Чёрные пасти смерти щерятся вместо окон,
Воздух, примерзший к небу, прячется от сирен.
Тем, кого в сорок первом впутал блокадный кокон,
Вряд ли страшнее ада их Ленинградский плен.
Чёрные шрамы улиц. Небо из белой стали
Плачет дождём снарядов, кровью бескровных тел…
Воздух учуяв мёртвый, птичьи умчались стаи,
Здесь замерзают души тех, кто не захотел.
Ритм метрономного сердца – смутная песня жизни,
Напоминает тактом: не-за-бы-вай-ды-щать…
Только бы привкус хлеба вспомнить… да хоть на Тризне!
Сколько в прикуску с ночью Веру свою жевать?
Сотня убитых суток. Сотня на каждом круге.
Вышло их ровно девять – страшных кругов Наверх.
Здесь не забыл бы Данте нежность к своей Подруге?
Не отыскал бы хуже, чем Люциферов грех?
Синее небо тает в детских глазах – слезами.
Солнце уже не может голую боль согреть.
Сын из объятий смерти просится тихо к маме…
К той, что никак не смеет первая умереть.
Скоро снаряд сорвётся, выплеснув искры с крыши,
Скроет от всех печалей блик ещё влажных глаз…
Может, из них хоть кто-то на Небесах услышит,
Как на земле «спасибо» кто-то шепнул из нас…