***
Я не лишусь тебя, благословенный дар
Ни в старости глухой, ни в зрелости угрюмой,
Так помнит шквал корабль в объятиях песка
Сдавившего борта и влившегося в трюмы.
Так помнит женщина любви тяжелый плод.
Так помним мы друзей, ушедших без возврата.
И вам за гранью сна мой искаженный рот
Нашепчет музыку, рожденную когда-то.
Я не лишусь тебя! Пусть горечь неудач
Не кажется судьбы докучливым изъяном,
И станет каждый миг торжественным и странным,
Когда возникнет стих тревожен и горяч.
30.06.80
1.ОРФЕЙ
***
Ты струны перебираешь,
и мстят тебе струны болью,
как мстят мне слова за правду,
как ветер мстит за неволю.
Ты струны перебираешь,
так струи река ласкает,
так воздух проносит птицу
и бережно опускает.
Но плачут от ласки струны...
О! Как бы хотел я плакать
под ласковыми руками,
и петь и плакать от счастья.
Но воет ветер над нами,
но гонится ветра стая
за сердцем моим,
за словами, которые мы скрываем.
И ты, подчиняясь ритму
погони или побега,
прошепчешь:
- Прости, любимый
за то, что мало любила;
за то, что травой росистой
лицо твое не обмыла.
А ветер скалит ухмылку
афиш, наклеенных косо,
и брызги света вплетает
в свои разъятые космы.
И низко лики склоняя,
раздумья отбросив, как ересь,
фонари-чернецы стояли
на преображенье надеясь.
Но мне - рабу,
и тебе - рабыне
даже образ Христа не подарит рассвет.
Где глаза мои?
Где !?
... Я безумен, Россия !
Мне, как ветру ночному, пристанища нет.
***
Орфей ты плачешь. Ночь спустилась,
как голубь на твое плечо.
Печальный облик Эвридики
еще в сознанье не включен.
Еще ты можешь быть счастливым,
но вяло никнет голова -
твоя душа, как рот зажатый,
не в силах выдохнуть слова.
Слова о воле дерзновенной,
знать приучили с юных дней
чтить подлецов первостепенных,
за казнь приветить палачей.
И пусто, пусто, пусто сердцу
в тисках глухого бытия,
где кровь по жилам не струится,
а проползает как змея,
где день и ночь так ярко светит
надежд не сбывшихся звезда,
и где гранитным амулетом
замкнуты небо и вода.
***
Я вижу, вижу путь надежды.
Еще не все цветы измяты,
еще глаза детей крылаты
и стройны сосны золотые.
Еще способен удивляться
нетленной красоте природы
ум человека, и смеяться
еще один из ста способен.
И ты, любовь - прекрасное сиянье
души, рассеченной мечом железным века,
как хлеб, разломленный рукой любви
прекрасна, и словно хлеб насущный
совершенна.
Но научиться искренности трудно.
Взрослеем мы и опадают крылья,
и может статься, любящие руки
опустятся устало и бессильно.
2.ОРФЕЙ и ЭВРИДИКА
***
Я измучен, я потерян,
но не плачьте.
Не роняйте слез деревья золотые.
Мимо осени проносят птичьи стаи
образа не позабытые любимой.
Чем отметим увяданье, чем ответим
на застывшее изящество разлуки...
Осень смотрит потемневшими глазами
на ветвей, в мольбе, заломленные руки.
Бедный Йорик! Я войду в гудящий череп
этих улиц - проституток и пропоиц,
будет медленно мерцать над головою
ореол, боясь меня побеспокоить.
Будет в пламени душа сгорать не плавясь,
будут плети укоризны и укоров,
будут будут еще траурные платья
провожать меня к забвенью и покою.
А сейчас, не окрещен и не заласкан,
никому в своих исканьях не поручен,
буду петь и уготованная чаша
может нас с тобой, любимая, минует.
***
Мой милый! Нежность моя не имеет границ.
Она, как крылья птицам - лететь на заре.
Но разве может свеча гореть на дворе,
где ветер и дождь, и снег... и нету плаща.
Ты знаешь - крыша рухнет, не стань опорой стена.
И ветви ветру подвластны - коль нету ствола.
Так тихо стало... Моя облетела любовь.
И я не твоя! Уже не твоя. Не твоя.
***
Выстоится, выструится,
выльется как пыль с лица.
Ох, не заплачу!
Ах, не запою.
С колокольни колокол колдыхал незряче,
как у нас с тобою сердце на краю.
На краю любви,
лица,
ладоней...
Как все это просто:
- Буду не твоей!
Будто позабыли в печку бросить хвороста,
или напоить измотанных коней.
***
Что ты! Оглянись...
Я не одна, поверь мне.
Будет жизни ток как сок лозы тугой.
Заблудилась я на полдороги к смерти,
ты меня не жди, далекий и родной.
Как себя избыть,
как выпить эту чашу...
Как тебе помочь?
- Нелепая игра...
По слогам всю жизнь слагала я удачу,
но удачи нет, тебе я не лгала.
***
Неужели этот мир не мир, а пропасть.
А цветы,... а запах сена и малины!
Помоги мне! Задыхаюсь. Помоги мне.
Ты же видишь, я несчастный и невинный.
Ты сильна - ты знаешь сроки и законы.
Не умом, так предсказанием и чувством.
Объясни, зачем как пьяница тянусь я
к этим строкам, предначертанным искусством.
То, чем был, ни мне не стать, и не другому.
Вышла сила из стихов, куда - не знаю.
Помоги мне. Помоги мне, дорогая,
мы ведь так уже давно с тобой знакомы.
***
Что сказать тебе, любимый, что ответить...
Если ветер ветви осенью ломает,
значит отжили отпели эти ветви,
отцвели они росою и цветами.
Если сердце зачерствело словно корка,
если ночи все твои безлунны стали,
значит надо перестать молится песням,
значит надо перестать болеть стихами.
Но очнись! Возьми мое на память сердце.
Пусть оно тебе нашепчет вечерами
о земле, с трудом распаханной для хлеба,
о весне с ее зелеными холмами.
***
Ты лгала мне, ты лгала мне...
знаю, знаю - что не лгут лишь замарашки и тупицы.
Ты ж лугами, опьянев от медуницы,
без меня к чему-то доброму шагала.
Это ложь, что я неправеден и горек.
Что ж полыни не цвести, не пахнуть пряно !
Как мне хочется и ласки и покоя,
только ветер дует в душу непрестанно.
Проведи меня лугами голубыми,
подведи к словам прозрачно родниковым.
Нет тебя. И опускаются туманы.
Опускаются туманы как оковы.
***
Мой любимый! Май в дыму деревьев,
чад черёмухи и соловьиной муки.
Если мы друг другу не поверим,
разойдутся судьбы круг за кругом.
Пусть судьба свершает ход свой строго,
пусть не будет вечного покоя,
вслушайся – во мне звенят цикады,
как в ветвях, обугленных от зноя.
Не пришедший день меня не манит. Не томит
вечерняя прохлада. Чьей стрелой мой ясный
сокол ранен!? Чья рука её поила ядом…
Я обмою рану чистотелом, я тебя укрою
плащаницей. Я от Бога слёз своих не скрою,
за тебя не стыдно мне молиться.
3. В ЦАРСТВЕ ТЕНЕЙ
***
Как смешно, все что с нами случилось.
Как все странно, что нам суждено.
Жизнь и смерть - карусель, и на цепи
крутит Землю смотритель хмельной.
Долог путь, бесконечно познанье...
Горний воздух разрежен и сух,
лишь пастушьей трубы завыванье
здесь тревожит истерзанный слух.
Там в долине...
Не надо обмана !
Не уйти нам от тягостных пут.
Труден путь обоюдных признаний,
счет растраченных даром минут.
В этот путь я готов, но печалью
переполнено сердце мое.
А на горные цепи прощально
солнце алые всполохи льет.
***
Я бреду наугад среди дней и ночей,
и уводит тоннель их в заученность мифа.
Оглянись, Эвридика!
Ты знаешь теперь, что любовь
только тяжкая ноша Сизифа.
Только тяжкая ноша...
Застыть бы столпом
соляным,
что б отбросить ненужную душу.
Оглянись, Эвридика !
Но также бредем, не умея создать
и не в силах разрушить.
И не в силах разрушить!
Сквозь ватную топь,
где и крик захлебнется отравой тумана,
мы бредем сознавая, что там - впереди
бутафорского рая зловонная яма.
***
Здесь ложь цветет и курят фимиам.
Слепой ведет, а зрячие не видят.
Здесь тот чужой, кто рабство ненавидит,
угодное холопам и ворам.
Здесь грязь кругом и смрад немытых тел.
И пьяный бред пустого суесловья.
Здесь правит спесь плебейского сословья,
а мудрый устраняется от дел.
Здесь все вверх дном, и на вершине дна
сидит маразм раздувшийся как жаба.
Здесь истина и тленна и пьяна,
и ветрена как уличная баба.
***
Пусть я мертв и с мертвою любовью
подойду к затворенным дверям.
Будет ветер плакать на подворье
и молиться светлым небесам.
Боль пройдет... Пытаясь улыбнуться,
страж и старец строги у дверей,
сердце робко тянется коснуться
связки тускло блещущих ключей.
Что скажу, любимая! Что вспомню...
Что отвечу? Бедная душа!
Проклял я дарованную вечность
спотыкаясь, мучаясь, греша.
Проклял я, но было сердцу больно.
Ведь не я же выдумал любовь!
Нас простят. Уже скрипит в обойме
ржавчиной изъеденный засов.
***
Что за слухи о том, что тебя выводили
из загробного мира в мир песен и льна,
где весна свои полные ведра разлила
от неяркого нашего солнца пьяна.
Что за слухи. Когда каждой жилкой своею,
каждым вздохом своим я обязан тебе.
Опадая листом в лабиринтах бессилья,
забывая о счастье, любви, тишине.
Пребывая в аду раздвоенного мира,
где неправда и правда свивают кольцо,
в чьих руках, чьих коленях мой гений спесивый
прятал мятое плачем и прозой лицо...
Кто мне в руки вложил эту звонкую лиру!
Кто страданьем очистил ее ото лжи?
Если Муза и Бог! То откуда их сила
в этом маленьком сердце.
Откуда! Скажи.
4.ИСХОД
***
У стен, чьи каменные своды
сочатся влагой ледяной,
счастливый звучный дар природы,
ты снова - музыка со мной.
В тебе одной мое призванье
и смерть не властна над душой
покуда струн твоих звучанье
ее касается волной.
Покуда власти не приемля,
глаголом полнится душа.
И светлых слов гекзаметр древний
она читает не спеша.
***
Пусть я брошен тобой,
Пусть твой профиль расколот на части,
Эвридика!
Бег твой легкий сквозь ветви веков и сквозь чащи
прекрасен как сон,
Эвридика, звучащий...
Сон - поющий любовь.
Сон - поющий отчаянье страсти.
Сон ли, звон колокольни
средь русской ровнины стоящей...
От Эллады до нас бесконечны, как эпос, пустые платформы,
и билета без визы на выезд и въезд - не оформить.
Но с котомкой в которой душа, пара строк и пустая бравада
я бреду за тобой, я бреду, возвращаясь на волю из Ада.
***
Ах, прошедшее, ты нам не даришь счастья.
Ты не даришь тишины душе оглохшей.
Но как сполохи грозы во мгле вечерней
боль моя, печаль моя в тебе подробней.
Я прошла по кромке полого сознанья,
я замкнула круг страстей твоих и муки,
стопы нежные каменьями изранив,
изорвав в кустах и грудь свою и руки.
Как молилась я, чтоб путь мой стал короче.
Как смотрела в образа твои, мой Боже!
Но от этого не стала ниже круча,
и подъем к тебе не стал ничуть положе.
И теперь, теперь осталось все, как прежде.
Только меньше и надежд, и сил, и воли...
Ах, прошедшее, зачем ты подарило
мне так много и отчаянья и боли!
***
Так молиться никто не умеет,
но грешим, чтобы верить в себя.
Чтобы жизнь как палитру Ван-Гога
опалило безумье огня.
Так молиться... Но кто нам поверит!
Пролистав дневники наших душ,
подсмотрев сквозь разбитые двери
сонмы гноем пропитанных туш.
Сонмы теней... Их место за Стиксом.
Нам ли старые листья жалеть.
Будет мрамором утра отмыта
наших судеб измятая жесть.
Снова станешь певучей струною,
неразлучна со мной на века...
Ляжешь нитью до боли знакомой
на натертое тело колка.
Пусть не знали мы в жизни покоя.
Смерть минует, и молча вдвоем
там, за мутной границей прибоя,
мир и вечность в себе обретем.
***
Были колдуньи,
костры и
мадонны.
Не было только ада безмолвья, где не звучат
голоса. И у Данте
в круге девятом
свободней. Свободней!!!
Знаю - осудят потомки безмолвье
нашего века
пустого.
Если б могла я с души твоей звонкой
сбить безвременья оковы.
Если б могла я твой голос охрипший
людям отдать - пусть смеются и плачут.
Кто нам заплатит за наше безмолвье.
Кто нам заплатит!
Были мадонны,
святые,
младенцы...
Может они и тебя осуждают!?
Что они знают о наших застенках,
где тишиной и молчаньем пытают.
Пусть.
Я недаром вернулась оттуда, где только
тени. Возьми свою лиру.
Пой, мой любимый, и мрака не будет.
Пой, мой любимый
февраль 1981.