Рвусь с тоскою щемящей я в час неурочный в дорогу,
Что ведет сквозь сугробы, метели в заснеженный сад.
Только страх и сомненья меня не пускают с порога
Из тепла и уюта, и я возвращаюсь назад.
О, мой Ангел-Хранитель, не ты ли меня опекаешь –
Не даешь мне безумству отдаться, а, значит, и злу?
А, быть может напротив, ты в эту дорогу толкаешь,
Ну а темные силы меня приковали к теплу,
Где душа, разлагаясь, калечит усталое тело,
Где последние годы мгновеньем одним пронеслись,
И уже не могу я, как прежде, бездумно и смело
Из уюта постыдного броситься в самую жизнь.
О, мой Ангел-Хранитель, я понял, поверь мне, я понял,
Что дорога до сада зимою как раз для меня…
Только тело от мысли такой уже ноет и стонет,
И кричит каждой клеткой замерзшей: «Огня мне, огня!»
Все же я пересилил себя, и собрался в дорогу,
Что ведет сквозь сугробы, метели в заснеженный сад.
Но мой Ангел-Хранитель меня не пускает с порога
Из тепла и уюта. И я возвращаюсь назад.
Пребываю в сомнении: где ж настоящий Хранитель?
Он играет со мною? А, может, дает мне понять,
Что достоин опеки Всевышнего лишь победитель,
Непривыкший судьбе на проблемы и годы пенять.
И я снова иду, и в метель окунаюсь, как в прорубь,
И дорога змеится, и силы хватает вполне.
На плечо мне садится откуда-то взявшийся голубь,
А заснеженный сад протянул свои руки ко мне.