Он жил один. Был тощ и нездоров,
надсадно кашлял дымом самокрутки,
но на деревне, в сотни две дворов,
был первый балагур и прибаутник.
И с нами, "конопатыми", шутил.
Меня забавно называл пацанкой,
а если выпадало по пути –
подсаживал верхом на Атаманку.
И с высоты пастушьего седла
смотрела я, счастливая малявка,
как покататься очередь росла –
бежали следом Колька, Мишка, Славка...
Он был один у нас – наш общий дед,
у сельской ребятни шестидесятых,
чьи деды из военных давних лет
смотрели с фото под божницей в хатах.
Свистульки вырезал нам из ольхи,
сбивал ходули каждому по росту,
воробушка, что выпал со стрехи,
он возвращал в гнездо – легко и просто.
Запомнилась шершавая ладонь –
он гладил нас по встрёпанным макушкам,
и тяжкий вздох, как приглушённый стон:
"Бездедовщина... Эх, едрит на мушку!"
Но раз в году, когда фронтовики
победным майским днём при всём параде
шли в сельский клуб, сидел он у реки,
потом надолго запирался в хате.
Все знали: на войне он был в плену,
а после "искупал вину" в ГУЛаге.
Вернулся – не застал в живых жену,
лишь дом пустой тулился у оврага.
И умер он в одну из годовщин
им так и не заслуженной Победы.
Не дотянул всего лишь год один
до весточки, мотавшейся по следу,
что орден боевой ещё с войны
Героя поджидал в архивах где-то.
И нет ничьей, как водится, вины...
и человека...
Человека – нету.
Эти стихи в авторском исполнении: https://youtu.be/kFRFjh5fuFA