лучшее творчество – своих восьмидневных
       детей.

И в весеннюю ночь, когда , бросив все, к дому
       спешишь,
Отмечаешь, приблизясь – душа этой встречей
       согрелась.
И услышишь в тиши, как шумел, разбуянясь, камыш,
Как подружкам в подъезд парни шепчут тревожное:
       -Прелесть

Дом по будням молчит. Вечерами, на мир разглазастясь
Он отдаст нашей улице звон и запах труда и металла.
Очень тихо промолвит нам: -Здравствуйте, здрасте,
Обо мне о таком вы, наверное, с детства мечтали?

Будет день – полыханье весеннего грома.
И тогда, по веселой подсказке поэтов,
Будет улица названа именем нашего дома.
Дом, как дом.
Не ищите его по приметам.

       12 декабря 1965 года

       Б Е Ж Е Н К И

       В Узбекистане после войны поя-
       вились ранее не обитавшие птицы..
       В народе бытует легенда, что эти
       птицы – беглянки из Японии.
 
Пыль столбом, пыль стеной, пыль…
Будет небо опять голубым?
А сквозь пыль сатанинским миражем
Ярко светят два солнца сразу.

Этих птиц в Японии нет.
На граните выжженный след
Встал на мраморе в очередь лет
Их оплавленный след.

И Японии в память о них
Силуэты и этот стих.
Потому, что они сквозь пыль
От двух солнц, что в родных местах,
К небесам, навсегда голубым,
Улетели. В Узбекистан.


       23 ноября 1961 г.

       * * *

Когда бы свой
С собой
Всегда носили ум,
Зачем бы нам
Светила и консилиум.

Когда б предвидеть,
Что надежда и доверие
Рассеят по Земле
Обиды злой
Поветрие,

Не доверял бы?
Не надеялся?
Поверьте,
И злясь и негодуя,
Надеялся и верил бы
До смерти.

Но признаюсь,
Мне в этом хоть отчаяться,
Все это без любви
Не получается.

       30.04.2001 г

       * * *

И развлеченье повесам,
И жаждущим продолжаться
По городам и весям
Фонтаны влажно кустятся.

А милые люди (странен,
Тревожен прощальный взгляд)
Бросают монеты в фонтаны –
Хотят возвратиться назад.

Желаниями гонимые!
Жалеть вас не перестану.
Хотите, скажу вам имя
Города без фонтана,

Который по всем приметам
От самого от рожденья
Не требует звонкой монеты
Залогом для возвращенья?

Среди площадного ора
Я свой и верчусь, беспечен:
Мне город этот не горек,
Но все-таки, раз он вечен,

На землю брошу монету,
Надежду свою не избыв
С того или этого света
Вернуться дожить до любви.

А может, отринут в изгои,
Я городу, значит и вам,
Серебряной звонкой деньгою
Сердце брошу к ногам.

       6 марта 1990 г.

       * * *

Тише, пожалуйста. Пожалуйста, тише.
В автобусе шатком разве мы с вами
Такие большие летучие мыши
И почему-то вверх головами?

Рука всею кистью на веточке тонкой –
То ли спросонок, то ли в засонок
Такая большая летава-девчонка,
Такой огромный летучий мышонок.

А рядом, наверно, со времени она
Улыбкой лукавой весел и светел
Рукой, до локтя почти оголенной,
Белой на черной стекляшке рассвета
За поручень держится парень раскосый,
Чуть-чуть озорной. Ему очень охота
Под качку автобуса дернуть за косу
Летаву-мышонка. Ну, как удержаться?

Никакая другая не гложет забота.
С поручня тонкого, с веточки тонкой
В давке рассветной мне б не сорваться.
Мне на работу. мне – на работу.

       6 апреля 1986 г.


       П о и м е н н о


Пройдет совсем немного лет
Пространством вспоротым
И вскинет розовый рассвет
Свой стяг над городом.

Накинув солнечный венец
Легко по-женски,
Мой город снова образец
Заведомого совершенства.

Пусть нас терзают многоразово
Сейчас совсем иные чувства,
Но то, что мнится безобразием
Станет вершиною искусства.

И непризнанье канет в Лету.
И, уступая неизбежности,
Под флагом розовым рассвета
Мой город весь – подарок вечности.

Не забывают никогда
Наш город – труженик бессонный.
Но зодчих ныне и всегда
Не вспоминают поименно.

Худые, толстые ли дяди,
Протиснувшись в самый перед,
Твердят, в глаза народу глядя:
-А город строили – народ.

А город строил не народ.
А строили его Степаны,
Андрей и Федор, и Федот,
И многоликие Иваны.

И надо ж знать о князе гордом,
И да не будет он забыт,
И лестница, и подворотня,
Где он предательски убит.

О первом доме камня белого,
О храмах и Москве примерных,
О зодчестве с задумкой смелою
И именах. Но - достоверных.

Так назовите мне их всех.
Всех поименно. Гордых.
Я всех запомню. И не в грех
По чарке выпить за наш город.

И пусть к рассвету от рассвета,
Все чаши опростав до дна,
Всем нам поют многия лета
За совершенный город наш.


       17 февраля 1998 г
       с. Пенкино

       НЕДЕЛЕВО КРУЖЕНИЕ

       I

От тусклого понедельника
Откатывал ветер-дворник
Все то, что на самом деле
Может обидеть вторник.

А вторник амбициозен.
Сопротивляясь бреду,
На самом полном серьезе
Уходил, не таясь, в среду.

Без замыслов и идей
И летопись дней отмечала –
Он доверял среде
Быть окончаньем начала.

От накапливавшихся печалей
Свет в днях недели мерк.
Звеном меж концом и началом
Вплетался в неделю четверг.

И в вальсовой легкой сумятице
С надеждой на главное что-то
Самоуверенно пятница
Обещала, как стриптиз, субботу.

Вот и суббота – ее пора –
Манит и льстит, и дразнится,
Возбужденная, как дурак,
В ожиданье лихого прахдника.

Но всех (в полымя из огня)
Преследует невезенье:
Нет на неделе дня
Короче, чем воскресенье.
А собранный за неделю
Навоз переваренных радостей
Падает в понедельник.
А он разве рад нести?

       II

Неспособное притормозить,
Время несет недели,
И между ними кружить –
Набивать синяки на теле.

А зов на подвиг весом:
-Попробуйте, это здорово
Чертово дней колесо
Раскрутить в обратную сторону.

Легким круженьем вальса
Падает тень на плетень…
Кто только не старался
 Догнать уходящий день.

И пусть неудачи мучают,
Но каждый кружить готов.
И, может быть, это лучшее
В лучшем из всех миров.

       III

Неделя за неделей – год.
Неделя за неделей – век.
За чем охота?
И времени размерный ход –
Взмах мотыльковый век
В попытке взлета.

       16 апреля 2004 г.

       * * *

Запоминаю формы благодарности
На всем пути до бестолковой старости.
Но дольше всех и ярче всех мне помнится:
-Дай бог тебе хорошую любовницу!

Так говорила женщина в автобусе,
Уже на выходе благодаря шофера.
Все притаенно ахнули. От робости
И зависти не начиная спора.

       7 ноября 1996 г

       НАШ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

С исторической точки зрения
Мы, конечно же, с нею ровесники.
И, как в детстве, к нам день рождения
Появляется добрым вестником.
Ведь за ним, за каждой минутой
Ожидается новое чудо.

Только я понимаю, что ей
Очень хочется крикнуть сильней:
-Время, стой!
И на всем скаку
Засмеялось оно и встало.

Миллиард с небольшим секунд –
Это в сущности очень мало.
Столько раз да по столько лет
Прошагать по родной земле –
Вот тогда лишь шуткою острой
Можно встретить свой средний возраст.

А покамест, смеясь и волнуясь,
Бесконечная длится юность.
И никто не осмелится, знаю, о, нет,
Нам вопрос задавать о количестве лет.

Цифра лет…
Цифра лет – это пара изогнута в твисте,
Это пальцы во рту в молодеческом свисте,
Это руки и рюмки, звенящие в тосте,
Это сползшие под стол опьяневшие гости.

Только мы, не пьянея, смеясь и волнуясь,
Провожаем зачем-то хорошую юность.

Но желанье ее от меня не укрылось:
-Хорошо, хорошо, чтоб она повторилась…
И тогда я сказал ей, конечно, беспечно:
-Если лю… Если лю… то она бесконечна,
То за каждою новой прошедшей минутой
Ожидает нас снова веселое чудо.

       24 августа 1963 г.
       ГОЛОДНАЯ СТЕПЬ

       Владимирцам-тракторостроителям
       непосредственно участвовавшим
       в освоении Голодной степи.

На тусклых озерцах слюды –
Солончак под горячим солнцем –
Еще вчера находили следы
Коней Тамерлановой конницы.

Лбами сшибались ветра
Над степью, радуясь воле,
Гоняя с утра до утра
Шары перекати-поле.

О, время! Как не взлететь
Песнею над планетой,
Славу не петь Земле –

Я видел, в Голодную степь
Блестящей строкою света
Вписан тракторный след.

       11 января 1962 г.

       МЫ С ВНУКОМ

Растелешенные до пояса,
Мы с внуком ходим по избе.
Все яды искуса и поиска
Мы приготовили себе.

И оба любим путешествия.
В младенчестве еще во сне,
А в старости, по-внучьи детствуя,
Мы радуемся новизне.

И исполнялось все, что чаялось,
И повторялось звонкой песней
Неповторимость, нескончаемость,
Неоднозначность, неизвестность.

       31 января 1986 г.

       Э П И

Печальный ЭПИлог
Совсем не ЭПИграмма.
Я, как глухарь, оглох
В междуколонье храма.

И грусти легкий бриз
Доносит тихий стон:
Известен ЭПИкриз –
Поэт не ЭПИгон.

Я не зову любовь,
Не расчисляю даты,
Все повторится вновь
В иных координатах.

Оберегаясь срама
И я не бесталанно
Под куполами храма
Спою ЭПИталаму.

Тогда счастливый год
Нам скоротает время.
Ведь жизнь не ЭПИзод,
Скорее ЭПИдемия.

И не считай таким грехом
Попытку соучастия.
И это будь ЭПИграфом
Над ЭПИцентром счастья.

И пониманье этого
Ожжет, как эхо выстрела.
Поэт придет. Скорей всего
Нежданною ЭПИстолой.

       16 февраля 1998 г

       МАШИНЫ СТИХИ


Раз, два, три, четыре…
Ходит Мышка по квартире.
Мышку некому поймать.
Кошка вышла погулять.

Раз, два, три, четыре…
Ходит Кшка по квартире.
Кошке некого поймать –
Мышка вышла погулять.

И уже на грани риска,
В грош не ставя жизнь свою,
Мышка с Кошкой в кошки-мышки
Все играть не устают.

И сегодня час с немножком
Озорная кошка Мурка
На полу перед окошком
Поиграла с Мышкой в жмурки.

раз, два, три, четыре…
Тишина стоит в квартире.
Мышка – в норке. Смотрит книжку.
Кошка спит. Ей снится Мышка.

       8 сентября 1986 г

       * * *


Не стряхнуть с головы мне иней…
Но, опричному времени мстя,
Снова еду по Украине,
Только сорок пять лет спустя.

Самолетов не видно в небе
И пехоты не слышен бег…
То ли был я здесь, то ли не был,
То ли было все, то ли небыль –
Вспоминания о тебе?

И покой по подолу полдня
Растекается тишиной.
Вот и дышится мне свободней –
Тишину не нарушит бой.

Во все стороны древним ладом –
Солнце, шлях, тополя, рябины…
И автобус пылит рокадой,
И мотор звенит комарино.

Не жалею о чубе русом,
Не прошу не заметить иней.
Мне и радостно, мне и грустно…
Будь счастливою, Украина!

       19 февраля1991 года

       ЮБИЛЕЙНАЯ МЕЛОДИЯ


Нет, не поздно. Чаще очень рано,
Но ко всем приходит этот день.
Непохожий на себя. И это странно.
Так всегда. И так почти везде.

Недоумевая, раскрываю паспорт.
В нем – вранье. Хоть топором сотри.
Столько лет мне будет только завтра.
А сегодня меньше раза в три.

Жить, как в песне, не легко, не просто,
Но печаль ко всем чертям гоня,
Прославляю жизнь – веселый остров
В океане, да, небытия.

И всегда и при любой погоде
Не бросаю тени на плетень.
Рановато все-таки приходит
К человеку юбилейный день.

Но, ведь, от него не убежать.
И за это некого ужалить.
Остается только убеждать:
-Не дарите мне святую жалость.

Подбодрите шуткой злой и острой,
Вытащите день из забытья
И прославьте жизнь – веселый остров
В океане, да, небытия.

       25 апреля 1990 г.

       * * *

Мы все у судьбы на прицеле,
Но не сдаваться же нам,
Тем более бьет не по цели –
Лупит по площадям.

Лупит, стараясь истово.
Навык есть у меня:
Только вперед и быстро
Выходят из под огня.

Конечно, бывают частности.
Но, научась воевать,
Закономерность случайности
Я не хочу признавать.

       7 октября 1997 г

       * * *
       
        Б. Бабушкину

Всю зиму друг молчал. Письмо пришло нежданно.
И черные на белом письмена
Страшней внезапных фар из молока тумана:
Что грустно на земле, что умерла жена.

Помочь? Чему? И как? И мы невольно
Пожизненному приговору вторя,
Растеряно молчим. И это очень больно –
Бессилие мужчин перед всесильем горя.

Он на войне готов был на рожон
И саблею на выплеск всем был нужен.
Но час его вдруг навсегда решен –
Вдруг навсегда один и безоружен.

Прикройся сердцем. Пусть бессмертья нет,
Земля за нас. И дружба не износится.
Неведом день. Над нами, сея смерть,
Выцеливая нас, летят торпедоносцы.

       4 апреля 1994 г

       УСТУПИТЕ ЛЫЖНЮ

Как в ночи язычками огня
Привлекает нас чертова сила,
Нас звала белизна и лыжня,
А мечта все вперед уводила.

И почти на пределе всех сил
Справедливости вечный воитель,
Ненавязчиво так я просил:
-Уступите лыжню, уступите.

Но мешается там впереди
То большое, что кажется малым.
Я стараюсь его обойти
И срываюсь в отчаянный слалом.

И, впадая в неистовый раж,
Над лыжнею взлетев, как над бытом,
Я закладывал дерзкий вираж
И…срывался с расчетной орбиты.

Не упрямство, а точный расчет
Возвращал мне надежду и силу.
Я опять повторял свой полет…
А лыжня из под ног уходила.

Значит, все-таки что-то не так
У меня ли, у вас, у иного…
Но настойчиво кличет мечта,
На лыжню меня требует снова.

Но года – тяжелее вериг.
И, прощально кивая орбите,
Слышу сзади задошливый крик:
-Уступите лыжню, уступите.

       20 АПРЕЛЯ 1993 Г.

       СЧАСТЛИВЫЙ СЛУЧАЙ

Я – счастливый. Я – случай. И ведай,
Я приду, как есть на корню,
Ложкой к праздничному обеду,
Полдесятком яиц ко Христову дню.

Толку нет на меня ворожить,
И ловить меня – плюнь на заботу.
Просто надо меня заслужить.
За-ра-бо-тать.

       29 декабря 1977 г.

 Г о л у б о г л а з о е с о л н ц е

Вы плачете, мужчина? Вам помочь?
Девчонкины глаза слезами полнятся.
А у меня в душе – глухая ночь
И то, что вижу, по иному помнится.

Здесь горделиво девушка прошла
Веселая, голубоглазая, как солнце.
Как засухой, день ревностью сожгла.
Вселенная вот-вот куда-то стронется.

Её еще не били льдышки зла,
Июньский ветер все уносит мимо.
А девушка любимая ушла,
Еще не зная, что она любима.

Мгновенья неподвижны. Ото сна ,
Волшебные слова припоминая,
Я их бужу. Мне встретилась она.
Все та же. И совсем, совсем иная.

Ногами неуклюже загребая,
Горбатясь телогрейкой загрязнелой,
Кому-то угрожает: - А вот хрен ей!
И только ветер слезы вытирает.

Рука не в такт, не в такт и голова.
Слюною с губ стекает ярость мата.
И повторяет вслух и зло слова,
Которые... да знала ли когда-то?

Слеза обильная смывает грязь с лица...
Вам плохо, женщина? Быть может вам помочь?
-Пошел-ка...ты...кош-шел-ка...прочь!
И нет у солнца светлого венца.

Подняв ладони - небо удержать –
Не дай бог упадет и об асфальт расплющит -
Ушла в жару, от холода дрожа,
Надеясь, где-то... там... ей будет лучше.

И счастьем мир её не озарен,
Что было стройным, пьяно расшаталось,
Неся с собою тяжкую усталость
И горечь – мир, похоже, разорен.

Воспоминаньем ярко освещен,
Пытаюсь догадаться – кто обидел,
Кто солнцеликую ещё, ещё, ещё
Отбросил в грязь разнузданного быта.

И одинокая и горькая, как я,
Слеза со щек стекает в злую ночь.
И окликает солнцеликая меня:
-Дедулечка, вам плохо? Вам помочь?

Молчу. Молчу. Мне нечего сказать.
А плакаться мужчине не в обычае.
Но навсегда со мной ее глаза.
Ведь я и вы – мы все ее обидчики.

       10.08.2002 г.
       * * *

       Галине Неволиной
       (Ирине Ивановне Алексеевой)

Мне видится – не проще ли простого
Вообразить, нафантазировать – и вот
Ко мне из забытья сорок шестого
Письмо по ветру ожидания плывет.

Но не дойдут вовек до адресата
Листочки об отчаянье и вере
От той неисчерпаемо богатой
Любовью к затерявшемуся в мире.

Не оттого ль в юдоли сей нетленной
Пустынны перекрестки странствий,
Что никогда не вырваться из плена
У времени, заблудшего в пространстве.

Пусть словно засилкованная птица
Надежда рвется, чтобы навсегда
В комочке сердца снова затаиться,
Вообразить, нафантазировать и ждать.

       19 сентября 1988 г

       * * *

Когда филологи грядущих поколений,
Запачкавшись в пыли архивных лет,
Спасут от разрушения и тлена
Надписанный моей рукой портрет
Пусть славу толщей лет не мерят.
Я плоть от плоти сверстников моих,
Любил и жил, в полеты к звездам верил
И долгом чтил – работать за двоих.

       28.апреля 1961 г
       * * *


Все возвращается на круги своя…
-Не возвращайтесь!
Даже если не верится, верится,
Даже если пламя губами,
Даже если камень о сердце,
Даже если сердце о камень.
Даже если отчаетесь -
Не возвращайтесь!

А земля вертится, вертится, вертится…

       26 апреля 1970 г.щз

       Новые слова
       
День ото дня – преображенье!
От знаний пухнет голова.
Всю жизнь от самого рожденья
Мы учим новые слова.

Вначале, вредно и упрямо,
По всяким поводам всерьез
Мы повторяем слово М а м а
И в смехе и в потоке слез.

О, эта прелесть откровенья!
Не уступая никому,
Мы неустанны в повторенье
Святого слова п о ч е м у?

И дни от юности листая
(Неправды я не потерплю),
Всему и всем, не уставая,
Твердим захлебное – л ю б л ю

И вдруг засеянные акры
Всех наших дел взойдут. А там
Проклюнется словцо – п о д а г р а,
Еще неведомое нам.

Так подытожаться года,
Вложив, как говорят, ума нам.
Мы успеваем иногда
Навсхрип уже промолвить : - М а м а.

Но мы рождаемся. Упрямо.
И в повтореньях жизнь нова.
От слова м а м а к слову м а м а
Мы учим новые слова.

       6 февраля 1971 г.

       * * *

Как не быть сытым? Есть, кажись,
Хлеб да луковица.
Рухлядь нажил за жизнь –
Крест да пуговица.

Помню это присловье
С детских смешливых лет
И, прикрываясь болью,
Все иду и иду на свет.

И на долгом этом пути
Пру, словно бык круторогий.
- Подружка, а долго ль идти?
- А пока не истопчешь ноги.

- А что же тогда счастливость?
- Что позади и выше.
Я сохраняю смешливость…
То ли ещё услышу.
       
       21января 1999 г.

       С н о в и д е н и е

Серой пахнет горелый уголь,
Паровозы гудят истошно,
Убегая, как от испуга,
А может быть, и нарочно.

Искры из труб, из-под колес.
По неведомой разуму воле
В детство мое летит паровоз
Туда, где ни боя, но боли.

Паровозной чечеткой – так-тебе-так
Манит даль от порога.
Детство всего в четырех верстах,
Если знаешь дорогу.

Опомниться мне бы, а то – беда.
Ведь не украсят маки
Путь от себя навсегда в никуда
Без сопротивленья и драки.

       5.02.2003 г

       * * *

Разве же это мудро?
Медленно звезды гаснут
И не потому, что утро
Приносит с собою ясность.

А я ожидаю, что ярко
Звезды взгорят и в полдни,
И сердце светло и жарко
Счастьем меня наполнит.

Но медленно гаснут звезды…
А может, глаза насмотрелись,
А может быть, уже поздно
Ожидать, что вернется прелесть,

Прелесть всего живого
И нежность его и жалость...
И в колокол бьет тревога –
Хочу, чтобы жизнь продолжалась.

Тяжелые долгие версты
Жизнь нам была по росту…
Но медленно гаснут звезды.
Медленно. Гаснут. Звезды.

       31.05.2003 г.

       * * *

Год начинается кардиограммой.
Слышно, как сердце стучит неустанно.
Почти, как в соседях под звуки там-тама
Ритмичная песня веселых титанов.

Семицветие радуг в хрустале отражая
В каждом бокале плещется счастье
И светлая нежность по-женски сражает
Прошлогоднюю грубость и неучастье.

Отвергая несбыточность всех ожиданий
В хороводе веселом мужчины и женщины
Не ожидают больше страданий
И лица веселой улыбкой расцвечены

Год снова закончится кардиограммой
И неунывный, и неустанный.
И вновь от соседей под звуки там - тама.
Услышим биение сердца титанов.

И от кардиограммы до кардиограммы,
Счастьем и горем себя приминая,
Страшатся за нас поседевшие мамы
И вместо вина корвалол принимают.

       22.12.2003 г.

       Ч Е Л О В Е К


Здравствуйте,
здравствуйте,
люди!
Без вас
на душе
голым-голо.
Будете ругать?
Наверно,
будете,
За то,
что я тему решаю
в лоб.
А помните?
Как воск ,
приминая
мрамор
Цвета сметанного,
Ваяли богов,
возводили храмы
Руками неустанными.
Но даже тогда,
чуть вылезши из пещер,
Пламенея от любви,
упрямо
_Человек –
это
мера вещей –
Высекали
на стенах
храмов.


Кончились,
кончились храмы,
Уже не нужны
молитвы.
Нам в наследство –
только
поэтов.
Нашими
руками
отлитые
Улетают к солнцу
ракеты.
И там,
где через пороги
Ангары
проносилась лавина,
Где кедры
хмуро и строго
Строились
в стену острога,-
Воздвигнута нами
плотина.
Медведи где
 завивали горе
Веревочкой
снежной поземки
За ракетами
к небу
тянется город –
Молодой,
звонкий.
Ложись, строка
кирпичом в основание
Самого лучшего
в городе
здания.
Строка к строке, кирпич
к кирпичу
Фактурой своей
шершавой.
Я –
каменщик.
С вами
мне по плечу
город построить
счастья и славы.
Человек –
это мера вещей!
И отныне до века
Нет
призыва сильней:
-Человеку!
Для человека!
Человек –
и пусть самый разный.
Даже
если бывает
печальный,
Человек –
это самый веселый
праздник
Всей Вселенною
с детства
чаянный.

       осень 1960 г

       З Е Р А В Ш А Н

       Река Зеравшан родилась в песках и,
       пройдя 877 км и раздарив воду
       орошаемым полям, исчезает в песках..
       Бассейн реки – место исторической области
       Согдианы, древнего центра цивилизации.

       I

Почему Зеравшан? Отчего Зеравшан?
Кто вбросил названье в рассветный туман,
В полуденный зной и ночную прохладу,
И горячих песков золотой достархан?

Кто имя придумал? Назови имена,
Чьим старанием в сердце приходит весна,
Чья душа подарила нам вечную радость?
Но кому помолиться не знает страна.

       II

Сквозь жесткий пласт задавленных песчинок
Протискиваясь, оставляя след,
Уверенный в прощенье за бесчинство,
Он вырвался с того на этот свет.

Весенним беспокойством потревожен,
Оправленный в безветрие и зной,
Он из песка, как меч из ножен
Блеснул стальной голубизной.

Иззубрен с двух сторон,
Он кажется суров,
Наждачным камнем берегов
Затачивался он.

Нетороплив, в азарте нетерпенья
Животворил и не был недотрогой.
И жизнь свою без сожаленья
Расплескивал, раздаривал дорогой.

Мелел – не замечал. Песчаной взвесью,
Не ведая, он доплывал до устья.
И уходил неторопливо весь он
Песчаным ложем в вязкость грусти.

И здесь – край бытия
Никто не спас. Не смог.
Как в тело кончик лезвия,
Река ушла в песок.

А рядом, где песчаный свей
И саксаул засох,
Во всей забытости своей
Вчера всесильный Согд.

       III

Когда бы все так запросто.
Являя милость
По небосводу августа
Звезда скатилась.

И, высветлив рассветный миг
Речным туманом,
Сказала, заслонив мне мир:
       - Я–Согдиана.

Хочу на солнечном юру
Ее увидеть.
Сорвать бы надо ночь-чадру…
Боюсь обидеть.

Но не устану расставлять
Силки для птицы.
Ей в небо темное опять
Не возвратиться.
Вкусив запретное вино,
Совру нечаянно:
-Все может возвратиться вновь,
Пусть опечаленно.

Но, помнится, была война
И боль страданий.
Теперь от города стена
Воспоминаний.

Ты хочешь город возродить,
Дать в жизнь окно ему?
Сказал поэт: -Здесь саду быть,
Но только новому.

Живи, не доверяя снам
Сухим, песчаным.
Всю нашу жизнь на радость нам
Течь Зеравшану.

И не беда, что нет конца
И нет начала.
Улыбкою сойдя с лица,
Уйму печали.

И от зари и до зари
Наш миг, как речка:
И погибая, жизнь дари!
И так – извечно.

Всплывай Звездой на небосклон
Так неустанно,
Как Час плывет, рождая Согд.
О, Согдиана!

       IV

Светлорыжий, как Солнце, скакун
Проявляет свой бешенный норов.
Рассыпая песчинки секунд,
Засыпая разрушенный город.

Проступи на ресницах роса
Дирхемом серебряной дани.
Две звезды вознеслись в небеса –
Голубые глаза Согдианы.

Никогда я теперь не усну,
Но не выдам моленья и просьбы.
Я глаза в небеса окунув
Все ищу и ищу эти звезды.

Не вспугнуть меня граммам свинца
И ночной не пугаюсь остуды.
Без начала и без конца
Уплывает река в никуда
Из далекого мне ниоткуда.

Но, ведь, страшно, когда в никуда.
И печально, когда ниоткуда.
Разве можно вот так, чтоб всегда
Жить и жить в ожидании чуда?

На Голгофу так трудно взойти
И из пепла взлететь светлой птицей.
Но когда на недолгом пути
Удается нам жизнью делиться,

Это радостный солнечный взрыв.
И судьбу свою опережая,
И себя, как река, раздарив,
Это мы чудеса совершаем.

       V

Утонули в горячих песках города,
Путеводная в небе погасла звезда.
За безволием или бессильем людей
В мир надолго приходит большая беда.

То, что было, память не спрячет,
В утешение только заплачет
И стремись, не стремись, не вернешься назад.
Быть счастливым никто не назначит.

       30 марта – 2 мая 1997 г.
 
       В Р Е М Я Ж И Т Ь

       Аде и Люде – подругам юности

       “Время – свойство живого
       вещества” В.И.Вернадский

       I
Р о ж д е н и е в р е м е н и


Начинается все тишиной,
А кончается взрывом
И неведомо, чьим же порывом
Мир становится сразу иной.

Он ещё безъязыкий, слепой.
Всплеск огня то звонче, то глуше.
Созидающий грохот – немой,
Оттого, что некому слушать.

Облака плывут над горой
И с температурною лютью
Проливаются слезы порой
Над тишиной и безлюдьем.

Вихревым путем непростым
Мир рождался, входя в непривычность,
Все деля на тепло и на стынь,
На движение и неподвижность.

А времени всё ещё нет.
Но вневременной данью
Темень есть, а за теменью свет.
И торжеством ожиданья
Появляется вдруг человек
И с ним появляется время.

С удивленным морганием век
Человек точит ножик из кремня,
Трудясь вдохновенно и лихо.

Впереди азарт нетерпенья –
Созидание и разрушенье,
Граммы счастья и тоннами лихо.

Дорогой человек, без вины,
С неопознанной ли виною,
Начинается все с тишины
И закончится все тишиною.

Ведь случится когда-нибудь взрыв
В ветровом леденящем порыве.
А до той окаянной поры
Обязательно будь ты счастливым.

       II

 В р е м я у м и р а т ь

Начинается все тишиной
Ожидания счастья.
И кончается тишью глухой.
По иному – не получается.

Резьба по лицу морщинами.
Не слышится время миром.
Тихо, как кот по квартире,
В никуда уходят мужчины.

А с ними уходит жизнь,
А ведь могла быть длинною.
Попробуй, кому расскажи -
Расплачутся: “Да, былинная”

В круговерти лет вихревой
Уменья и сил кабы.
Первый муж – на Первой убит
И на Второй – второй.

Все лучшее, чему быть,
Войнами в прах раздавлено.
Осталось еще любить
Давешнее и давнее.

       
       III

       В р е м я ж и т ь

А жизнь прошла тропою злой,
Крутою и не сытной.
И все казалось мне порой –
До горьких слез обидно.

Наплачешься – намаешься.
Все тихо. Не плаксивая.
И словно умываешься…
Глянь, вроде и красивая.

Казалось – все, иду ко дну.
Да так уж сталось:
Похоронила дочь одну,
А две со мной остались.

Вот через них и не тону.
Не гири – поплавочки.
А в жизни - зимно. Жду весну.
Без устали хребтину гну,
Чтоб не идти в кусочки.

Слеза с лица смывает тень.
В углы все растолкать бы.
Видать счастливый будет день –
Сегодня свадьба.

Ну, что ж, Москву благодарю.
Есть крыша, стол и на столе,
Хоть и не баско.

В душе я радостью горю,
И ей не спрятаться во мгле.
Почти, как в сказке.

Ко мне опять – все мать да мать,
А это радостно и тяжко.
Но прошлое не заиграть.
И остается вспоминать
Несбывшиеся ласки.

А пьют не только мужики.
И есть огурчик с коркою,
И плакать что-то не с руки,
А лучше спеть
Под горькую про горькое.

Плывет заливисто из окон
Про полную коробушку.
Слезою наливалось око,
А все ж уходит горюшко.

Уже не тяжко вспоминать,
Вином затарясь.
Поет на горьком вздохе мать:
-Уже и старость

Забыть бы все. Гори в огне
И все уйди с бессонницей.
Но как проклятие во мне:
Все помнится.

       IV

В т о р о е р о ж д е н и е в р е м е н и

Годы, секунды, часы, эпохи –
Редко на радость, чаще на горе
Щедры, но кто же времени вторит,
Если человеку в нем очень плохо.

Помним, время, встав на дыбы
Испуганною кобылой,
В сомненьях решало, каким ему быть,
И оседало пылью.

Тогда и свершилось святое насилие
В надеждах, яростях и печалях.
Время беременно и носило
Иное, желанное людям начало,

В котором совсем изможденная мама,
Надеялась, что уйдет от сумы,
В котором отставила грязные рамы
С улыбкою робкой: “Мы – не рабы”.

Легчая, птицей взмывало бремя
Почти до светлого самого, самого.
И начиналось новое время.
Революция все начинала заново.

       V

 П р и о б щ е н и е к в е ч н о с т и

В начале была коммуна –
Свет на душе весь день.
И не приходило на ум нам,
Что тучи нагонят тень.

Что, побеждая стоиков,
Рассыплется времени связь…
Когда-нибудь скажут историки,
Как радость оборвалась.
И как весенним рассветом,
Как водится на веку,
Свой дом подарив Сельсовету,
Все бросив, ушли в Москву.

С бугра, оглянувшись окрест
На изб низкорослых крошево,
Церковный запомнили крест,
Как крест на надеждах брошенных.

И эти дни на себе везут
Лишь протори и потери.
Москва ещё выжмет слезу,
В которую не поверит.

Горе, как по упокойнику.
Но, вглядевшись в Москвы этажи,
Жена повторяла тоненько:
-Тяжко, милый, да надо жить

       VI

       В р е м я с т р о и т ь

А было здесь…Ну, было, было…
А впрочем, разве это главное?
Все прорастает мшистой былью,
А издали – ещё и славное.

Вся улица была извозчичья,
По-старому сказать – ямщицкой.
И не найти того, что хочется,
А надо жить и время мчится.

Былая жизнь сыграла в ящик,
А новая еще в начале.
Москва любила работящих,
Еще, гляди, и привечала.

Как люд голодный, в цвет синюшный
Нашелся дом. И дело рук людей:
Чуланчик с видом на конюшню
Освобожден от всякой рухляди.

И в восемь рук, и в восемь ног
(Не задубеют пропотелые)
оштукатурить, мыть окно
и отскоблить полы до белого.

И в полночь за столешней хлипкою
Принять чекушку – не попойка,
И помянуть, устав, с улыбкою:
-Вот и закончили мы стройку.

А утром, к полдню торопя,
Плыл тенорок звенящим вестником
Андроньева монастыря
И зык Мартына-исповедника.

Вот и Москва. Вот и квартира.
И, потом освятив углы,
Надеялся отец, что в мире
Уже счастливо жить могли.

Ему останется вести
Двух дочек до дипломов красных…
Ах, кабы ведомы пути
Дней впереди грозово разных.

Дом выстроил – сам не пожил.
В юдоли сей бедламской
Он голову свою сложил
У стен Волоколамска.

       VII

       С в а д ь б а

Так редка неизменность в мире.
Вчерашний день – лишь поминать,
К нему не возвратишься вспять.

В тех же углах, в той же квартире
Мы собрались числом четыре
Уже чтоб свадьбу отгулять.

Здесь, в самом центре всей страны
(Отцу бы жить – вот жизни рад бы…)
На пятый год после войны
Негромко пела наша свадьба.

Четыре юные лица
Войной навеки сдружены
И разговором без конца
Сердца обезоружены.

И наша молодость плыла
В опознаваемой героике.
Пусть одинокою была
Рябины на столе настойка,

И пусть была чуть горьковатой,
А нам казалось это правильно.
Ведь все на белом свете свято,
Что маминой слезой приправлено.

 Но не мешала быть веселым,
Легко тонуть в застолье певческом…
Студенческие разносолы
Для нас богаче всех купеческих.

Мы точно знали – будет день,
Его самим и строить нам,
Когда всегда, когда везде
Красивым будет все и стройным.

Какой красивый чудный мир
Придет в сопровожденье смеха,
В раскате комнат и квартир
Запутается эхо…

А пока, оголодав и утомясь,
С завидною сноровкою
Вся наша рать спать улеглась
В углах восьмиметровки.

И птица напевала близко:
-Всем спать пора, всем спать пора…
И тихий храп мышиным писком
Был заглушаем до утра.

И, как дыхание, прерывисто
Скрипел сверчок неутомимо,
И, обретенной тайны вскрыв исток,
Её выскрипывал незримо.

Сверчок к утру не вяжет лыка…
И в оглушенной тишине
Ночь, как любимый кот-мурлыка,
Приходит к нам уже во сне.
       
       VIII

П а м я т ь о б у д у щ е м

И всякий раз, как в первый раз
(Ах, время!) люди на планете
В зиме живут, плачут о лете,
Но удивляет сухость глаз.

В них только блеск злой и колючий.
Глаз видит все. И все – насквозь.
И катится звездой падучей
Наш день, хоть оторви и брось.

Умели мы любить и строить.
И явью был сосуд Грааля.
Но нас осталось только трое
Из тех, что свадьбу отыграли.

Но мы не поддаемся мгле
И делим на троих все брашно.
Нас еще держит на земле
Святая память дня вчерашнего.

Нам снова видится коммуна,
Священный поиск, знойный стих
И день, в который бы врасти.

Лишь беспокойство, а кому нам
Доверить все, что было юным,
Ннам не дает с Земли уйти

       Глава IX

       Н е з н а н и е

Не знал, что время может умереть,
Остановиться, вспять податься,
Что сердце сердцем больше не согреть
И, чтоб согреться, снова надо драться.

Не знал, что вновь приходит час Иуд,
На сцене старый восстановлен задник.
Не знал, что среди нас еще живут
Готовые продаться за тридцатник.

       Глава Х

       Б у д ь т е г о т о в ы

Остановлено время. Все сброшено с мест,
Все утонуло в оглушающем шуме.
Порядок будет? А бог его весть.
Люди бледны, голодны и угоюмы.

Уходит земля из под наших ног.
Лихо – голодным котом в изголовье.
И кажется, все это было давно,
Ведь снова мы с вами - в средневековье.

Холодное солнце летающим блюдцем
Плывет, не согрев. Но рождается слово:
-Все ближе и ближе к нам Революция.
-Будьте готовы! Будьте готовы!

Мы – такие. Сопротивляясь и выстояв,
Взбираясь на горя крутую гору,
Мы ждем, мы ждем сигнального выстрела.
С рассветом мы снова услышим “Аврору”.

       2-6.01 – 14-17.12.1999 гг
       3.07 – 23.09.2001 г








* * *

И если хоть одной строкой,
Как исполненьем долга
В нашей словесности родной,
Я сохранюсь надолго,,,

То в бой – горя, и в боль – горя
И радость не нарочна.
И, значит, я живу не зря
Свой час урочный

       19 апреля 2000 г

       * * *

Не задавайте мне вопросов.
Вдруг я отвечу вам не так,
Запутаюсь, спростоволосю,
Нарвусь на Ваше: -Вот чудак!

Но обо всем, что знать хотите,
Не на бегу, не впопыхах,
Вы все друзья мои, прочтите
В моих стихах.

       8 февраля 1976 г.

       * * *
Я песни и стихи ещё не все спел,
А близкая во всю гремит гроза.
Сгоревших лет ещё горячий пепел
Припорошил веселые глаза.

       * * *
Голова, закружись!
Нас с тобою печалит сознанье:
Завершается жизнь –
Начинают сбываться желанья

       * * *
Вожжи времени нам туги,
Но срабатывает пророчество:
Исключается одиночеств
Для тех, кто влюблен в стихи.

       * * *
Вот и все. Навсегда
И на сердце остуда.
Жаль, что поезд туда,
А не поезд оттуда.