– Кстати, а какое у вас образование?
Мы сидели на кушетке и только что беседовали об оздоровлении моего безнадёжного организма. Беседовал в основном я, извлекая из памяти бесконечные подробности, накопленные за долгие годы чтения бабушкиных календарей.
Календари были исключительно на темы здоровья и всегда отрывные, но моя бабушка за всю жизнь не оторвала ни одного листочка, а лишь тщательно их прочитывала и хранила на книжной полке, будто собрание собственных сочинений.
Календарей было много, поэтому я мог бы долго развивать темы болезней и здоровья, но ветрянки или юношеских угрей у меня не было, а поднимать эти проблемы вне контекста мне казалось неудобным. Разговор стал безнадёжно угасать. Вот тут-то и прозвучал этот коварный вопрос:
– А какое у вас образование?
Ужасно неприятное слово, когда примеряешь его к себе. Я понимаю про гранит или диабаз, мол, образовался в каком-нибудь палеолите. Образование горной породы – это солидно. Или, например, лампадка коптит под образами – тоже вполне благостно...
Но думая про своё образование, я не могу избавиться от мысли о какой-то образине. Видимо, опасаясь, что образина эта мне самому и принадлежит.
Чёрные брови Анечки (да, кстати, её звали Анной) приподнялись в недоуменном ожидании. Придумывать ответ было уже явно некогда и пришлось рубить правду:
– По образованию я троечник... Вот.
Брови моей собеседницы совсем исчезли под чёлкой:
– Вы плохо учились? Но это ведь ни о чём не говорит!
– Учился я, к сожалению, прекрасно. Потому, наверное, и приглянулся своему будущему научному руководителю. Последнюю курсовую он мне дал ещё по-божески – "Пиковая дама", широко и с размахом... Диплом был поконкретней: "Роль карточного расклада в судьбе Германна"... В аспирантуре нас было четверо, и каждому для кандидатской досталось по карте. Я мечтал о тузе, всё же не так заурядно – карта-то не совпавшая! Увы, я был любимчиком, первым в списке... А Германн, как известно, даже в Обуховской больнице начинал свою бредовую череду с тройки...
Я замолчал почти в отчаянии. Полному отчаянию мешал тот факт, что этот монолог я произносил за последние годы не то сотый, не то двухсотый раз. К счастью, последнее Анечке было неведомо.
– Но ведь теперь всё позади! – наивная, она была полна жалости и оптимизма. – Теперь про "тройку" сказать больше нечего. Так и забудьте...
– К сожалению, Александр Сергеевич только для дамы явно назвал масть. Выяснить масть злополучной "тройки" – цель моей докторской.
– Запущенный случай! – Анюта, кажется, прониклась реализмом и стала мыслить профессиональными категориями. Вообще-то, давно пора: она ведь мой лечащий врач. Под ложечкой засосало, захотелось жалости и милосердия.
– Так что ваш покорный слуга является, как пел классик, "искусствоведом в штатском".
– Но классик так называл филеров КГБ!
М-да... Студенческая шутка, когда-то казавшаяся такой забавной, явно добавила мне симптоматики. И откуда она-то знает? Совсем ведь девчонкой была, когда КГБ не стало. Придётся признаваться.
– Да, я филер. И все мои однокурсники тоже. Мы закончили филфак, поэтому суффикс профессиональной принадлежности "-ер" с корнем "фил-" вполне уместен.
Надеюсь, она ещё помнит что такое суффикс и оценит мой тонкий юмор по достоинству.
– А мне кажется, в вашем случае, корню "фил-" суффикс "-фак" вполне подходит. – Анечка произнесла это с какой-то странной отрешённой улыбкой.
– Ну, так это не суффикс вовсе, а тоже корень!
Я уселся поудобней на своего конька:
– Видите ли, в этом слове произошло некоторое, не совсем корректное, смешение. Ведь "фил" есть основа греческая. Совершенно законная в таких конструкциях, как "филология", например. Но "факультет" – слово исконно латинское, поэтому часть его корня могла присоединиться к греческому только много позже и уже в русском языке...
Анюта смотрела на меня ясными серьёзными глазами, не перебивая. Но в первую же паузу, пока я наслаждался удачным логическим ходом, спокойно сказала:
– И всё же, я уверена: никакой путаницы нет. Потому что в вашем случае оба эти корня английские.
Дыхание моё сбилось секунд на десять, после чего, ещё столько же, я мог лишь хихикать. Наконец, речь вернулась ко мне:
– Ну, голубушка... обыграли... в четыре хода...
Я хотел, конечно, сказать про детский мат, но вовремя спохватился: с женщинами о возрасте шутить всегда опасно, а уж с такими, что вот так, мимоходом, откусывают всю руку, и особенно.
Собеседница, видимо, вполне насладилась моим жалким уползанием в скорлупу и первая нарушила молчание.
– Кажется, духовной пищей я сыта. Угадайте с трёх раз: чего хочет человек, заканчивающий трудовой день и, заметьте, с утра маковой росинки во рту не державший?
Да-а, безобразие... Совсем теряю форму!
– Анечка... Милая... Я ведь к чему весь этот разговор завёл... Хотел ненавязчиво выяснить, что вы предпочитаете: "Макдоналдс" или "Прагу"?
– Неужели выяснили? Я и сама не знаю.
– Уверен, суши-бар, что через дорогу, нас вполне устроит.
– Очень мудрое решение! Ведь пока мы доберёмся до "Праги", я, пожалуй, умру от голода.
– Что вы, доктор, умереть я вам не дам! Ну... разве только от нежности...
– Я старый солдат и не помню слов любви...
Кушетка вздохнула упруго, поверхность её стала быстро разглаживаться, и через пару минут в опустевшем кабинете уже ничто не напоминало о волшебстве...
апрель, 2003