Все – упало все, что только могло. А я – сижу, молчу ни о чем и пытаюсь, пытаюсь, пытаюсь. Писать.
я… мы… как нескоро я теперь перестану говорить «мы»
На-до-е-ло. Выбегалась в лесу, навалялась в снегу, накричалась в пустоту, останавливаясь с каждым шагом и вопросами. Как теперь. Что теперь. Как дальше.
Все, каждое-каждое, каждую минутку – вспоминать. Даже динамики в метро – осторожно, двери закрываются, следующая станция Сокол. А на Соколе мы…
Следующая станция Тверская… А здесь мы… Следующая станция Китай-город…а здесь мы…
Мелкое создание с запросами не по-возрасту.
Только и всего.
Все когда-нибудь заканчивается. Но почему - так. Вот бы не было памяти…
Прошло-отзвенело лето, как в том фильме - малоосмысленном, но грустном… Мое лето любви… Прошло.. а потом все постепенно менялось и менялось…
Раньше – мы часами говорить могли о том, как реагируют на нас - другие, что мы скажем твоим родителям и что будем делать через годдвадесять…Да, под наши сорванные крыши не могло прийти и мысли, что все будет – так. Отзвенело лето, и что-то стало по-другому. Мы уже больше не говорили о будущем, это само собой стало неловко и неуместно… я уже не звала тебя петь по электричкам и на какие-то безумные соревнования - а все равно ты бы не пошла. Почему-то… Помнишь, раньше ты, хохоча, кричала – ну, ну давай поругаемся! Все ругаются - почему мы не ругаемся?
Я отмахивалась непонимающе – что за ерунда.
Теперь все изменилось. Мы не искали поводов для ссор - они приходили сами, и без того промозглыми осенними вечерами…
Тихо-тихо, медленно-медленно между нами росла стенка. Невидимая-незаметная, но крепкая. Сперва все было также, мы все также веселились, ты дарила мне яркие листья, а я - счастливая – была готова сорваться и рассказать про тебя соседкам; мы гуляли вечерами - ты приносила в ладошках мосты и парки, от тебя я узнала о красоте ночных трамваев, ты показала мне осень. Все также - но больше не обсуждали мы, что через годдвадесять, а только чаще ты говорила с непонятно откуда взявшейся серьезностью – «ты знаешь, я не хочу, но все когда-нибудь заканчивается, все может быть…»
Мне не по себе становилось от таких слов, я знала, знала, что не может быть вечным, не бывает - но гнала такие мысли подальше и оборачивала все в шутку.
А потом – и пуще; знаешь ли ты, как тяжело было просто – сидеть у тебя в комнате и молчать, молчать. Минуты тянулись часами, мы молчали, я чувствовала, что обе рвем последнее, наступаем тяжелыми берцами на не-канат - на тоненькую ниточку, что еще оставалась. Кричала молча - Сашка, что же мы делаем. Но мы все равно - рвали.
Кто знает, что с тобой сейчас – где ты, с кем. Я, наверное, не хочу этого знать - я не готова. Кто-то очень мудрый, спокойный и по-насмешливому добрый внутри говорит тебе – спасибо. Спасибо за прудно-ломоносовский июль, спасибо за мандарины под окнами. Спасибо за костры и московско-тульскую сырость, спасибо за бегемотика, спасибо за приютские набеги, спасибо. Спасибо за душно-пряные карельские ночи, за рассветы вдвоем, даже за то, что тогда – помнишь? – я полночи искала тебя в лесу; спасибо за то, что многому научила меня. Спасибо за три дня- всего три дня, что мы по-настоящему прожили вместе. Спасибо за все хорошее, что было – оно всегда останется со мной. Так говорит кто-то мудрый. А дерганный подросток с полусъехавшей крышей сейчас опять заливает соленым клавиатуру - ничего, это уже лучше. Это уже первый раз за неделю, это – будем жить.