В тумане дней, в классическом дыму
величие лирического слога
обязано рожденьем не уму,
но истинной чувствительности Бога.
Он плачет, не за нас, не против нас,
но так поэт над собственным твореньем
порою содрогнется с сожаленьем,
и слезы, слезы катятся из глаз.
В его огромной комнате камин
хватает жадным пламенем листочки,
и рукопись охваченная им
лишаясь пресловутой оболочки
выходит белым дымом из трубы
бескрайние окуривая дали.
Там, нет земли для ангела печали!
Но есть простор для ангела судьбы!
Наш пепел – продолжение пространства!
Спадет повязка с наших блеклых глаз.
Не свойственно земному распадаться,
но перевоплощаться в самый раз.
Порой мне кажется в дыму, в оковах смога,
что я, не разобравшись до конца,
в чертах сто лет знакомого лица
внимательно разглядываю Бога.