Нила-Мила – прародительница мира
Стой!
Наклони голову.
Так,
Вот уже упала первая шляпа.
А так высоко,
Там где почти не видно
Нила-Мила кувыркнулась с неба.
Беспричинно долго,
Совсем не в такт
С падением шляпы.
И пока она так летела
Старость начала пристраиваться к миру,
Заполняя все щели,
Прилипая к стенам,
Обдавая инеем лица
- желтые листья в грязи,
затоптанные трясущейся палкой.
Старость меж смертью и жизнью
Расплывалась компрометируя сумерки,
В которые так приятно лететь…
Звездочеты в поисках новых планет
Увидели падающую женщину,
Но ничего не поняли.
Тогда как ученицы в трепете
Лунный свет полотнищем
Из священных ракушек
Натянули в комнатах.
Над церквями, шпилями…
Нилу-Милу ждали все
Позабыв про страшное,
Не заметив старости
Подлого вторжения.
Очень трудно осязать
С прошлым и грядущее,
И к тому же уследить
Плавные скольжения.
Ничего тут странного
Не найти
Им велено – вечно дуть на молоко
(по писанью сказано)
раз обжегшись о ничто
коего не видели.
Нила-мила падала с неба
Новые судьбы миров сочиняя,
Правя свадьбы смертных с богами,
Вечных мистерий любви и разлуки.
Вдруг что-то вспомнив
Вскрикнула:
«Боже!
Вечная я –
Только смертны творенья –
Дети мои.
С первого дня
Миры я являю.
Больше не буду,
Простите меня.
Долг этот тяжкий не по плечу.
Черным озером стать я хочу.
Мертвым озером бледной луны.
И в беспросветье безмыслия
Женщина дальше падала.
Чтоб только не выдать небу звезд,
Полю всходов,
Людям детей.
Нила-Мила раздираемая образами.
Как-то стало темнее вокруг,
Тем более что старости
Совсем никто не мешал.
Бестолковый какой-то
Бесконечный ритуал
Исполняли ученицы и послушницы-родительницы
Предчувствуя, но, не понимая беды.
Посвященные лицезрели
Блаженный полет Нилы-Милы.
И кто-то плакал
О старости,
О падении,
О том, что с момента, когда упала первая шляпа
На небе не появилось ни одной звезды.
И о многом,
И о разном,
И о том, что не надо знать,
Хотя очень хочется.
Что в мире появился герой.
И был он красив,
Если не сказать прекрасен.
Осень бросала плоды
В озера с звездных ясель.
Только для него.
К тому же поэт и сумасшедший.
Вот и полез на небо не спросясь дороги.
И дополз – дуракам везет.
Дополз и спросил:
«А вы Нила верите в искренность снега?
Поверьте и мне.
Нет причины не выпускать в мир красоту,
Лишать его красок».
Но женщина закрыла ладонями уши,
Зажмурила глаза,
Из которых вот-вот готовы были вылиться
Первые капли не рожденных рек.
Из пустоты на собеседников смотрели
Глаза птиц
И поэт испугался, что его могут прервать
И прародительница упадет, не явив миру свет и образы,
Тихо запел.
«О чем это ты»? - спросила Нила,
и в воздух вылетели несколько звезд.
«Кажется о любви, - отвечал поэт.
- всегда о любви поют
все те, кто стремится ввысь…»
женщина нахмурилась,
сгусток пространства отделил ее от поэта.
Темно стеклянной материей.
«Татита смеялась беззвучно,
ей вторило это комнат
и падали листья-хитоны
с несущихся мимо планет…»
Прозвучало в воздухе.
Нила раздвинула преграду
И сразу несколько прозрачных одежд
Пронеслось мимо них.
И прекрасная Татита, явленная в мир воображением
Мелькнула в промежутке мысли.
«Ну, больше ты меня не обманешь, -
сказала Нила, уже не так строго.
И поэт, ободренный таким видением, продолжал:
«Звездное размышление
в лучисто-белом
млечный путь фатою
трогает за плечи.
Только повернешься
Нет его…».
Зачарованно Нила-Мила явила звезды
Прекрасные своей безгрешностью
И млечный путь.
Татита раскидывала их по всему небу
В прекрасном танце.
И поэт был не в силах продолжать
Чернота бесконечности воссиянная
Образом прародительницы
В только что родившихся светилах и богах.
«Жена, одетая в солнце
несет в мир свет.
Я напишу картину
В тысячу солнц.
Вырву ее из глаз и крови своей,
Тысячеззвездное поле подсолнухов,
Желтые и живые,
Новая скрижаль
Завета радости и любви…».
Нила уже не сопротивлялась
Поглощенная воплощением красоты.
И поэт, задыхаясь в солнечной любви
Ловил ртом воздух.
Воспринимая только звезды, он закричал:
«Это не так,
что чем ближе к свету – тем жарче.
Чем ближе к Богу, тем больнее.
Это не так!
Болеет и умирает наша тьма.
Дух рвется к нему.
Проклятые ангелы населяют планету.
Изгнанные, но не забытые».
Так явилась тьма.
А за ней ворвались в новую вселенную
Крылатые твари
Все в язвах, в мерзостях, в ранах,
Но все же летающие.
Не часто – но все же летающие.
«Пусти меня мама по самому краешку неба
пройтись, посмотреть,
как кружатся черные бестии». –
шепнула Татита.
«Я небо не обижу,
меня не заметят.
Кто тенью стоит за луною,
Пусти меня в небо.
Я капельки света в ладонях
На черную бездну в безглазую ночь отнесу».
Поэт испугался того,
Как быстро он сам
Испортил гармонию еще безгрешного мира.
Хотел вспомнить что-нибудь живительно-прекрасное,
Но не мог.
Пустота завладела его сознанием,
В пустоте беспричинно долго падала женщина.
Стой!
Наклони голову.
Так.
Вот уже упала вторая шляпа…
Шепнул кто-то.
Поэт оглянулся и увидел, как поглощает миры
Черная дыра богоборцев.
Нила-Мила была безнадежно далеко
Захваченная водоворотом смерти.
Непосильная печаль охватила человека.
Заползла, завладела
И из этой печали поднялась в небо песня
Слабой надежды.
«Когда ты вспомнишь обо мне
мысль явит мир.
Я буду с тобой, пока ты помнишь.
Есть такая провинция космоса, где я.
И в хаосе найдется мне место.
Слезой скачусь по щеке
Заплачут рассветы.
Сумерки примут…»
«Кого»? –
Нила не могла не услышать такой печали,
Осветила мир горящим сердцем,
Подняла из пучины горя своего поэта
И тот час же со всех сторон послышались голоса.
«В мечтании к тебе
идем во славу дня.
В короне ярких свеч
Мой Бог прими меня…»
Это пели души не родившихся духов.
«Я не могу сердиться на тебя, -
сказала прародительница. –
ведь все что исходит от меня
тот час воплощается в том или ином мире.
И мой гнев мог бы разорвать тебя на куски.
Но я еще помню, что именно ты
Вдохновил меня на создание этой вселенной.
Поэтому я – мать миров
Дарю тебе вечную жизнь в миллионах образов.
Один раз по неопытности ты уже направил меня на верную гибель.
Горе тебе повторить свою ошибку
Погубив самое незначительное и моих созданий.
Лети же домой
И не позднее, чем слетит с головы третья шляпа
Опиши мне прекрасную страну
С сияющими существами,
Которые станут посланцами между миром людей и богов
И может быть…
Звездочеты увидели летящего за облаками поэта,
Но не обратили внимания.
И он скользил прямо по полотнищам лунного света,
Мимо послушниц дующих на молоко,
Мимо на горе забытой в миру старости.
И сладко заснул, обняв случайную звезду
Зазевавшуюся и не успевшую к сроку на небо.