Не странно ли, но полдень снова жаркий.
Шум наждака и влаги – могут кроны.
И на скамейке в престарелом парке –
Огонь и череда теней зелёных.
Мир кубистичен. Склонна повесть к прозе.
Скалистый грифель заглушает шорох,
Чертя цветок на крупной целлюлозе
В напалме света. В проволочной розе
Взор полутрезвый различает профиль,
Фигуру жизни. Брошено на воздух,
рассеяно в воде, что было можно
назвать...
И стыдно мне за то, что так тщедушно
Заведомое чувство человечье,
Что после только каверзно и скучно,
И память мёртвая
Изящной пахнет речью.