В родных краях (углах) обилие пыли,
Новости скалятся зубцами почтовых марок,
Все грехи, что мы накопили,
Кинем в копилку и назовем Кораном.
Преступление существует с обнаружения следов, с обнаружения слежки,
С плохой жизненной поступи или поступка,
Преступник глядит на веру глазами грешника;
Грешник есть знаменатель преступника.
Помесь природы и веры. Облаков-ладана дым,
Да и роса, будто ряса,
Но преступлений нет, даже звери следы
Оставляют в тон своему окрасу.
***
Просторечие лишит вас псевдонима,
Да и зачем он? Кругом вода, и писать по ней – почерк будет волнистый,
Здесь убийство и роды – почти пантомима,
И многоточие глядит арией машиниста.
Просторечие исказит глаголы, (обидней – личные имена),
Миф сократит до сказки, реже – до были,
Скажет «первый» вместо «январь»,
Или кличку умножит до псевдонима.
***
Конкурс красоты берез. Обилие сережек и химической завивки,
Дорога для пешеходов цвета кем-то услышанной новости,
Герб этой страны напоминает вилку,
Между слона спокойствием и короля покорностью.
Обилие кругов на воде образует мишень,
Прочное счастье состоит из осколков посуды,
Послушайте! Ведь это кому-то надо – зажженный торшер,
Неплохая замена звезде, по сути.
Звон посуды, мечей, - в худшем случае колокола,
Грязно-снежный ком из вчерашней газеты,
И глаза так правдою исколоты,
Что сводит с ума перспектива зеркала.
Возвращение – плохая примета и даже плохая улика,
Или одно из условий задачи, реже – задача условия,
На 1/3 чувство ответственности, на 2/3 – ритма,
То из чего состоит любовь и история.
Возвращаясь пружиной старой,
В лучшем случае – бумерангом,
Ностальгия рискует пройти мимо замысла старта,
Где истина будет лишь вариантом правды.
Только картинам чувство рамок присуще, но в них,
Больше времени, чем в стрелках, или в календарях,
Тает тетрадный снег, но это не тот тайник,
Что скрывают тетради поля.
Рельс параллельность, наверно, Евклид,
Ими увлекся бы больше, чем знаком равенства,
Да и что есть смерть, если не вид
Ненавистного времени постоянства?
Разбивание посуды на счастье, как спорта вид,
Кружева памяти, разбитые кружки,
То ли богатыри, то ли алфавит,
В учебник войдут под портретом Пушкина.
Из растворимого кофе плохая гадалка,
Да и будущее из него не светлое,
Остатки веры (символ чего – огарки),
Из экономии сделаем знаком смерти,
Также, как время ее превратило в посредника.
***
ПИСЬМО ОДИССЕЮ
Ты в одном направлении, правда по разной поверхности,
А она – то туда, то сюда – подгоняема верностью,
Все это – признак смешения тавтологии с вечностью.
И лишь старость способна нарисовать
В кругу кандидатов в мужья мишень,
Сообщить о жизни, как о лучшем из всех поражений,
И понять что отсутствие собственное – это вектор для их сложения.
***
Все от дощечек до дверей
Здесь напоминает о деревьях,
Так вид сверху
Вспоминает о войне,
Так мысли о ступне
Тревожат муравейник,
Так флаг – беспристрастный свидетель войны,
(Ему все равно, с какой он стороны),
Так березы играют собственным профилем в домино,
Так млечный путь – это миф для коров.
***
Запишись в полк лучников Амура,
(Здесь лучше в полк убийц, чем в полк жертв),
Ибо убийство здесь – и то халтура,
Результат неправильного сложения.
В этом мире плохие свидетели: календари,
Пустота копилок и скрипка двери.
И иконы в уме перемножают лучи
На лики, плюс золото от порчи
И порчи имущества. И штор паранджа
Претендует на персональный жанр.
И для зимних узоров рамой есть рама окна,
Гость, принесший в подарок вам снег, говорит, что сейчас та пора,
Когда облака, видя сверху родной им, но однородный фон и узор,
Как бы удваивают ваш кругозор.
***
Математик, все делающий по формуле
(Умножавший на два противоположные стены),
Открыл формулу: «Количество чужой обуви,
Деленное надвое - сумма гостей.
***
Песочная пудра –
Маскарад берега.
Кузнечик, проснувшись однажды утром
Поймет, что он жертва листвы и денег.
Будет читать молитву
Не как пролог, как эпиграф.
**
Слышится джаз индустрии (чье основное достоинство—трубы),
Консерватор признает лишь карту округа.
Цыганка , чей основной способ заработка – немытые руки,
Ныне пророчит погоду. Пророк на историка смотрит гордо.
Дождь, пополнив копилку луж,
Уходит, будто бы чей-то муж
С мыслью «Кому я здесь нуж…».
**
Болтливая муза доводит до Киева,
У театра всегда пару актов в активе,
А здесь – все что мимо, то пантомима.
Некуда денег девать толпе освиставшей артиста,
Знак «плюс» не любит атеиста
Здесь символ визита есть рань или виза.
Здесь уголь – свидетель черни, или в сердцах пожара,
Здесь у оврагов – все признаки жанра.
Гранит науки остается здесь на завтрак,
Серебро снега с карманов выбросить жалко.
**
Точно так, как одетым нарядно
Выходить неуютно в дождя симфонию,
Неуютно сидя под яблоней,
Рассуждать о Ньютоне.
**
Плох тот работник, что не мечтает хотя бы замом,
Зима нуждается в снегозайме
Огород есть пособник базара.
Зимний дворец скоро будет заснеженный.
Дефицит геометрии в комнатах смежных.
Неприступность порога, чей признак первейший-
Вежливость.
**
Клубок змей выведет из террариума, Ариадна,
Туда, где листва на асфальте, то ль руки, то ль разноцветные пятна,
Где сын садовника в учебнике
Ищет «Вишневый сад» А.П.Чехова.
Где хаотичный кочевник
По географии пишет учебник.
След, как преступник, заметает дворник-сторож,
И он заметил:
«Листва лежит у ног прохожих,
В больнице – ветер».
**
Дождь – это мелочь, брошенная ангелами за их грехи,
Старую пыль сдадим в тряпок архив,
И фраза «Здесь скучно всем, кто мне скучен»
Будет тавтологией, как листва, или тучи.
Да и храм неустойчив, и относительна вера,
И все двери открыты (это благо для экстраверта),
Эвредика распродает все вещи Орфея,
И дороже всего – музыкальные инструменты.
Так не вожди времени – старые календари,
И пробелы в каре березы.
Пространство оставляет мало шансов толпе
На кардинальные метаморфозы.
**
Путнику легче всего объяснятся глаголами,
Монарх взялся за ум, опасаясь за голову,
В той стране, где лишь бред и колодец – полные.
Точно шторой – вид, сокрыт товар упаковкой,
Дух – точно житель страны Духовка,
Где ведьма не платит за парковку,
Где «Горизонталь» - кино о покойниках.
Лишь б не спутать дар Божий с выеденным яйцом,
Святого отца – с семейства отцом,
Разница в них – в два «па», как говорит танцор.
**
Мечтатель уже не верит в схожесть
Линии жизни и горизонта в размерах,
По вечерам прохожие
Путаются в смыслах слова «проспект».
На старом пальто – снега проседь,
От английских «игл» орел путает мысли, как времена года,
Полосы, полосатые осы
Подражают пластике самолета.
**
ОТКРЫТКА С ВОСТОКА
Вокруг меня два "арх" - архитектор и архиепископ,
Орда комаров, оставшись с носом, боится и пискнуть.
Вокруг кресла и кресты -
Тиран и его жертвы,
Впрочем, я тоже - жертва сложения.
Вокруг меня мосты (их радость - вид на речку),
Здесь устья-языки и мало родной речи.
Рассказывать здесь, в общем, можно столько…
О реках, как и каналах водосточных…
Проще тебе открыть форточку, и это будет открытка с Востока,
Ибо ветер, что в комнату - будет восточный.
***
Там, где раньше был бар - ныне - пар слухов,
О новой постройке и о наличии спиртного…
И на земле здесь так сухо,
Что следы не помнят о четкости, и ничего плохого.
Чернозем цвета ночи и пристрастие днем стекла к докладу -
Вид, не снившийся фотоаппарату.
Пытаясь хоть что-то собой подытожить
В эти цены и Солнце вечернее,
Цифра "4", что с парусом очень схожа
Вспоминает стихотворение Лермонтова.
***
Вот основные задачи шанса,
И (парадоксально так) фотографий -
Не подражать, но соглашаться,
Не соглашаться, но поддакивать.
***
Ветер как сплетни ветви коверкает,
Сон отрицает родство со смертью,
Как апельсин - с морковью,
Этот этаж, как одежда верхний,
Плюс езда верховая, и суд верховный.
Повесть "На дне" хвастается, как старый сундук Марианской впадине,
Как градусник - что обладает даром пророчества,
Да и взгляд в зеркало будет украденным
У со стороны невиданной непорочности.
***
Здесь перепутали снег с хрусталем, как храп - со снега хрустом,
Здесь от лучей русыми стали русла,
И искусность сестра то ли иска, то ли искусства.
Здесь туман - близорукости символ,
Ку-клукс-клан выращивает апельсины,
Шахматисты в желтой одежде водят такси.
Математик рассуждает у дерева о корнях,
Ногти и мебель роднит здесь лак,
Ювелир жадно смотрит на купола.
***
Не под Солнцем, так хоть под луною место,
Здесь "пескарь" звучит будто "песо",
"Песок", "писк", (но это неинтересно,
Как передача "Последние бестии".
Здесь деревьев кора - как вертикальные тропы
Во избежание катастрофы.
Здесь все частично (так стих разбивают на строфы),
Здесь лед есть воды неточная копия,
Здесь вечер - на предыдущую ночь пародия,
Тем более, если дело к зиме,
Анфас здесь есть сумма профилей.
***
Этот пейзаж изображает цвета долларов лес,
В котором снег, как в улыбке растаял,
Это тайна с замком, и ключ есть,
Но замок заедает.
Мне снится чернь, что уходит во тьму,
Кухня, что имеет черты отдельные фабрики на дому,
И рисунки мороза, без подписи в левом квадрате,
Что зебра подражает старой фотографии,
Но на цветной и черно-белой выглядит одинаково.
Мне снится геометрия мягких углов,
Шпион, дающий в залог пароль,
Что от свечей в храме будет пожар,
И острие купола вместо ножа.
***
В одном из центров древней Эллады,
Там, где редко бывали парады,
Но на троне всегда восседал тиран,
Где лабиринт - судьбо-загадка,
Дань геометрии в жанре шарады,
Тесей был почти эмигрант.
Но лучше гимн местности петь при фонарях,
При Солнце нескромном стараться зря.
***
Мир цифр испорчен миром корней,
И завтрак - как эскизы натюрморта,
Плюс "до" дождей, затем и волнение
Перепутало позднее время года.
И вечер, из-за отсутствия холодного ветра-
Как наизнанку вывернутая синтетика.
И профиль монеты ищет для полного счастья ребро,
Сентябрь, и дождь идет в косую линейку,
На все законы Архимеда вряд ли хватит корон,
На все прямые не хватит должности "вектор".
Так любой нестандартный путь
Подвластен схеме "обминуть - обмануть".
Что здесь одно и тоже, наверное,
На пути таком - речь в роли вектора.
***
Монархия есть зубоскальство
(отражение чего - в короне),
Любой смотрящий по сторонам -
(посторонний)
Заметивший, что тень глазам не оставляет шанса, кроме как
Отличить анфас от профиля,
Заметит, что монархия бестактна
По отношению ко времени,
Что икона пренебрегает чужими мнениями.
Что "moon" скоро будет как муниципальность,
Что родственники занавес и ставни.
***
Углы комнаты не бывают укромными,
Ты - как кино, ибо застряла в пробке,
Остается ни много ни мало -
Смотреть на Солнце взглядом Икара.
Глядеть на листву, что здесь оптом,
Искать аорту в сердце города,
Разглядывать Олимпийско-трамвайные кольца,
Наблюдать, как тени порятся,
Глотать дождя и сырых слухов порции.
Впрочем, осадки, как бы на два умножают дорогу,
Как искусство риторики удлиняет проповедь,
Мелкий шрифт осуждает идею пролога.
***
Здесь холсты заменяют флаги,
И "a monk" здесь "a monkey",
Если верить староэкранности газет,
Земной шар опутала градусов сеть,
Вид на море есть вид на упавшее (падшее) небо,
И зима приобретает свойства корректора,
Память негативна с точки зрения фотоаппарата,
И икона в профиль - будто игральная карта.
***
Гусеницы ищут себе подобных в колесах танка,
Во время войны все неустойчиво, что палаты, что латы,
Все, что пишет в данный момент ангел,
К выраженьям сводится крылатым;
А не только к Икару с Дедалом, что ищут третьего на роль Духа,
В крайнем случае - чтобы выпить...
Германовская пиковая старуха
Ловит бубновым неводом золотую рыбку.
По берегу ходит Гвидон, или некто из рыбнадзора,
Зам которого - из пены вышедшая Афродита,
Молчание золотой рыбки - золото,
Что дороже молчания обычной рыбы.
Рядом белеет парус; в аквалангах богатыри,
Гвидон делает лук. Он в анфас - Робин Гуд, а в профиль - Дубровский,
Рядом - стадо гусей-пожарников, что спасли Рим,
Пока спали другие. Помнят этих двоих подростками,
Однако, уже с оружием, где-то в избе три сестры,
То ли из сказки Пушкина, то ли из пьесы Чехова,
В общем, наметанным глазом посмотришь - Крым,
При взгляде невооруженном напоминает Чехию.
Изоб нету, везде - палаты,
Температура воздуха - 24 карата,
Не поймешь - где горизонт, где экватор,
Этот вид - грезы фотоаппарата.
Вид - это то, что может оставить вам время
Взамен своего отсутствия. Анна Каренина
То ль у кого-то на шее, то ли работает машинисткой
Печатая поездов расписание. По-английски
Здесь все исчезает, чаще всего - на Солнце игравшие тени,
Будто последователи Орфея.
***
По стране - конфискация снега,
Рыцарь печального образа - в металлолом доспехи,
Даже любовь страна разделит на статьи и аспекты.
Даже дневниковые записи обзаведутся цензурой, как слухами,
На желтый Китай, как добавка, свет падает лунный,
Здесь же есть монолог ветра, диалоги листвы
И петель старых ругань.
Есть столбцы газет и столбы телеграфа,
Война - урожай, где плоды - гранаты.
***
Вот две работы связанные с водой:
Уборщица и капитан корабля.
До чего же забавно капитану корабля
Видеть на нем уборщицу.
***
Вот муза, резвая болтунья,
Которую ты столь любил.
А.С.Пушкин
Глагол к глаголу, как лицо к лицу,
Знак препинания, как деньзнак к деньзнаку,
А судьи кто здесь? - Если это суд,
Но это больше повод - скажем, драка.
О, выжигатель по сердцам,
Ты с музой не ходи в разведку,
Но ведь и ты, давно когда-то, сам
Предпочитал прозрачной клетке ветку.
***
Нечто ушедшее вам оставит кнут или знамя,
Людей с мировыми, но, жаль, банальными именами,
Но смерть не оставит и этого, разве что только память,
В идеале - видеокамер.
Сумма уже не изменится, можно меняться местами,
Любоваться пробелами или мостами,
Считать самолет местом обитания современной стаи,
И пространство считать версией времени старой.
От топоров остаются лишь бритвы, будто от Солнца - фонарь,
На экране - река, роднит их канал,
Наказанию запрещено идти дальше нар,
Делят общий эпиграф милиция и февраль.
***
Садовник-Ньютон, яблоко с веток метро,
В доме что-то горит, но в доме темно,
Слышится песня о родине (текст - в загранпаспортах),
Часы без прогрессии шепчут "Тик-Так".
Если некуда больше деваться,
Оставь на снегу отпечатки пальцев.
***
-Мне снова виделось во сне…
-Что?
-То, что от других сокрыто,-
Что если в слове "брег" "ре" (как ноту) заменить на "в",
То это был бы нам осколок алфавита.
***
Там, где 15 градусов, и много больше людей,
Там, где взгляд вместо листьев цепляется за кафе,
Там, где Эрот не знает, что есть еще и Морфей,
Кот гуляет спокойно, за отсутствием цепей,
Там, где поровну пряников и плетей,
Получает вид на жительство Орфей.
Там, где листья портят вид,
Там, где вода от взгляда сокрыта,
Где взгляд хоронит и хранит,
Получает вид на жительство Аид.
***
Влюбленный в тебя Амур говорит мне, что если тыне придешь,
То случится комнатная революция -
Так волны над барашками смеются.
***
…И корни деревьев в земле тебе не преграда,
И замки, что на одежде, дверях.
Кладбище - театр, где зрители не покинут места,
Любая вера есть, как бы, верста,
Время боится числа больше ста,
Тем более - в паспортах.
Речь боится на устах оставлять приметы устава.
***
Нынче я ненавижу Союз и союзы
Рифмую слово "венец" с фамилией музы,
Мне далеко до пропасти, будто шару до лузы,
Ребенку - до превращения в обузу.
Циркач выбегает в дешевом картузе,
Солома приобретает оттенок кукурузы,
Узелок превращается в узы,
Насекомые обитают в арбузе.
И, вообще, я, поэт, засунув руки в карманы интуитивно черные,
Молюсь. Но в карманах руки (зачеркиваем),
Любовь возникает, как для отчета.
Но если все же поймешь, что это от быта отлично,
Любовь научится форме привычки.
***
ТЕРНОМЕТР
"М" переходит в "Н" по пути алфавита,
На тернометре строки, в два раза реже - рифмы,
Еще реже - отдельные строфы,
Чтоб избежать путаницы-катастрофы.
***
Этот сюжет для прозы занимателен,
Для любовных трех-четырех-угольников:
Будто числа на общий знаменатель
Мы сократимся на общих любовников.
***
Одна из перспектив пешки, еще неотесанная,
Предпочитала местности таких же досок,
Местность оригинала - лучше всего - трех сосен.
Предмет волнует перспектива места, в этом
Есть главное отличие предмета
От времени, от времени и смерти эстафеты.
***
В этом доме цитируют Цезаря и Александра Блока,
Листва за окном опадает, как на поклон актриса,
Ни слова о любви, лишь взгляд, и тот на локон,
Здесь может обойтись без риска.
Быть узнанным (быть узником) в толпе,
(Что все ж приятней плена фотоснимка),
Композитором к строчкам Данте должен был быть Орфей…
С точки зрения кулинара облака есть плохие сливки.
***
Родная речь с алфавита начнется, примерно такого:
Азазелло
Берлиоз
Воланд.
Дальше стоит вопрос:
Г
Д
Е
Затем
Е
Ж
Дальше все хаотично, и, вследствие этого - односложно.
***
Палачи надевают халаты белые
Для белизны посыпая их мелом,
Песни спеты, плоды спелы,
Зал суда - будто ожидания зал.
(Дерзали, дерзали, не удержали).
Решетка тетрадная, и камеры, что неподвластны сердцу,
Это, как минимум, - следствия следствия.
Плоды спелые, взгляды - слепы,
Часто - понятые, но чаще всего - понятые.
Что еще так похоже на пыль,
Как общие черты толпы?
Стук, как к пути примечание,
Пора начальства, пора начальная.
Пара-Парад-Парадокс,
Погоня-Погоны-Погосты.
***
Чем дальше от крова, тем чужая рубаха ближе к телу,
Повернись ко мне, любитель пейзажей, терем
Решетками - любителями тюрем.
И облака глядят, как с того света рубахи,
И каждая плашка желает быть плахой.
И снег - будто дальний родственник тюля.
***
BAGATELLE
-Это замок из песка
Иль победа ЦСК?
-Это чьи лежат останки?
-Где находится Останкино?
-Прилетает Алладин,
Хоть и с джинном, но один.
-Перестань все в дом таскать!
-Это гости, это скатерть.
-Где здесь пункт валют обмена?
-Это Родине измена.
-Как сказал однажды лектор:
"Это стрелка, а то - вектор".
-То - любовь, а то - интрижка,
-Это буквы, а то - книжка,
-То окно, а то икона,
-То - шпион, то - посторонний.
-То Амур, то кардиолог.
-То - Кощей, а то - некролог.
***
В анфас - Василий Иванович, в профиль - Иван Васильевич,
Нечто среднее между косарем и кассиром,
Считал, что Амур - нечто червонной матчи,
А любовь - подмастерье инфаркта и вид схоластики.
Речь отправляет в угол, как ребенка и пыль.
У речи свойство есть обратное копирки,
И есть прямая функция копирки,
Лес речи превратив в опилки,
Телеграмма глядит сокращения эпиграфом.
***
Ты неконкретна. Эпиграф твой - перемены.
Вся ты - помесь Ариадны с Офелией.
Соло пробела с арией пропеллера.
Ты - помесь словаря с географической картой,
Помесь мяты с инфарктом,
Помесь астры с Астартой.
Ты - сумма клеток в тетрадном теле,
Нечто среднее между тюрьмой и теремом,
Или, в крайнем случае, теми,
Кто по разные стороны берегов, языка, войска,
Но основное смерти свойство -
Беспрерывное производство.
Поэтому ты, в данном случае, - сумма,
В просторечии - зуммер, в идеале - монетный зуммер,
Не зависишь от перестановки слагаемых - сумерек.
***
Гор горница. Горчица горного воздуха,
Где время зависит от пространства свойств,
Что типично для метрополитена.
Сменим тему.
Будто одежду… формы,
Шило на мыло-,
На перрон - платформу.
Не изменится сумма, будь то Адам и Ева,
Ножик справа и вилка слева,
Берега, или Старый и Новый Завет,
Преступление и наказание, брутто и нетто.
***
Математик подарит вам вечность, перевернув восьмерку,
И попытка слезы подражать осколку
Успехом не увенчается, поскольку
Перспектива идет по пути торному,
Много реже - проторенному,
По торному - просторному.
Колеса возводят ПR в квадрат,
Одежда подражает двери парадной,
Лед имеет реже цвет, чаще - свойства шоколада.
Рыбак с проводником между стихий,
Дней суровых проза, циферблата стихи,
Душа уходит в пятки у всех, не считая Ахилла.
***
Горизонт изучает учебник по геометрии кровель,
Вертикаль отрывного календаря ничего не дает отложить на завтра.
И цыганка вглядываясь в три дороги
Вспоминает о способе заработка.
О том, чего стоит,
Край этот, вообще, смотрит на тавтологию стрелок секундных по-новому.
И пара не полевых цветов
С точки зрения события не отличается от пары погон.
От полевой почты, как почты все тех же погон,
Так первый снег есть, как бы, пощада бумаге,
Так мудрец, получивший в руки корону,
Ее использовал науке во благо.
(Все, что научно, что не народно - нарочно),
Этот край делает содержание формы ровесником,
Так пилот в ожидании облака прочерка
Часто путает фон с отсутствием текста.
***
Минус на минус - не плюс, но крест,
С west несутся плохие вести,
Развитие идет не по спирали здесь -
По двум известным принципам лестницы.
Если даже в воздухе не останется мест,
Помышляй о местных масштабах мести.
Воробей, купаясь в грязи себе оставляет шанс
Выйти сухим из воды.
Т.е. натюрморты, которые видишь сейчас
В основном составляют из сада плоды.
Ветер разносит почту пыли сейчас
Быстрее, чем почтальон - письма,
Здесь нечего даже ловить шансы,
Здесь нет даже шанса самоубийства.
***
Рыба попала в седые сети,
Молчат о желаниях, все, что ей светит -
Форма света того, отличная от рая,
С точки зрения кулинара - пригоранием.
Толпой дымной; вообще, любая толпа,
Лишина особых примет, как безграмотный - почерка,
Вот потому-то седой декабрь
Всегда последний в безлюдной очереди.
***
ОСЕННЯЯ РАПСОДИЯ
Дорога есть прямое следствие геометрии,
Ты болеешь ветрянкой, хотя за окном - безветрие.
Когда в пыли -
Полы и полынь,
И асфальт -
Будто сталь.
И не цыплят здесь считают осенью,
А куриц с перьевой проседью.
И вообще, футболист
Предпочитает осенний "сухой лист".
Да и другой спортсмен, вообще, Робин Гуд,
Ходит по огороду, и ищет лук.
Арба превращается в арбалет,
И мчит к цели, которой нет.
Пастух дует в рог изобилия,
И мебель завидует автомобилям.
Закат краснеет смородиной,
А на другой сорт - ночь - пародия.
Вид на пенное пиво здесь есть вид на море,
Воин здесь тот, кто умрет на просторе,
А не в своей постели,
Когда за окном метели.
Метель метелит чужие следы…
Зерна пшеницы завидуют дыне.
Путник заходит в кафе,
Чтобы купить шалфей.
Здесь лучше смотреть на икону, как на знакомый портрет,
А не портрет знакомой, иных вариантов нет.
Как везде здесь любые ступени
Есть завершенное предисловие к двери.
Так следы - послесловие шага,
Виновник укола - шприц или шпага.
Здесь есть войска - их основная ценность -
Хаотичность, бесцельность.
Здесь названье страны есть новаторство флага,
Причем, флаг сделан из газетной бумаги.
Здесь хаотичны даже бумеранги.
Здесь как братья-близнецы берега,
Не только любовь, но и ревность - товар.
Здесь икона - как автопортрет,
Автопилот слушает ритм помех.
Здесь мох - будто мех.
Здесь отпечатки пальцев -
Тема, которой нельзя касаться.
Лучше врываться в здания, чем в частную жизнь,
Здесь звон колоколов - будто монет фальшивых.
Там, где осень - научный термин,
Мода всегда неприятности терпит.
***
Вина нуждается в доказательствах теперь,
Как праздник - в наличии подарков,
И судья пришлет вам приговор в конверте,
Наклеив сверху красивые марки.
Потому, что начав с мишени, закончим яблочным пирогом,
Схему горы сравним с одиннадцатой буквой алфавита;
Чтобы смешавшись с двухмерностью стрелок, кров
Стал сложною формою нашего быта.
***
Смерть превратит человека в плохого посредника,
Дверь оттолкнет, будто слухи и сплетни,
Слепит геометрическое среднее.
Даст в сумме тел пробоину, реже - пробел,
Меру вещей уберет мера мер,
В сонме крестов, реже - вер.
***
Кругом были войны, но то, где мы жили считалось за уголок мира,
Где грация переходила в градацию,
И животные, покидая пределы квартиры
Ощущали себя почти в эмиграции.
Еще были запасы на зиму: преступления, следы их,
Бумага белая, перья седые,
И то, что рельсам дарило трение,
То создавало состав преступления.
***
Взгляд оставляет эту местность как Эней (плохой пожарник)
В жанр превратив руины. И город выглядел остатками копилки,
Некому отдать жалование, и некому жаловаться,
Сожженный город схож с копиркой.
Тьма висит списком правил, как однажды заметил кто-то:
Брак - знаменатель любви, где числитель есть ревность,
Там в числители порча, что перешла в форму порта,
В знаменателе - ветвь оливковая, чей эпиграф - первенство.
***
Время есть пара стрелок, что равнодушны к поезду.
Что это? Рано смеркается? Дно? Или уже так поздно?
И вообще, все, что взору противно -
Реже цель, чаще перспектива.
Гребень волн равнодушен к прическе плывущего,
Взгляд на Солнца лучи есть вера в лучшее,
В то, что смерть станет ни фоном, но рамою.
И лепестки пепла останутся, чтоб загадать желание.
***
…И прошлогодний снег справляет праздник местности,
Крест увеличивается до размеров окрестности;
В моде пыль, пыл, и серые мысли.
Стрела царевича из чувства собственного вектора
Вторит Мендельсону. Гектора
Не отличить от Гека, третейского судью - от Париса.
Пространство празднует праздник пробела. Время
Движется на костылях-стрелках, превращаясь в бремя.
Цель округляет себя до круга,
Реже возводит себя в мишень, еще реже - в круги на воде,
Пространство линейно, как некое ВГД,
И конус обретает свойства рупора.
***
MEMENTO VIVERE
Четырехмерная бабочка - памятка о временах года,
Ворона на пьедестале дерева - памятник лести,
Воевавший, но нанесенный на бубновую карту город.
Да и что есть любовь, как не нехватка места?
Стрела, будто локомотив (это не снилось трем сыновьям),
И рельсы выступают в роли лука,
Все что в одном экземпляре - это жанр соловья,
И Орфей арфу сменяет на рупор.
Шторм - как памятник воле и валунам,
Пространство, несуразно перечеркнутое дверью,
Все это сообщает, как букве "С" - луна,
"Memento vivere", "Memento vivere".
***
…Пространство глядит многомерной щелью,
Человек - мера личных вещей.
Вещей на себе, вещей вообще.
Перекресток или вера дадут вам крест,
Чтоб заснуть пастух считает овец.
Небо - "пилотного" выпуска версия.
***
Речь скрывается под паранджею письма,
(Нечто вроде "партия - обилие парт"),
Или "Любит? Не любит?" на ромашковом чае,
Или - переходящие в чарки чары.
Этажерка, как подкидыш в семейство этажей.
Точка для речи - как знак умножения,
Где многоточие выглядит как халатность,
Или шпион, что второю зарплатою хвастается.
***
В этой местности воздух сух, как закон,
Речь превращается в действие при помощи речи (тире - в тир),
Знаменателем веры служит икона.
Нежелание собственной смерти есть первый признак консервативности,
Голубь приносит весть о наличии мира,
Аист приносит ее образец,
Много лучше чем ветвь, верней - долговечней.
Аорты (вот кратчайший путь к сердцу!)
Под дорог знаменем (знаменателем) ведут к сердцу города, реже - вечера.
Ангелы слетаются к раю (что в шалаше),
Время боготворит пространство, но чаще - стрелки,
Точно так, как свет боготворит, например, торшер.
И пустыня - будто рек устаревший рек-вием.
***
Три мудреца в подобии лодки
Рассуждают о поговорке, которая - лесть солонке,
Знак "больше" всегда цепляется к стрелкам.
Полотенце скрывает нимб, это
Делит веру на "брутто" и "нетто",
Превращая ее в бытия подмастерье.
***
В круговерти мелькает профиль Коперника,
Часы идет по принципу хороводному;
В моде одежда легкая, и листва здесь первое,
Ибо что есть листья, как не верхняя одежда природы?
Все, что здесь претендует на роль циферблата,
Вернется на круги своя, ибо злата
Не отличить от зла. Обилие станций -
От призрака с вечной пропиской, чей принцип - пространство.
***
Шкаф-кентавр, шкаф-лошадь масти пегой,
Горизонт, лишенный скорее вектора,
Чем чувства линейности, эти две вещи - первое,
Что не использует взгляд вхолостую.
Двенадцать месяцев, присяжных, стульев,
Нечто роднящее тетрадку, лестницу, струны.
***
Пар валит из-под царских конюшен,
Погружается Мойка во тьму.
А. Ахматова.
Пар валит из-под царских конюшен,-
Короче говоря, покой нарушен,
И все что было в нем - мойва, что в Мойке,
Дарится виду как неустойка.
Тьма остается тьмой. В паре пар
С конюшнями, от коих мало толку.
И небо выглядит, как звездный каталог,
В худшем случае - остатки погон.
***
Помощь приходит из золотых рук (в просторечии - первых,
Из волос получается лесенка (в простолюдии - стремянка),
Кругами, или как сказочный кот ходящий Коперник,
Как примечание к вопросу Гамлета.
Дальше - некуда, разве что, король Арф,
Пустота нуля, еще страшнее - восьмерки,
Еще - переходящей в гитару,
Велосипед, бесконечность, как вечности неустойку.
***
Кошки бродят ради двойной приметы с пустыми ведрами,
Река разделена берегов дробью,
Предметы ищут себе подобных при помощи зеркала,
Все сокращено в четыре раза - новости и газеты.
Реже - времена года, ибо в них больше пользы,
Чем в календарном производстве.
Красоту и смерть ничем не испортишь -
Бытия свечи горят в быта торте.
И того, кто останется один, здесь погубит Каин,
И реки идут, спустив рукава,
В худшем случае - слегка соприкоснувшись рукавами.
***
ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ ПУТЕШЕСТВЕННИКА
…И автобус - пустыня, ибо почти безлюдно,
Жарко и желтого цвета, впрочем, здесь так всюду,
Безлюдность - не бесчеловечность. Блюдо
Есть загадка для официанта с точки зрения пустой посуды.
***
Горизонт, как долгий рассказ растянут,
Радуга думает, что она - палитра,
Погода заботится о крестьянах,
Толстой пишет роман "А Элита?".
Этим отдав дань центру, как памятники,
Открыв отмычкой семейные тайны,
Вор не видит в них никакого прока,
Разве что к детям явиться в роли пророка.
***
Понятие сдачи в древние времена было абстрактным,
Революция лишила язык твердого знака,
Негативы дешевле взгляда, с точки зрения объективного объектива фотоаппарата.
Роза ветров, роза кровей.
Отрывиста речь отрывных календарей,
Округленное количество кругов, в частности - арен.
Олег не знал, как будет выглядеть символ аптеки,
Куст, это, собственно, узел веток,
Завязанный, чтоб не забыть о человеке.
***
Попугай-ариец, акын, поет песню о клетке,
Т.е. сумме, многообразии крестов,
Первый снег и земля, как салфетка
Для ног. Снова и снова
Мерещится официант,
Смесь сна и сонат,
И неизбежность посадок,
Что опять ввели в моду
Самолеты и огороды.
***
Чувствуешь себя своей же фамилией на конверте,
Т.е. пылью, рубль стерегущей копеечкой,
И как будто "Есть ли жизнь после смерти?",
"Есть ли жизнь после этой девушки?".
***
…И шпиона вычислят по наличию в кармане денег родной страны,
По тому, что ему снятся черно-белые сны,
По отличию сутаны от сатаны.
Ему снится, что возле школы "пятерка",
Что урожай дополнит прекрасно обилие терок,
…И учитель приобретает сходство с маркером.
***
У тебя, у кого огород - глава семьи N1,
Не спросишь: "Правда ли
Что в Сардинии также много сардин,
Как в Англии - ангелов".
Замки из песка накопятся на город,
Шагам легко накопится в следы,
В те самые следы, которые,
"Вы" легко превращают в "ты".
***
ДЛЯ ШКОЛЬНОГО УЧЕБНИКА
Вот пятна зеленки-леса.
Вот зеленые сосны-лезвия.
Пастух читает "Муму",
Глядя в книгу как во тьму.
Вот озера цвета небес,
Вот облака, они еще белесы.
Вот монах, играющий в карты,
Любимая масть - крести (так-то!).
Вот пророки-лепестки,
Единоличники-пески.
Вот "на огонек" пожарник,
Дом был карточным, а жалко…
Вот вам перья облаков-
Как облиты молоком.
Вот монарх идет в монахи,
Модник хочет быть неряхой.
Вот березы, будто зебры,
В зоопарке - Львиный Зев.
***
Ломать - не строить, портреты - не рамы.
Трехдюймовочка ищет ласточку.
Пара параметры.
Грифель тянется к ластику.
На дверях засовы, как знак "минус",
Пыль - как звуковолна, по воздуху, ветру.
"Свинство" - говорит пастух, и мечет бисер, как лев в клетке.
***
ЦЕЙТНОТ
Мы идем налево, забывая о правах,
Наши крылья выглядывают из-под рукава.
Наши пешки хотят в жертвы,
Ощущение мишени
Дороже поражения.
Наш чемодан терпит сложение.
На дороге зебра пешеходно-дикая,
Индия окажется цвета Индиго.
Лучше уж к черту на куличи,
Икона - то, что с оригиналом не сличить,
Или не отличить.
Мысли о гробе
Приходят в утробе.
Институт обожает геометрию в ромбе.
Подражать ему будет в форме.
Что на обороте, то наоборот,
Будь ты невольный плод или вольный плот.
Сеттер ничего не смыслит в сетах,
Рыбак погряз в электронных сетях.
Пешки
Опешенные
Как пешие.
Латынь - в латунь,
Июнь - в июль.
Все что устно, то уснуло,
Семецветиковы струны.
Это гадкое гадание -
Мое домашние задание.
И Писание - в расписание,
Так охотник ждет фазана.
Это фаза - то фазан,
Это база - то базар.
То коробка, то коровка,
От порядка мало толку.
***
В этой стране, где важны только куш и кушетка,
Пару строк поэтических на купюре с портретом подонка,
Где даже нищий носит бумажник зачем-то,
И временами, будто плохой певец, в такт ритму фальшивит пленка.
Время подсчета редко учившего курицу, желтого, будто Китай, цыпленка.
Куш и кушетка гербом вместо серпа и молота,
Что до флага, то тон однородный – признак лояльности,
(Как говорится, что полностью зелено – молодо),
Куш и кушетка вместо кнута и пряника,
Так в Олимпийском огне факел заменит паяльник.
И большая толпа в перспективе есть полк,
Без оружия и таланта повиноваться,
Точно так потолок есть пародия взгляда на пол,
Так любимая песня бойца – оживление рации,
А не, скажем, строчки Горация.
Даже о новом времени года здесь узнаешь из газет,
Увидишь в клетке признаки геометричности ( и герметичности) мира,
Так там и не быв, а только снаружи глазея,
И ощущаешь всю прелесть квартиры,
Поймешь, диагональ здесь – слоны и перила.
И даже не нужно здесь краеведа,
Так одно из условий рабства – победа,
И все же, в объятиях пледа
Не рискнешь рассуждать об условиях аренды,
Об окончательной форме отрицательного ответа.
***
Хруст ветхих поленьев не отличить от хруста костей
Уже. Уже заметно, что в квартире количество стен
Равно временам года,
Путаешь скорую помощь с мартом
Из-за номера «3» и ощущаешь, что без географической карты
Неполною будет колода.
В общем, путаешь эхо с иным отголоском,
Знак минуса с более взрослой полоской,
Ловишь себя на мелочи карманных размеров,
Но замкнутый круг хуже замкнутого пространства,
Что делится на комнаты или станции,
Смешав вертикаль с горизонталью математик учится вере.
***
Крестоносцы несут на спине свой крест,
Говорят, что на наши грехи не хватит воска,
И зритель от нечего делать перемножает количество будущих действий с количеством мест,
Время смотрит на человека, будто читатель на сноску.
Или на предисловие. Так икона
Мало чем отличается от закона.
Там порча, а там порча имущества,
(Деревья не знают мебель ли, основа ль иконы из них получится?),
Но ловишь себя на мысли, что чтить надо и то и то,
Т.е. уголовный кодекс, иконы,
Вождь, понимая что он камертон,
Не увлекается алгеброй звезд погонных,
Не приобретает отдаленную схожесть, хотя б с астрономом.
***
Компас – как крест, да и воздух распят,
На отдыхе отличаешь пчелу от трутня,
Даже витязю, говорят,
На доделенном перепутье было бы трудно.
Но говорят, что «моно» монастырей,
Скоро заменит «стерео» веры,
Как совершенная форма креста. Фею
Не отличить от пчелы будет. Первые
Ряды будет пугать вид сцены,
Так как актеры – те, кто сидел в последних.
***
РАЗМЫШЛЯНИЯ О КРУПНЫХ МЕЛОЧАХ
1
В «Мире животных» поет птица Феникс,
Затем вызывают пожарных,
И министры прячут в портфеле
Завтрак.
Солдаты готовят картофель в мундирах,
«Пли» переходит в вопли,
Ты отмечена на карте мира
Перемирием пробным…
В Гидрометцентре – Лернейские гидры,
О тумане и паре туманно сообщат паразиты,
Коммунизм – благо корриды,
Эритроцитов,
Сейчас в закате виден,
Закат, вообще, есть месть корриде.
Так, например, любуясь морем
Не вспоминаете о соли.
Пусть даже кулинар. Торговец в бакалее,
Нет ничего в этом странного,
Странно другое, всего скорее,
Не вспоминая соль, не помните о ранах?
И смотря на звезды, как на остатки звездно-небесной платы,
Оказавшись на небесно-потолочной вертикале,
Вы вспоминаете речи депутатов:
«Законы физики пока не отменяли».
Письмо в бутылке пишется обычно на
Этикетке (получается записка),
И о достоинствах вина,
Иль обращение к Богу Дионису.
Повторение – оно не как в пословице,
А принцип кинотехники,
И волны, не желая с ветром ссорится,
Колыхаются с повтором, но в такт ветру.
Т.е есть признаки пляски под дудку, заказа,
Тирады вольного тирана,
Волны и ведут себя по разному –
Кто разбивается, а кто – в барана.
И революция – в овечьей шкуре барабана,
Барьер, как продолжение бара,
Все чаще профили с экрана,
И ветер трусит ветерана.
Стадо выберет пастуха,
Решит задачи с буквой «ха»,
Зима оденется в снегов меха,
Порох, как пыль порха….
И природа научит их:
«Лук – огородный лик»,
Жизнь возникла без УК
На свете цвета молока.
2
Славься, порча дороги следами,
Дополняйте Мертвое море слезами,
Я не мечтаю о Сезаме.
Я как буква стал меж полос,
Ты подай, отдай свой голос,
Перерыв, и тот на голод.
Мертвое море, лебединое озеро (лебеда),
Худеет кошелек, и отрывной календарь,
Графиня, изменившись, бежит от пруда.
Скоро всех сметет торна…
Нам за храбрость ордена,
Родина тебе верна.
Измените длины меру,
Это трек, но трек о Тереке,
Поделили хлеб, Америку.
То, что сохраняется «на память»,
Давит на мозги за нами
Придут только нас поздравить.
Молодежь, что в скверах – скверна,
Но верна, и то наверно…
Пьеса «Высшая мера за высшую меру».
Премьер заходит на премьеру
Пьесы «Серна цвета серы».
Как пропел один акын:
Каин, Лед, Ледокаин.
***
Город выглядел собранием парикмахерских и бюро похоронных процессий,
Тепло было только по Цельсию.
Шик и блеск перемножаясь в результате давали купол.
Мысли в округе рознятся от помыслов в центре,
Планы строятся с прихотью храма иль церкви,
Прогресс продвигается по принципу кукол.
Только шерсть чтит закон Ариадны, но в ней,
Больше паршивой овцы, чем в отаре дней,
Смеси преступления с автопортретом.
Тот, кто первый включил двум темным людям свет,
Вероятней всего, находится сверху,
Или глядит на них, как знак на примету.
***
На одну вторую – пес, на другую – шариковая ручка,
Либо интернетная мелочь,
На одну треть – журавль, на две другие – ключ,
Помесь теплых краев с крайними мерами.
Не лучше ли несовершенная колыбель ветра,
Тем более несовершенная в роли вектора,
Страдания молодого Вертера
На старом вертеле.
***
Вид – смесь трех девиц под окном с программой «А ну-ка, девушки»,
Морских волн с каракулями отдающими готикой,
Портят вопросы квартирный и денежный,
Зима, как все в огромных дозах, делает жизнь короткой.
Через черту дроби Адам и Ева,
Яблоко то же что при Елене.
***
Переговоры, иль разговоры о мире? Война за власть церкви?
Все это в памяти – будто еда, завернутая в газету с рецептами.
Сумма редко дает пробел, но часто – пространство.
И дорога не скатертью – фотопленкой – перечнем видов на станциях.
***
Эмигрант-лепесток,
Через Запад на Восток,
Ты сам пустил себя по ветру,
Если точнее – поверху.
Письмом без обратного адреса и конверта,
В безвекторной круговерте.
Без тела, души, вектора, Родины,
Твой полет – на эмиграцию пародия.
***
Прилетала фея
(Было не до даты)
(Музыка Орфея,
Слова Данте).
До нее что пел я -
Как по небу палкой,
(Музыка Орфея,
Слова Данте).
***
Говоришь, двум смертям не бывать?
А как же дуэль, смерть клиническая, просто две пары следов в одну сторону?
Так пространство есть вариант
Того, что мешает плохому танцору.
Закрой на ночь окна, газеты, в них сохранился почти что вчерашний вздор,
Читай Ветхий Завет на новой финской бумаге,
Вспомни про астронома, что любуется то ли наградой, толи звездой,
Про пионеров и воинов, чье будущее – лагерь.
О свадьбах, где были свидетели и о судах,
На которых бывали пары,
О том, что лица забыть трудней, чем очертания государства,
Вспоминай о судах, но чаще – о палубах.
Ибо местность легче запомнить чем вид,
Натюрморт запоминается легче завтрака,
Вспомни учебники – линии фронта и алфавита,
Нечто среднее между Фениксом, Жанной Дарк и Кассандрой.
Время расставит все по жестким, плацкартным местам,
Обстоятельства, виды, лица, препинания дорожные знаки,
Ибо вид существует, пока в нем перспектива холста,
Пока линия горизонта есть памятник знаменателю.