День пролетел – на истерике.
Смех, смех, смех, разбрызгивая искры, в последнем рывке выкидываясь, отдавая – кому только можно отдать - последнее, с малышами первые три часа - летала. Им была непривычна я – такая. Быстрая, строгая, веселая; удивлялись воспитатели – а я бежала по грани, ведь по лезвию, тонкому-тонкому, можно только очень быстро бежать – тогда не упадешь. Вот я и бежала, балансируя между слезами и смехом, и только испугала кого-то черно-стрельным в глаза, на немой вопрос – «А потому что. Если я не буду смеяться - я завою сейчас, закричу. Понимаешь?» и - опять, бег, смех, крики.
Ненадолго хватило, не выдержала. Не сорвалась – сползла, по стеночке, прямо в спасительную полудрему…
А теперь снова ночь
И снова подкралась боль неведомым зверьком
Серо-мохнато-колючей кошкой
Таких не найдешь в справочниках
И никто не расскажет
Как быть с нежданным гостем
Да и я не хочу прогонять ее, не хочу перекрикивать
Просто сидеть – так, а она ободранным хвостиком заползет во все щели-закоулки, все заденет, каждую мелочь вытянет наружу…
А мне завтра про скаутов на семинаре рассказывать
форму хотела взять, галстук одеть
И вспомнилось невовремя – а ведь ты мне на галстуке вышивала «туманный ежик»
То-о-о-о-ооль…то-о-о-о-ооль….то-о-о-ооль-ко ты-ы….
Не могу спокойно слушать снайперов
Где кричат о счастье - режет топором
Где поют о грусти – тоненькой леской
Когда ты умрешь, я не стану валять дурака
Зализывать раны на север, потом в пески
Пески – это хорошо
Холод – плохо, он не помогает, он застывает все тело, но мозг работать не перестает
Мозг ловит склеившиеся пальцы, кровоточащие губы
И удивляется, почему же что-то еще живо внутри - почему настоящий, уличный холод не добирается до души?
Песок – лучше
Мелкий мягко-теплый, он заберется во все щели
Засыплет – все, все сгладит и напишет свою историю
Наверное, в ней даже нет любви
Что же тогда осталось? К чему ноющие вечера, выматывающие ночи - зачем? Только ли потому, что не умею жить в одиночестве?
Почему я все время говорю твоими фразами, почему? Почему никак не могу отучиться вспоминать о тебе? Подсознанка - в нее так легко поверить.
Я сегодня проснулась радостная-радостная, сон какой-то был хороший, что ли, или мысль гениальная осенила с утречка пораньше - и с губ уже срывалось тепло-неосознанное «надо будет Сашке сказать»….скользнуло – и застыло, и жесткие губы, и - реальность
Я вчера жгла память. Она не хотела гореть, уходила медленно, неровно, вспышками, слизывая темно-оранжевыми языками слова, картинки, предложения, мысли. Я чиркала зажигалкой без остановки, а она все цеплялась, все не хотела уходить, осела копотью на стены, застревала дымом в легких.
Сейчас сил нет даже на это
Полная обрывков ведро на полу, мешок воспоминаний и обгоревшая кружка. Твоя, кстати. Ты прости, я верну – когда позабуду настолько, чтобы общаться с тобой как со всеми. Я надеюсь, так станет. Иначе - гибель.
Не гоню, не хочу.
Я сейчас не стану себя заставлять
Незачем
Не соберу рюкзак, не вычищу клетку с крысами, не постираю вещи. Не хочу. Я буду вот так, просто смотреть в монитор – нет, на клавиатуру. Смотреть и думать, думать, думать, вспоминать.
Хочется не дышать. Сразу так хорошо – появляется объяснение, отчего теснит в груди. Правда, я так не могу долго – организм сопротивляется бешено, да и пусть сопротивляется, ему так положено. По крайней мере, сейчас.
Как хорошо, что твоя фотография - в укромном уголке за системником. Отсюда я даже не вижу лица - хотя на кой черт, если оно и так не выходит из головы. Боль, боль, боль. Необоснованная боль. Нет слепого обожания, нет желания караулить под дверью. Все равно знаю, что не вернуть – не буду и пытаться. Сидеть вот так, с поджатыми ногами, прятать лицо в ладони и беззвучно рваться куда-то. Слезы кончились, голос сел, молча улетаю – далеко. Туда, где небо черно-серое от холода. Видеть, как лопаются в серебряную пыль звездные шарики от беззвучного крика.