– …Добрый день, дорогие любители твёрдых пород полезных ископаемых! Тема нашего сегодняшнего занятия актуальна и да будет актуальна и впередь: «Плохой стих: как это сформулировать, чтобы добиться его исчезновения». Позвольте вам представить нашего гостя: специалист по разбору полётов категории «высота собственного роста плюс пьедестал», кандидат негуманистических наук, двукратный обладатель Шмукеровской премии в области разбирания стихов на запчасти и поиска скрытых смыслов, автор таких известных работ, как «Не всё то стих, что записано в столбик», «Читабельность + операбельность = всё может быть», «Постмодернистическая сущность стихотворного бытия», «Эволюция стилей и методов стихописания в историческом разрезе» «Ты жива ль ещё, моя старушка или Есть ли место поэзии в современном мире», идейный вдохновитель движения «Даёшь чтение вслух!» и… чего-то тут ещё накарябано мелким ужасным почерком… Короче, Фемистокл Абдурахманович Джао-Сёгунеронский! И прямо сейчас наш многонеуважаемый гость, проведёт мастер-класс и продемонстрирует свои методы борьбы с нестихами на примере вот этого, с позволения сказать «произведения». Фемистокл Абдурахманович, прошу!
– Здравствуйте! Перед тем как разобраться с данным примером, следует сделать несколько общих замечаний. Начнём, пожалуй, с самого начала, то есть с прочтения.
1. Прочтение первое – привычное, про себя, на приемлемой скорости (при этом нелишним будет упомянуть о настраивании на прочтение стихов вообще). Результатом первого (ознакомительного) прочтения может быть:
а) положительное впечатление (см. пункт 2а);
б) негативное впечатление (см. пункт 2б);
в) никакого впечатления, не зацепило, прошло мимо – в данном случае стих следует просто отложить. Возможно, вы к нему никогда не вернётесь и не вспомните, даже если встретите снова. Возможно, вы к нему когда-нибудь вернётесь, например, при смене эмоционально-чувственного настроя, в этом случае – возвращение к пункту 1.
2. Вторичное прочтение – лучше всего вслух, потому что стих надо услышать в буквально смысле этого слова. В зависимости от произведённого стихом первого впечатления (см. пункт 1), вторично читаться он будет:
а) для удовольствия – неторопливое, более вдумчивое, с выделением и даже повторением особенно понравившихся слов и выражений (в дальнейшем возможны третье, десятое… двадцать восьмое с перспективами заучивания наизусть и декламации);
б) для критического разбора – не менее внимательное и вдумчивое чтение; иногда именно выяснение того, что не понравилось и почему не понравилось, может дать ключ к другому прочтению.
Не стоит также забывать, что и понравившимся, интересным стихам может понадобиться критический взгляд со стороны. Конечно, это не означает, что он тут же безоговорочно примет ваши правки и учтёт все замечания в этом же стихе. Но он будет прислушиваться и учитывать, если не захочет тупо топтаться на одном и том же месте. Это будет означать, что поэт готов расти над собой. Что он готов к выходу на новую, ещё не знакомую орбиту.
Следующее, что стоит уточнить, это критерии оценки, да-да, именно так, стиха. В своих работах я намеренно не заостряю внимание на размере, силлабо-тонике и чередовании рифм, потому как всё это уже сто раз описано и не стоит большого труда заглянуть в учебник и словарь, чтобы что-то исправить. Нашей главной задачей является определение художественной ценности произведения. Да, это совсем не просто. Да, требуются знания, начитанность, стремление к совершенству, стремление развивать и улучшать свой вкус. Только так приходишь к пониманию художественности вообще и видишь её в конкретных предметах и явлениях. Итак, переходим непосредственно к нашему примеру.
Бредятина раз (Романсяка)
Укрой меня от мук нещадной совести
и не предай на растерзание тоске!
О, если б было можно – только с кем? –
мне разделить удел сей горестный!
Меж нами не было и тени, но жестоко
меня моя гордыня погубила…
Но я к тебе – единственной и милой –
мечтал бы возвратиться, как к истокам.
Ни взором, ни речами не коснусь
сокрытых ото всех твоих сомнений,
но лишь позволь мне преклонить колени
пред светом, что развеивает грусть.
И я сожгу поблёклых писем груду,
смахну с души усталой паутину,
не возжелаю боле, не отрину
того, что есть. Но и былое помнить буду.
Хм, да уж… Что могу сказать – это практически идеальный для «убивания» стих, чем мы и займёмся.
Итак первое общее впечатление. Всё, что мы можем здесь увидеть/услышать – набор бессмысленных причитаний: у лирического героя что-то где-то когда-то было, но он от этого отказался, а теперь хочет вернуть… В житейском смысле, наверное, очень, очень часто встречающаяся ситуация, но нужно ли в стихе простое описание некой ситуации? Разумеется, нет! Стиху всегда нужна эмоционально-чувственная составляющая той самой ситуации – это отправная точка стиха, это то, что создаёт в целом его настроение. В этом произведении нет не только сюжета, события, описания, пейзажа, но и настроения, эмоционального движения, размышления – здесь вообще ничего нет!
Итак, о чём же этот стих?? О быстро развивающемся маниакально-депрессивном психозе на почве классических житейских неурядиц? Вполне возможно. Или это своеобразный модифицированный «плач Орфея по Эвридике»? Можно настроить очень много предположений и не найти подходящего. Мы не можем представить себе хоть какую-нибудь картину, потому как никаких картин в этом наборчике слов просто нет. Даже если стих, что называется, бессюжетный, то «картина» должна прорисовываться эмоциональными узлами, поддерживаться сквозной мыслью, образам – повторяющимися, трансформирующимися, ускользающими и т.д., оформляться пусть даже в самую элементарную, но – композицию. Стих или «картина» – это одно целое, в раздробленном состоянии оно жить не может. Здесь же никакой образной цепочки нет и в помине, более того – здесь вообще нет никаких образов! Разве что «поблёклых писем груда», пожалуй, – это можно назвать более или менее образом, хотя над словосочетанием «поблёклые письма» можно зависнуть надолго. Ну, а к завершающей строфе мы ещё вернёмся чуть позже.
Теперь немного о стиле. Не знаю, конечно, в каком веке и в какой географической точке, равно удалённой от всех достижений цивилизации, застрял автор сего произведения, но вот современный читатель, живущий, как ни странно, в двадцать первом веке, вряд ли захочет постоянно спотыкаться об эти «пред», «меж», «отрину»… Для чего была выбрана такая странная манера изложения – непонятно. Конечно, есть авторы, которые специализируются на стилизациях, есть авторы, которые всегда придерживаются единожды выбранного стиля, допустим, того же архаичного. Но что делают эти страшные слова здесь?! Они не создают атмосферу, не очерчивают образы – они не делают ничего, кроме как мешают читателю продираться сквозь эти дебри к сути стиха. Да, кстати, здесь обязательно должно было находиться слово "лицезреть", но его почему-то не взяли... Странно...
Итак, общее впечатление. Что мы видим? Если ставить вопрос точнее, то он должен звучать так: «Видим ли мы здесь что-нибудь вообще?». Ответ будет отрицательным. Потому что данное произведение, претендующее на звание художественного, на самом деле представляет собой набор стандартных фраз, произносимых не совсем определённым лицом в стандартной ситуации. По форме это, видимо, должно было представлять из себя нечто вроде монолога Ленского или хотя бы мистера Дарси, но… сами видите – разбег был крайне неудачным, попытка не засчитывается.
Как я уже отмечал, обычно я не заостряю внимание на технической стороне стихотворения в классическом ракурсе. Но здесь нельзя не отметить, что усилия автора, направленные на избежание простых грамматических рифм (т.е. любимых нами глагольных окончаний, одинаковых по форме существительных) привели к весьма плачевному результату. Начиная с первых строк, рифмы, которые должны были претендовать на оригинальность, просто заставляют выпасть в осадок от такого странного представления об этой самой рифме: «совести – горестный», «тоске – с кем» и т.д. Куда прикажете девать читателю «лишние» согласные звуки в окончаниях?! Вот насколько актуальным в данном контексте становится именно чтение вслух! Только чтение вслух даёт полное представление о качестве стиха, о его словесной «музыкальности». Только чтение вслух позволяет нам услышать в буквальном смысле мельчайшие смысловые и эмоциональные нюансы сти…
– Эхм… Фемистокл Абдурахманович!..
– …Чтение вслух – вот что может быть залогом чистоты и красоты современного поэтического языка! Только чте…
– Фемистокл Абдурахманович!!!
– А… Извините, увлёкся… Вернёмся к нашим рифмам, то есть к тому, что претендует на это звание. Если относительно метрической структуры стих ещё можно как-то прочитать, то стоит только однажды обратить внимание на рифму – как желание читать пропадает вообще. Более-менее приемлемо звучит последняя строфа: «груду – буду», «паутину – отрину». Но, во-первых, строф четыре, и не всякая птица… а уж тем более, вечно занятой читатель… А во-вторых, красота и смысловая оправданность этих сочетаний весьма сомнительна.
Кроме того, вряд ли мы не заметим, что инверсация внутри строк да ещё и вместе с дроблением фразы по разным строкам делает чтение этого «стиха» просто невозможным. Спрашивается: какого фига этот, простите, автор вообще использует стихотворную форму записи, если он не может пользоваться ей как положено?! В конце-то концов надо уже понять, что такая форма записи используется для обострения ощущений и восприятия, для более глубокого проникновения в ум и сердце!.. Можно уже хоть немного понимать, что просто записать все в столбцы нево… Что?!! А… Прошу прощения… Где я остановился?
Так, посмотрим повнимательнее на качественные характеристики этого «стиха», в частности на его лексическое наполнение. 1-ая строчка: «Укрой меня от мук нещадной совести…» – мы, конечно, поймём, что в данном контексте слово «укрой» означает то же самой, что «спрячь». Но вот как можно просить кого-то спрятать тебя от мук твоей же совести??? Непонятно… Далее: «О, если б было можно – только с кем? – // мне разделить удел сей горестный!» Какой горестный удел? Муки совести? Как можно их делить с кем-то ещё, если у каждого они вообще-то свои (у кого есть эта вещь, конечно). Фраза не просто непонятна, она ставит в тупик и побуждает бросить чтение уже на первой строфе, а их – четыре! Но нет никакого смысла разбирать следующие строфы, потому как все они примерно одинаковы по форме и по отсутствию содержания. Из этого безрадостного ряда немного выбивается последняя строфа, но это только благодаря чуть более удачной, хотя и не оригинальной рифме. А ведь последние строки в любом тексте всегда – самые важные… Но автор, по всей видимости, так не считает. Единственным верным решением автора было выбранное название, потому как – бредятина и есть, хотя самоирония – очень полезное и ценимое мной качество.
Об этом так называемом «произведении» я больше говорить не собираюсь, чтобы не тратить попусту ни своё, ни ваше время.
– Э-э… А… Фемистокл Абдурахманович, так подведите же какой-нибудь итог относительно данного текста, сделайте ещё одно усилие. Вынесите, пожалуйста, ему «приговор».
– Конечно! Итог вполне ясен, по-моему: стих – бессодержательная, безыдейная, безэмоциональная бредятина, в соответствии с заголовком… Да что я говорю – стих?! Нестих. Вердикт – уничтожить и запретить появляться где бы то ни было.
– Благодарю вас, Фемистокл Абдурахманович, за такую подробную почти инструкцию по уничтожению нестихов! Благодарим вас, уважаемая аудитория, за внимание! Ждём вас на следующей лекции! Всего доброго!