Памяти 32 солдат отдельной разведроты
108 стрелкового корпуса 2 Ударной Армии
Что может разведка? Что может разведка?
Пройти через линию фронта тайком,
Травинки не смяв и не хрустнувши веткой,
Добыть «языка» и вернуться потом.
Устроить засаду в лесу, на дороге,
Взорвать эшелон или вражеский склад.
А может, поднявшись в ружье, по тревоге,
Собой заслонить тридцать малых ребят…
Все это случилось на острове Рюген
Шальной и веселой победной весной,
Когда в этой милой курортной округе,
Казалось, уже и не пахло войной.
Стрелкового корпуса роте разведки
Был дан для постоя коттедж. В этот раз
У русских солдат оказались соседки
С повязками черными поверху глаз.
То были слепые немецкие дети.
Английских «ланкастеров» бомбы тогда
Все отняли, что у них было на свете –
Здоровье, родителей, дом навсегда.
Чем девочки эти смогли зацепить их,
Бывалых разведчиков, фронтовиков?
Какие в их душах свершились открытья?
Для этого мне не найти нынче слов.
Но, видно, проснулось простое участье,
Желанье помочь, защитить, приласкать.
Все то, что в военное это ненастье
Их детям недодала Родина-мать.
Они чем могли, помогали девчатам –
Консервами, хлебом, одеждой простой.
Смертельно усталые души солдаты
Лечили участием и добротой.
Так, с третьего и по девятое мая
Совместное их продолжалось житье,
Пока не вмешалась судьба роковая,
Им всем, уготовив войны забытье…
Наверное, тот командир батальона,
Танкист, что к разведчикам прибыл тогда,
Умел воевать. Ведь иначе погоны
Майора ему не достались бы, да?
Наверно, имел он на ненависть право,
Ведь многое спишет солдату война,
В руинах лежала родная держава,
Настала пора расплатиться сполна…
Быть может, он так в час недобрый подумал,
Когда посягнул на девчонок слепых.
А может, был пьян, и со злобой угрюмой
Он совесть с размаха ударил под-дых.
А может, и не было совести вовсе…
Да что тут гадать, и похуже война
Поступки знавала. Но пьяному гостю
Добраться не дал до детей старшина
Разведчиков роты. Он быстро майора
Скрутил, а под вечер отправил назад.
Казалось, танкист от такого позора
Забудет дорогу в тот пансионат.
Однако вернулся майор, очень скоро,
Причем не один. Дизелями гудя,
С ним шла рота танков – «Т-тридцатьчетверок»,
Пугая окрестных бездомных бродяг…
На дом и на сад наведенные пушки
Плюются снарядами, сталью звеня.
Но девочек, к сердцу прижавших игрушки,
Уводят разведчики из-под огня
На берег балтийский, в песчаные дюны.
В поселке ж вовсю разгорается бой,
И бьют по своим не с эсэсовской руной
На башнях машины, а с красной звездой.
Танкисты уверены, здесь окопались,
Одетые в форму советских солдат,
Бежавшие власовцы. Будут медали
За бой этот, – так им сказал их комбат…
Война проверяет людей не по разу
В окопном сиденье, жестоких боях,
Кого-то – на совесть, кого-то – на разум,
Кого-то – на храбрость, кого-то – на страх.
И был у разведчиков выбор, поверьте,
Уйти незаметно, оставив детей.
Вот только девчонкам иного, чем смерти,
Ждать не приходилось от этих гостей.
Война не простит малодушье и подлость,
Не спишет предательство, трусость и ложь.
В разведке, ведь, главное – это надежность,
В разведку, ведь, братцы, с другим не пойдешь.
Иного не мыслили эти ребята,
И встали они, как гвардейская рать,
Когда против танков – одни автоматы,
Когда твердо знаешь – идешь умирать.
Две трети в бою полегло разведроты,
Но танки горели. Их пламя и чад
Не видели в дюнах слепые сироты,
Но верили – русский не выдаст солдат…
II
На острове Борнхольм весной, в сорок пятом,
Скопилось немало немецких частей.
И был невеселый дан выбор солдатам:
Иль сдаться на милость союзных властей,
Иль в страшном последнем бою безнадежном
Погибнуть под красноармейским огнем.
Решили сдаваться. И вот, осторожно
Буксиры и тральщики ночью и днем
К Зеландии воинов Рейха последних
Везли мимо русских военных постов,
Что были, как ловчие сети и бредни,
Раскиданы средь небольших островов.
Все было потеряно – Родина, слава,
Былые победы, солдатская честь.
И даже святое военное право
У них было отнято – право на месть.
В их душах царили унынье и горечь,
А доблесть и мужество гибли зазря.
Вдруг, им показалось, как будто над морем
От вспышек далеких зардела заря.
Приблизившись к Рюгену, поняли сразу
По танкам горящим – на острове бой.
Не отдал никто боевого приказа,
Но дружно солдаты шагнули в прибой.
Кто мог здесь сражаться? Лишь только их братья,
Что совесть и честь не отдали взамен,
Кто лучше отправится к смерти в объятья,
Чем сдастся в постыдный и горестный плен.
Прижатые к берегу «русским Иваном»,
Они погибают в последнем бою.
И надо помочь им уйти из капкана,
Тем душу и совесть облегчить свою…
Но надо же было такому случиться,
Что первыми здесь увидали они
Незрячих девчонок, чьи бледные лица,
Горящих домов озаряли огни.
Те плача поведали, как разумели,
О том, что случилось у них в этот час.
И как в подтвержденье, у маленькой ели
Взорвался, накрыв ее, русский фугас.
Все стало обычно, понятно и просто –
Был враг, с кем им надо сейчас воевать.
Отчаянье с душ отрывалось коростой,
Отвага в сердца возвращалась опять.
И в этом курортном приморском поселке,
На улочках, вдруг превратившихся в ад,
Бок о бок, укрывшись от пуль и осколков,
Сражались немецкий и русский солдат…
В умелых руках были фаустпатроны
Оружием грозным, и в ближнем бою
Из них пехотинцы в кольце обороны
Не раз прожигали у танков броню.
И здесь все решили они очень быстро,
Как факелы танки пылали в ночи.
Бежали, оставив машины, танкисты…
Так с пажити стаей взлетают грачи…
Остались живыми из всей разведроты
Лишь девять бойцов. Изумленно на них
Смотрели солдаты немецкой пехоты,
Не веря, что из-за девчонок слепых
Разведчики, в пору победную эту,
С советскими танками приняли бой.
Не думал никто в этот миг, что к ответу
Потянут танкисты и их за собой.
Курили солдаты простую махорку,
Слова дополнял выразительный жест,
Сверкали на кителях и на гимнастерках
Солдатская Слава и Рыцарский крест…
III
На кухне своей по-особому тесто
Из судеб людских замесила война…
Народу сюда, в несчастливое место,
Немало той ночью собрала она.
И все понимали пронзительно ясно,
Что мир изменился, когда за детей
Разведчики встали, забыв про опасность,
И жизни отдав за того, кто слабей.
Судьба их хлестала, как злая крапива,
И метила каждому в глаз, а не в бровь.
И было мучительно несправедливо,
Что за милосердие, честь и любовь
Их ждали арест, трибунал и этапы,
Конвойная ненависть лагерных трасс,
Где только они, да звериные лапы
Торить будут волглый подтаявший наст.
Все прахом пошло, жизнь как будто сломалась.
Они-то считали, что им повезло,
Что счастья военного самую малость
Судьба им отмерила смерти назло.
Но танки сожженные напоминали,
Какая за этим последует месть.
И ждать им спасенья пристало едва ли,
Но, верно, на свете Бог все-таки есть.
Огни озаряли покатые дюны
И берег, в который уткнулись суда.
Датчанин седой, капитан старой шхуны,
Что немцев везла, вдруг припомнил тогда –
Идет раз в неделю из города Мальме,
Большой пароход довоенных времен
Под шведским спасительным флагом нейтральным
В безумно далекий от них Лиссабон.
Идет без досмотра и сопровожденья,
И лишь в Ла-Карунье испанской заход…
Так вот, он берется, без тени сомненья,
На этот их всех посадить пароход.
Но нужно, чтоб флаги державы советской
Над мачтами судна виднелись вдали,
И чтобы солдат в форме красноармейской
На палубе шхуны увидеть могли.
Иначе, задержат его англичане,
Чьи рыщут по морю сейчас катера…
За ним и командою дело не станет,
Они довезут всех еще до утра.
Казалось, что эти военные беды
Их гнали далёко, лишая друзей,
Отчизны, надежды, желанной Победы,
Отцов, матерей и любимых детей.
Но выбора не было, и согласились
Разведчики сбросить прошедшее с плеч.
Их ждали морские бессчетные мили,
Чужая страна и нерусская речь.
Но только помимо солдат из России,
В то утро на шведское судно зашли
Немецкие парни и дети слепые,
И скрылись в туманной балтийской дали…
Как дальше сложилась судьба их? Не знаю.
Не знаю, где высадил их пароход.
Но то, что случилось в победном том мае
Доныне спокойно мне спать не дает.
Мне снятся герои-разведчики эти,
Их самый последний отчаянный бой,
Как плачут под пулями малые дети,
Как рвутся снаряды над их головой,
Горящие танки, убитый комроты,
Зажавший, как флаг, полотенце в руке,
Холодная ярость немецкой пехоты,
И алая кровь на прибрежном песке…