Светлой памяти старого фронтовика,
посвящается.
Нам –
только оттиск дней кровавых –
Потёртый китель старика;
Под ним – бездвижная рука,
На нём, звездою, Орден Славы...
- Все называли его дедом...
Он был и впрямь нам словно дед;
И мы, не знавшие побед,
С ним причащались к Дню Победы
Палёной водкою «Столичной»...
Вот только дальше –
ни о чём
Плелась беседа за столом
И жизнь общественную с личной
Вязал никчёмный разговор...
Но всякий раз, оставив вздор,
Мы пили за его здоровье;
А он, насмешку дерзких глаз,
Давил насупленною бровью,
С ухмылкой, вглядываясь в нас...
Да только вот усмешка эта
Была не здешней –
Суета
В ней не читалась...
Как примета
Не этих дней, она просветом,
Вела в далёкое – ТОГДА...
*
...Когда разрывы от снарядов
Разворотили небеса;
Когда гремучие гранаты
Срывали плоть и жгли глаза –
Среди животного смятенья,
Поправши боль и смертный страх,
С усмешкой дерзкой на губах,
Проснулось Самоотверженье...
И, приобщаясь к этой воле,
Солдаты призывали бой...
Война, страшившая дотоле,
Теперь, являлась им судьбой –
Нечеловеческая сила
Очеловечилась вполне
И самоё себя крушила,
Как-то положено войне,
Смывая кровью гниль сомненья,
Липучесть слов, нелепость фраз...
И только Самоотверженье
Определяло
всякий
час...
Радела смерть – ряды редели...
Но на остатках сил и тел –
На человеческом пределе
Они вступали за предел.
И там – за краем всех понятий,
На шаг, за гранью бытия,
Средь умертвляющих объятий,
Свершалось общностное «Я»
Оно взвилось кровавым стягом,
Как пламень из земных пород,
И, вдруг, пошло,
и шаг за шагом
Победный, набирало ход...
*
Мы, дети праздного цинизма
И прагматических основ,
Идеями патриотизма
И дефинициями слов,
Рисуем образность,
в которой,
Себе находим костыли...
И не понять нам –
как смогли
Когда-то сами стать опорой
И воплощением идей,
Те люди, для земли своей.
Поскольку Самоотверженье –
Суть, подвиг жертвенный и путь,
Идущего без рассужденья –
Не нам понять...
Не нам примкнуть
К пути верховного служенья;
Не нам же, выронившим знамя
Всемерной общности людской,
Теперь, с бесстыжими глазами,
Касаться вялою рукой
Его обугленного древка,
Свою опору, видя в нём –
Мы любим ВСЁ вчерашним днём,
Да эта «любость» - однодневка...
И в нашем сердце разорённом
Ничто подолгу не живёт –
Там нечем жить...
В том лоне сонном
Взаимоотчуждений лёд –
Там даже радость гнёзд не вьёт...
*
... Что ж видел там старик, когда-то,
С усмешкой, вглядываясь в нас?
Что мы ему? –
Душой солдата
Полмира обнимал, подчас!
Дед, будучи чистосердечен,
Имел тот истинный кураж,
Каким бывает обеспечен
Лишь только тот, кто Духом мечен
На подвиг –
не на антураж –
И, что читается в начале,
С обратной стороны медали,
Как героическая блажь.
С той же весёлою отвагой
Он принимал нелёгкий труд;
Когда народ, тяжёлой вагой
Свой город поднимал из пут
Послевоенного распадка –
Туда, включившись без остатка
Дед, уцелевшею рукой,
Взвалил себе на попеченье
Часть действа.
Строже, в части той,
Где шло тогда восстановленье
Путей трамвайного движенья...
Жизнь продолжалась,
длился бой...
*
Но горький день пришёл один...
Как помнится, зимы вначале...
В тот день и орден, и медали –
Всё пропил забулдыга – сын...
То посрамление седин
Глаза бы наши не видали...
Дед хрипло выдохнул:
«Плевать!» -
И, как отрезал резкой нотой,
Мол, боле не о чем болтать...
Но вдруг, задёргалась щека
И за ухмылкой старика
Ожило жалобное что-то... –
Страх...
и потерянность
во взгляде...
Уж не насмешка дерзких глаз
Но только просьба о пощаде
Упрямо вглядывалась в нас...
Мы растерялись по углам
И озираясь воровато,
Переживая этот срам,
Осознавали – виноваты...
Мы даже это не смогли –
Мы деда не уберегли,
Сгубили своего солдата...
И перед скорчившимся дедом,
Всяк опознал свою вину –
МЫ скомкали его Победу.
Мы ТАК закончили войну...
А дед скончался тем же годом...
Окончив жизнь без вранья,
Пошёл искать своих –
Он родом
Был из всеобщностного «Я».
P.S.
Всяк жизнью живёт своей.
Но та вина, тяжёлым гнётом –
На всех –
как оттиск прошлых дней.