Короткая жизнь наших предков
Немногие доживали до тридцати.
Старость была привилегией камней и деревьев.
Детство продолжалось столько же, что и у волчат.
Следовало спешить, успевать жить,
пока солнце зайдет,
пока первый снег падет.
Тринадцатилетние родильницы детей,
четырехлетние разведчики птичьих гнезд в камышах,
двадцатилетние егери-охотники –
только что их еще не было, уже их нет.
Концы бесконечности срастались быстро.
Ведьмы жевали проклятья
всеми еще зубами молодости.
На глазах отца мужал сын.
Под приглядом деда внук родился.
А впрочем, не считали своих лет.
Считали сети, горшки, шалаши, топоры.
Время, такое щедрое для всякой звезды на небе,
протягивало к ним руку, почти пустую,
и быстро прятало ее, как будто ему было жалко.
Еще шаг, еще два
вдоль сверкающей реки,
что из тьмы вытекает и во тьме исчезает.
Не было ни минуты на потери,
ни вопросов - на откладывание и позднее объявление,
из-за того, что не были своевременно рассмотрены.
Мудрость не могла дожидаться седых волос.
Должна была видеть ясно, прежде чем станет ясно,
И всякий голос услышать, прежде чем он раздастся.
Добро и зло –
знали о них мало, но всё:
когда зло ликует, добро таится;
когда добро возникает, зло ждет в укрытии.
ни одно, ни другое нельзя победить,
ни удалить бесповоротно.
Поэтому, если радость, то с примесью тревоги,
если отчаяние, то никогда без тихой надежды.
Жизнь, пусть и долгая, всегда будет короткой.
Слишком короткой, чтоб к этому что-то добавить.